Пламя моей души - Елена Сергеевна Счастная

спросила Димина, как расселись все за столом. — Мне больше, кажется, предложить вам нечего.

Чаян, который уже быстро справился со своей кашей, словно торопился покончить с трапезой и уж ни на что не отвлекаться, вскинул голову, выпрямился, готовый рассказывать всё, что нужным посчитает.

— Слыхали мы, что ты тропу знаешь одну. Многим тоже известную, да по которой, кроме тебя, никто не ходит. На капище старое, сгоревшее.

Лицо Димины ничуть не изменилось, кажется: осталось таким же приветливым, участливым, всё так же держали её губы улыбку лёгкую, показывающую расположение к людям, что порог избы переступили. А вот взгляд остановился на миг, будто замёрз.

— А вам зачем туда надобно? — она разгладила сложенный на столе по правую руку от неё рушник. — Никто ко мне с такой просьбой ни разу не обращался с тех пор, как живу здесь. Боятся.

— Ответы мы ищем очень важные, — вступил в разговор Леден. — Да о том тебе знать не обязательно.

Радим, который на него смотрел в этот самый миг, хмыкнул тихо, с угрозой как будто, словно строгий тон княжича, с которым он к жене его обратился, вовсе ему не понравился. Да Димина, кажется, ничуть не осерчала на лёгкое раздражение в голосе Ледена. Она обвела всех взглядом медленно: и отроков с челядинкой тоже — и на Елице его остановила.

Та едва не дёрнулась, как будто стояла на краю пропасти и почти уже сделала неосторожный шаг вперёд. И смотрела-то на неё травница едва ли дольше, чем на других, а показалось, будто мгновение это растянулось непомерно. Дышать стало трудно, прилипла рубаха к спине тонкой полоской. Будто в мысли окунулась её Димина — как сковырнула дёрн с земли.

— И верно, — ответила женщина беззлобно. — Мне знать о ваших делах не нужно. На то они и ваши. Только странно, что после стольких лет кто-то на то капище наведаться решил. Как сгорело оно, так князь Светояр и жена его Любогнева едва не приказом своим решили его забвением окутать. Хоть и место священное считалось. Непростое.

— Думается мне, знаешь ты о нём больше, чем сказать хочешь, — усмехнулся Чаян. — Коль расскажешь, мы только благодарны будем. Нам сейчас всё знать полезно о святилище этом.

Елица вдруг спохватилась да достала из кошеля фигурки Богинь, давно там забытые за сменяющими друг друга переживаниями и приключениями одно другого гаже. А, встретив супруга почившего, и вовсе боялась обо всём на свете позабыть. Да только приходилось заставлять себя сосредоточиться на насущном, а уж после и взяться можно за разгадку того, как Радим тут оказался и почему не узнает её.

— Вот, — она показала фигурки травнице. — Мне сказали, что оттуда они. Что те идолы, что стояли в святилище были такими же, пока не сгорели.

Женщина прищурилась, рассматривая их издалека, да не притрагиваясь. И показалось вдруг, что дыхание её чаще стало, взволнованней. Димина подняла вдругорядь взор на Елицу, присмотрелась лучше. Сызнова будто хлестнуло ливнем сильным в лицо, словно каждый раз травница рёбра ей щупала, пытаясь что-то отыскать. И от этого становилось дышать трудно.

— Откуда же они у тебя? — спросила женщина будто бы невзначай.

Да голос её странно дрогнул слишком острым любопытством. И призадуматься бы, стоит ли отвечать честно, да выбора уже особо не было: скроешь что-то, а после и тебе всей правды не скажут, какую услышать можно было бы. Пусть и не доверяла Елица этой женщине, ласковой, казалось бы, приветливой, но вовсе не такой простой, какой она хотела выглядеть. Да и загадка эта, как так её собственный муж в супругах у той оказался, никак покоя не давала.

— Нашли мы их на другом капище. Которое далеко отсюда. А после рассказали мне, откуда они.

Димина бровь приподняла и усмехнулась задумчиво. Все вокруг и дыхание затаили, перестав вмешиваться в их разговор. Словно понимали они, что Елице выведать удастся гораздо больше, чем могли бы Чаян или тем более Леден.

— Они не с этого капища, — огорошила травница. И перед глазами на миг потемнело. — Хоть и повторяют здешних Богинь в точности. Не в святилище ли Велеса они отыскались?

Елица сглотнула горечь, приходя в себя от мгновенного потрясения — снова ошибка! — и кивнула, не в силах и слова сказать.

— Думается мне, что связаны эти идолки с обрядом сложным. Будто кто-то хотел разные святилища между собой связать. Круг замкнуть, — травница заговорила медленно и осторожно, будто нащупать пыталась в догадках своих какую-то важную ниточку, да не могла. — И обряд этот с женщиной связан. Или с девушкой. Точно не скажешь: тут все Богини есть. Велес ведь невесту Перуна умыкнул однажды — все знают. Потому фигурки эти на его капище не зря оказались.

— И зачем же тот обряд мог быть справлен? — Елица опустила взгляд на идолки, что так и продолжала сжимать в руке.

— Тут уж надвое сказать можно: то ли привязать к себе женщину сильно. То ли, напротив, связь разорвать.

Леден покосился на Елицу, хмурясь. Чаян вперился в руки свои, сомкнутые на столе перед ним. И у каждого, кажется, в голове поселилась тяжкая дума о том, что связаны они между собой, оказывается, крепче, чем казалось. Кого к себе Борила привязать хотел накрепко? Или какую связь разрушить? И как это может быть связано с Сердцем, следы на пути к которому становились всё призрачнее, хоть и стремились все к нему рьяно, без оглядки.

— Так проведёшь ты нас к святилищу? — нарушил всё же старший Светоярыч молчание, которое заполнило хоромину темноватую словно дымом: и дышать тяжко, и глаза выедает.

А может, просто слёзы подступают к ним от осознания вдруг острого, что Елица, оказывается, отца своего не знала совсем. Думала, с матушкой она не знакома почти была, а получается, и он от дочери многое скрывал. Постыдное, может, неприятное. То, о чём никому не расскажешь и родному-то — не то что лишнему человеку.

— Её проведу, — травница кивнула на Елицу. — Только женщинам туда ходить можно. Знаете ведь.

Пробежала по её губам улыбка хитрая, будто приятно ей оказалось княжичей уколоть. Братья вздохнули громко и одновременно. Вперились оба в Елицу с надеждой ясной и тревогой горячей. Чаян, который нынче рядом уселся — младшего не пустил — ладонь на колено ей положил, сжал легонько и убрать успел