Пламя моей души - Елена Сергеевна Счастная

и едва не опрометью выбежала наружу, боясь не успеть. Застала она Радима ещё за работой: складывал он дрова свежие в аккуратную поленницу. Обернулся на неё через плечо, и тут же рубаху схватил, что на лавке рядом лежала. Надел, словно не хотел женщину незнакомую смутить.

— Как тебе у нас, княжна? — спросил, чуть щурясь от света Ока, что падал уже меж деревьев, склонившись к западному окоёму. — Тихо, хорошо. Порой не понимаю, как люди в городах живут. Там ведь и не протолкнуться.

Елица подала ему кувшин — и он кивнул с благодарностью. Припал губами к краю, жадно глотая прохладную водицу. А она всё смотрела на него, отмечая с каждым мигом всё больше черт знакомых, мелочей, которые лишь подтверждали, что вовсе не ошиблась.

— Да, ладное у вас с Диминой хозяйство, — согласилась. — Только скажи, как ты тут с ней оказался? Я слышала, что она давненько тут живёт, а замуж недавно вышла. Откуда ты сам родом?

Радим — то имя, что она нынче узнала, никак к нему приставать не хотело — вернул ей кувшин и сел устало на скамью, опустив натруженные руки на колени. И призадумался, кажется, хотя ничего особенного Елица и не спросила.

— Далеко мои родичи, — проговорил наконец. — Да я о том не печалюсь. Мне с Диминой тут хорошо живётся. Другого и не желаю.

Елица сделала осторожный шаг к нему. Остановилась. И шагнула ещё, желая приблизиться, чтобы понять что-то лучше, почувствовать, но и боялась. Словно прав был Леден — мару она увидела, а не мужа своего потерянного. Может, и стоит проверить, что не призрак он? Что живой?

— Так какая дорога тебя сюда завела? Где вы встретились?

Каждое слово в горле застревало: потому как неладное что-то чуялось тем отчётливей, чем больше задумывался Радим над обычными вопросами, на которые любой человек легко ответит.

— Я плохо что помню из той жизни. До битвы, — Радим поднял на неё мутный взгляд, другой, словно обращённый в ту глушь, которую давно за спиной оставил. — Остёрцы с велеборцами на этих землях сражались. Посекло меня хорошо. Еле выжил. И не выжил бы, если бы Димина меня не нашла у реки. Где я напиться пытался, да сил не хватало.

Говорил он всё уверенней и громче. Словно рассказ этот вытягивался нитью из памяти его сначало тяжко, а дальше всё легче — сам полился. Елица, слушая, села рядом с ним, взглянула, склонив голову чуть набок и не сводя взора с его лица. Он смотрел в ответ растерянно, будто и сам не ожидал, что выложит ей всё. Скоро смолк, поведав о том, что женился на Димине, как только выздоровел совсем. И в доме её поселился.

— Разве тебе не хотелось никогда вернуться к тем, кто остался дома? — Елица, задыхаясь от горечи, вставшей в горле, потупилась, рассматривая теперь примятую ногами траву.

— Не хотелось, — уверенно молвил Радим. — Я… Странно, но я не думал никогда об этом. Мне никого, кроме Димины, и не надо.

— И что же, не ждала тебя в родных краях никакая девица?

— Не… — он осёкся, сжав вдруг на груди рубаху.

Остановился его взор, упершись в сложенную только что поленницу. Побелели губы, словно поплохело ему жутко. Елица уж и за локоть его схватила, боясь, что сейчас рухнет как подкошенный прямо на этом месте. А он и не заметил ничего. Не вырвался, не шевельнулся, будто омертвел.

Загородила на миг сияющее меж осин светило чья-то фигура. Елица вздрогнула, выпуская руку Радима. Димина качнула пустым, замаранным слегка кровью лукошком. Перевела взгляд внимательный с мужа на Елицу.

— Вот вы где, — улыбнулась тягуче, дурманно и, казалось бы, совсем безмятежно. — Устал, любый? Пойди в дом, отдохни.

Она положила ладонь на плечо мужа и сжала легонько. Тот сразу ожил, словно сбросил тяжесть некую, что обуяла его внезапно ото всех расспросов Елицы. Ничего больше не сказал, не закончил мысль начатую, точно канула она в небытие сразу же, как увидал он перед собой супругу. Не оглянувшись, не возразив, он быстро скрылся в избе. Елица тоже хотела было пойти, да лишь встала, как тут же преградила ей дорогу Димина.

— Ты к мужу моему не лезь, красавица, — почти пропела, так ласково, но и угрожающе дюже. — Мне другого в жизни не надобно. А вокруг тебя вон какие соколы кружат.

— Мы говорили просто, — Елица вскинула подбородок. — Не тревожься.

И пошла мимо, едва не содрогаясь от колючего взгляда, которым травница её проводила. Скрывшись из виду, она едва не бегом в избу зашла: лишь бы рядом теперь кто оказался. Встретил её взгляд Ледена задумчивый и печальный как будто. А Чаяну-то, видно, он ничего и не рассказал о догадках Елицы, хоть предупредить его о том она не успела. Да и хорошо, что сам догадался: братцу его знать ни о чём пока не нужно, а то неведомо чего натворит, буйная голова.

За хлопотами да разговорами прошёл день до вечера позднего. Убрали женщины плошки со стола, снедь оставшуюся — в подклет прохладный — а там и ко сну уже пора собираться. Димина предупредила, что разлёживаться с утра долго не станут: с самым рассветом, как можно будет по лесу идти, не спотыкаясь, отправятся они к капищу заветному.

И не хотелось теперь никуда с травницей идти: терзали душу сомнения большие, что заворожила она Радана, опоила чем, раз позабыл он прошлое своё напрочь, выбросил из сердца ту, что была в нём до сражения злосчастного с остёрцами. Не в том была причина, что признавать он Елицу не хотел, а в том, что память у него будто бы отняли. И как помочь ему теперь — думалось постоянно. Не спалось долго, тогда как хозяева уж задышали размеренно да и Боянка в своём углу засопела.

Елица, как встала с лавки, сунула ноги в черевики прямо набосо и вышла тихо, поморщившись от громкого в ночной тишине скрипа двери. Едва не упала, споткнувшись о ведро в сенях, зашипела досадливо, разминая ушибленную ступню. И понесла же нелёгкая, не лежалось спокойно. Да продышаться как будто надо было от духоты избовой, набрякшей оттого, что в доме нынче людей собралось гораздо больше, чем обычно жило.

Тёмная безлунная ночь окутала со всех сторон разом, обрушилась прелью травяной, влажной, голосами птиц, что охотились