Город костей - Марта Уэллс

Она неохотно села рядом с Хетом. Базар занимал открытое место, где Шестой ярус почти смыкался с основанием Пятого яруса. Правила, за соблюдением которых присматривали торговые инспектора, запрещали торговцам ставить свои прилавки возле самой стены яруса, так что узкая полоска вдоль стены оставалась во владении коз, которые кормились объедками, выбрасываемыми сверху. Там же торчала не слишком изящная конструкция подъемного крана.

Это был неуклюжий треножник, громоздившийся над черным камнем стены Пятого яруса. Он поднимал огромные тюки товаров, предназначенных для Пятого яруса, с помощью сложной системы канатов, укрепленных на самой стене. Эти толстые канаты наматывались на барабан, втрое превышающий рост людей, которые его вращали.

— Каждый, у кого есть настоящее дело, рано или поздно приходит сюда, объяснил Хет.

— Здесь продаются ценные древности?

Он фыркнул с явным презрением.

— Нет, здесь не продают ценных реликвий. Здесь ими занимаются. Было бы глупо обнаруживать свое ремесло на людях.

Илин прикрыла глаза рукой и без всякого удовольствия созерцала все возраставшую толпу, поднимавшуюся столбами пыль и раскаленные солнечные лучи, которые заставляли воздух над тротуарами дрожать и колебаться.

— Сеул все еще не верит тебе, — сказала она, вкладывая в свои слова некоторую долю укоризны.

— Это его проблема. — Хет подумал, а не заставит ли отсутствие доверия у Сеула начать слежку за ним и не глупость ли пытаться вступать в контакт с дилерами черного рынка на глазах у другого Хранителя? Но сегодня все равно никакие жетоны не будут переходить из рук в руки, и нет ничего, что могло бы сказать кому-то, что подошедший к нему человек не просто рыночный завсегдатай. Дельцы черного рынка — настоящие профессионалы: иначе они уже давно погибли бы от рук торговых инспекторов; права на ошибку у них не было. — У меня о Сеуле тоже мнение не так чтобы… Кто-то ведь должен был известить разбойников, что фургон, на котором находилась ты со своей драгоценностью, появится в такое-то время. И эти бандиты приняли лишившегося сознания Сеула за мертвеца, да и потом почему-то не подумали забрать его тело — такие ошибки голодные грабители редко совершают.

— Это не Сеул! Он нас никогда не продаст! — Илин пожатием плеч отвергла даже мысль о предательстве Сеула. — Да и тайны тут никакой нет. Это был Констанс. Вероятно, он жег кости, чтобы узнать, где находится та драгоценность, а потом отдал бандитам боль-палку в обмен на их услуги.

Хет подумал, что Илин напрасно так полагается на гадание; к тому же он точно знал, что Констанс не нанимал разбойников и не давал им боль-палку. Безумный Хранитель Электора был там в ту самую ночь, убивая бандитов задолго до того, как эта идея пришла в голову Хету. А единственная причина для убийства разбойников сводилась вот к чему — отвлечь их от Останца. Но почему же Констанс сам не явился в Останец и не забрал реликвию? «Он мог ждать приезда Риатена с книгой, — подумал Хет. — Если он так всесилен, то вполне мог знать, что Риатен привезет ее туда».

— Но Сеул слишком уж… покровительственно относится ко мне, — говорила между тем Илин. — А я вовсе не ребенок Риатена и не его домашняя собачка. Если б я не была достаточно компетентна, Риатен никогда бы не сделал меня Хранителем и не возлагал бы на меня обязанности и поручения. — Она покачала головой. — А все-таки, кого мы тут ждем?

— Кое-кого, кто кое-что понимает в древностях.

— Мы будем его разыскивать?

— Нет. Если я тут посижу подольше, он меня сам разыщет. — Видя, что она уже готовит следующий вопрос, Хет сдался и объяснил: — Он дилер, работающий на тех, кто не хочет, чтобы их имена стали известны. И к такому человеку просто так не ходят. Его надо подманивать. Если Риатен прав и те древности были украдены и проданы на черном рынке, дилер должен об этом знать.

Черные, или тайные, рынки существовали во всех цивилизованных городах. Они занимались подпольной торговлей многими товарами — от духовых ружей, владеть которыми в Чаризате могли только лица, обладавшие гражданством, «чудо-масла» — пахучей смолы, которая позволяет нюхающему ее видеть самые удивительные сны наяву и длительное употребление которой ведет к полному безумию, до текстиля и духов из городов Илакры в Низком Пекле, у которых нет официальных торговых отношений с городами Приграничья и торговля с которыми поэтому находится под запретом. Но в Чаризате главным предметом операций на черном рынке были редкости.

Ожидание дилера сопровождалось и кое-какими событиями. Хета прекрасно знали в этом районе, и люди приносили ему вещи для оценки, расплачиваясь за работу по обычной рыночной таксе — несколькими кусочками меди. Обычно находки были сделаны ими в кучах мусора и под фундаментами снесенных лачуг в Седьмом или Восьмом ярусах. У других были драгоценности, переходившие из поколения в поколение. За время ожидания Хет определил четыре кусочка необработанного мифенина, обломки керамической плитки с цветочным узором, а какому-то старику сказал, что ею «древняя деревянная табличка писца» изготовлена не больше года назад и что тому следует поскорее с ней расстаться, пока цена на тиковое дерево еще держится, так как не прибыли караваны Низкого сезона. А затем Хет наткнулся на маленькое сокровище.

Женщина была не старше Илин, босая, в кафтане из домотканой материи, которая от долгой носки стала совсем серой, с двумя маленькими детьми, цепляющимися за ее юбку. В руке она держала небольшой блестящий предмет, который Хет взял в руки весьма уважительно. Предмет имел в длину около двух дюймов и был сделан из тяжелого дымчатого стекла.

— Какая-то птица? — спросила Илин, перегибаясь так, чтобы тень Хета не мешала ей смотреть.

Он локтем отстранил ее.

— Нет, это морское животное. Вот эти похожие на крылья выступы и треугольный хвост служили ему для плавания в воде. Видишь, они гладкие, без перьев.

— О, я о таких читала. Они и сейчас еще живут в Последнем море.

Женщина смотрела на них с надеждой в глазах. Хет спросил ее:

— Этот кусок отбит от чего-то, возможно, от сосуда. У тебя больше ничего нет?

— Нет. — Она нервно облизала губы, и Хет подумал, что женщина очень близка к тому, чтобы сменить ярус на более низкий. Если б она уже жила в Восьмом и ей грозило бы изгнание, она бы выглядела куда более испуганной. Сколько…

Он вернул ей обломок.

— Отнеси его в Академию. Проси пятьдесят дней, но не отдавай меньше, чем за сорок. Это справедливая цена. Вся ценность тут в материале. Теперь такого стекла не найдешь.

— Сорок? — Удивленная, она тщательно спрятала осколок. — Неужели так много?