Скорее счастлив, чем нет - Адам Сильвера

вводит какие-то данные, дожидается очередного одобрительного писка планшета и снова обращается ко мне:

– Что ж, мистер Сото, что привело вас в Летео?

– Тяжко как-то жить, – отвечаю я и поступаю реально низко: кладу на стойку руку, так чтобы было хорошо видно шрам-улыбку на запястье. Вдруг это ее убедит?

– Как долго это уже длится?

– Довольно долго.

– Мистер Сото, не могли бы вы уточнить?

– На самом деле пару дней, но зрело это все несколько месяцев.

– Было ли какое-нибудь событие, спровоцировавшее ваше состояние?

– Да.

– Мистер Сото, не могли бы вы уточнить?

– Моей операцией будете заниматься лично вы?

– Нет, мистер Сото, моя задача – собрать информацию для наших врачей.

– Тогда, если можно, я пока оставлю свои тайны при себе, – отвечаю я.

Ханна обращается к Эванджелин:

– Вы его родственница?

– Друг семьи.

Ханна снова на некоторое время ныряет в планшет.

– Я могу назначить мистеру Сото консультацию с нашими сотрудниками на полдень двенадцатого августа. – Она достает из ящика папку, подталкивает к Эванджелин и, не успеваю я попросить как-нибудь ускорить дело, добавляет: – Боюсь, более ранние даты уже расписаны. До встречи в августе! – Она вызывает следующий талон, и Эванджелин выводит меня на воздух.

Я в каком-то ступоре разглядываю приземистое здание; солнце печет голову, и я без понятия, как теперь быть.

– Мне жаль, что все пошло не так, как ты хотел, – говорит Эванджелин. У нее такой вид, как будто это и ее поражение тоже. – Зато будет время подумать, правда ли ты хочешь именно этого.

– Этого хочу не только я. Все этого хотят.

Я прячу папку под матрас, как будто это порнуха или типа того, и ухожу в «Лавочку вкусной еды» за холодным чаем. Уже иду расплачиваться и вдруг вижу в крыле со сладостями Брендана. Он распихивает по карманам кексы.

– Не хватает доллара? – спрашиваю я. Он подпрыгивает. – Если обещаешь не бить, одолжу.

Он не спешит показывать мне средний палец или посылать меня в задницу, так что я подхожу и протягиваю ему купюру.

– Да есть у меня деньги, – говорит Брендан. – Просто хочу сэкономить.

– Понял.

– Настучишь, чтобы меня сюда больше не пускали?

– Не буду, просто заплачу за все это сам. Мир?

Брендан ухмыляется и отдает мне кексы:

– Мир.

Я иду к кассе и плачу Мохаду. Мы вместе выходим из магазина, и во мне начинает зреть что-то типа надежды. Когда мы ссоримся, потом при встречах всегда неловко молчим. Так было в третьем классе, когда он всем разболтал, что я сплю в одной кровати с родителями. Так было несколько лет назад на Рождество, когда он спер у меня из-под елки игровую консоль – мамин подарок, – а потом заявил, что ее подарил ему папа. Сейчас Брендан сам решил избить Томаса, а не наоборот, но мне все равно стыдно, что я вступился не за него.

– Прости, – говорю я.

– Да и я хорош. – Брендан открывает кекс. – Хочешь сыграть в «Дикую охоту»? Я как раз думал ребят позвать.

Мы идем на первый двор. Все наши стоят у поля для игры в крышки. Болтают о том, как возбудить девчонку одними пальцами, и о том, что с заднего хода можно не предохраняться. Я не пытаюсь натужно хихикать или встревать в разговор. Я никогда так не делаю, и сейчас можно притвориться, что ничего не изменилось: я стою, смотрю и по-прежнему один из них. Брендан кивает, как бы давая мне разрешение снова с ними тусоваться, и все нормально.

– К черту крышки, даешь «Дикую охоту»! – объявляет он. – Аарон уже вызвался охотником.

– Сволочь, – бормочу я. Все разбегаются.

Сначала я заглядываю под машины, где всегда прячется Дэйв Тощий. Но он, видимо, сегодня трезвый и немного подумал, потому что там его нет. Заодно проверяю, нет ли поблизости А-Я-Психа. Его я тоже не нахожу, и этой тайне, наверно, лучше оставаться неразгаданной, а то придется бегать с этим чокнутым всю игру, а я не то чтобы всю жизнь мечтал именно об этом.

Я возвращаюсь во дворик. На крыше стоит Дэйв Толстый и показывает мне голую задницу. Я выставляю средний палец. Нолан и Деон подбегают к воротам, я бросаюсь за ними. Когда они разделяются, я вдруг вижу идущего ко мне Томаса и уже тянусь его поймать, но вспоминаю, что он с нами не играет.

Все-таки пришел!

– Слушай, все странно, да, – тараторит Томас, – хотя мы вроде договорились, что все будет нормально. – Он смотрит мне прямо в глаза, и я судорожно пытаюсь отдышаться. Всплыву я сейчас или утону окончательно? – Но ты мой лучший друг, и я по тебе соскучился. Я же понял, на самом деле ты ничего такого ко мне не чувствуешь. Это все пиво виновато. Давай наложим табу и лет десять не будем об этом вспоминать. Лучше просто потусим, поговорим про Хранителя Солнца. Кстати, может, мне пойти поискать работу в…

– Почему ты не можешь мне нравиться?

– Потому что у нас ничего в конечном счете не получится, – отвечает Томас.

– Потому что я не вписываюсь в твою замороченную диаграмму жизни?

– Нет, Длинный, потому что я не гей. – В его голосе начинает проступать раздражение. – Мы же договорились обо всем забыть, не?

– Слушай, тебя послушаешь, так забыть совсем просто. – У меня перехватывает горло. – Так вот, ни фига. Я не могу сидеть рядом с тобой и притворяться, что ничего не было. Я не могу молча ждать, пока ты в себе разберешься!

– Да не в чем мне разбираться! – отвечает Томас. – Да, я дико запутался в своем будущем и постоянно чувствую себя каким-то неправильным. Но я прекрасно знаю, когда у меня сильнее бьется сердце и встает член! Не хотел обижать тебя, Длинный, я просто так устроен.

– Я раньше был таким же. Все отрицал. А потом встретил у забора тебя – и все, что я о себе знал, перевернулось с ног на голову. Я не хотел быть несчастлив и бросил человека, которого не могу любить. Я пойму, если тебе нужно время.

– Я не могу отвечать за то, что ты там себе нафантазировал! – взрывается Томас.

Не давая себе времени передумать, я обнимаю его и стою так, хотя он не спешит обнимать меня в ответ.

– Не знаю, дождусь ли я.

Эванджелин обещает, что однажды боль пройдет. Сомневаюсь. Если все время надеяться на несбыточное, недели просто покажутся месяцами, месяцы – годами, а через год я умру от старости. Если в жизни нет счастья, значит, меня ждет