Время игры - Василий Звягинцев

Но планы у нас, как сказано, были другие, и Воронцов, точно все рассчитав, просто не позволял эсминцам пересечь наш курс, заставлял перейти к параллельному преследованию.

Через несколько минут они убедятся, что расстояние не сокращается, и станут перед выбором. Махнуть рукой, мол, не очень-то и хотелось, или…

Выбор их командир сделал даже быстрее.

Гулко хлопнула баковая пушка «Вэндерера», снаряд, посвистывая, пошел по траектории, лопнул, коснувшись воды, выбросил вместе с пенным фонтаном яркий оранжевый дым.

— Пристрелочным пальнул, для наглядности, — пояснил я девушкам. Ирина наблюдала за происходящим спокойно, и не такое видела, а у Анны загорелись глаза. Вот это настоящее приключение.

Ответ Воронцова последовал мгновенно и на том же языке. Правда, гром левой носовой десятидюймовки прозвучал не в пример солиднее выстрела стодвадцатки, и сине-зеленое водяное дерево с пенной кроной взметнулось выше мачт лидера.

Что бывает, когда такой снаряд попадает в эсминец, англичане — совсем не дураки в военном деле — прекрасно представляли. Не так давно могли убедиться на примере почти однотипных «Виттори» у Анатолийского побережья Турции.

Лидер резко переложил руль, лег на контркурс, за ним маневр четко повторили и остальные корабли. Но, вопреки нашим ожиданиям, предупредительный выстрел «Валгаллы» их не образумил.

Все шестнадцать их пушек открыли беглый огонь. И разрывы сразу стали ложиться близко. Еще не накрытие, но около того.

Стоило Воронцову захотеть, и все закончилось бы очень быстро. Я уже упоминал, что эффективность огня орудий парохода приближалась к 90 процентам против обычных здесь 3–8 процентов.

Но он просто начал резко перекладывать руль, то прибавляя, то сбрасывая скорость. И изредка отвечал из двух стволов, стараясь, чтобы тяжелые снаряды рвались поближе к вражеским кораблям. Динамический удар, воспринимаемый тонким металлом корпуса, весьма действует на нервы и не способствует точности прицеливания.

Чтобы потренировать экипаж, я тоже приказал дать несколько очередей по ближайшему «Мэнсфилду». И, нужно заметить, попали мои орлы с первого раза. Что вы хотите — глаза у роботов не уступают лазерным прицелам!

В бинокль я отчетливо видел, как от мостика эсминца с номером «342» на борту полетели какие-то ошметки, а на серо-оливковой обшивке рубки появились четкие пробоины.

Теперь и на меня обратили внимание. «Триста сорок второй» описал крутой коордонат[13], разворачивая баковое орудие в сторону яхты.

— Время пришло, ты не считаешь? — спросил я Воронцова.

— Пожалуй, — согласился он. — Готовься. До перехода остается пять минут. Время пошло. Удачи вам! — И передал мне широту и долготу места, где я должен буду оказаться после межпространственного прыжка.

«Валгалла» начала очередной разворот. Одновременно на ее корме загорелись и полетели в воду две здоровенные, размером с двухсотлитровую бочку, дымовые шашки, снабженные поплавками.

Расчет оказался точен. Струи бурого дыма, гейзерами хлещущие из форсунок, сразу начали вытягиваться по ветру, заслоняя яхту от эсминцев. Я перебросил рычаги управления двигателями, «Камелот» крутнулся почти на месте, уходя за полосой завесы с линии прицеливания английских комендоров.

Надо сказать — своевременно, потому что два всплеска поднялись почти на том месте, где мы только что находились.

Я смотрел на секундомер, а роботы стремительно сбивали стопоры, которыми удерживались щиты, изображавшие надстройки «Камелота», сбрасывали их в воду. Туда же полетели сверкающая труба, транцевая доска с названием яхты, несколько спасательных кругов, груда всякого судового мусора.

Такие «спасательные пакеты» в будущую войну выстреливали немецкие подводники из торпедных аппаратов, имитируя гибель своей лодки.

Стрелка бежала по циферблату все стремительнее. Но мы успевали.

И вот…

Как много раз до этого, в воздухе, прямо перед бушпритом теперь уже не «Камелота», а «Призрака», нарисовалась прямоугольная рамка, словно изготовленная из фиолетово пульсирующего световода.

За ней та же морская гладь, но и не совсем такая. Секунда, другая, мы проскользнули в это окно, соединившее на краткий миг два участка пространства, и рамка вдруг погасла.

Вот и все.

По очередному из непознанных законов природы этот переход сопровождался звуком. С интенсивностью, зависящей от массы. При перемещении человека щелкало едва слышно, а четыре сотни тонн вон какой эффект дали. Как морская мина рванула. Вблизи, наверное, оглохнуть можно. Что, впрочем, и требовалось доказать…

Глава 8

…За предыдущий год Шульгин сумел узнать об организации, которую они условно именовали «Системой», довольно много. Главное — здесь он попал в свою стихию, для которой, возможно, и был рожден. Не зря в ранней юности он, хотя и поступил в медицинский институт, мечтал работать в КГБ. Причем не в нелегальной разведке, как большинство соответственным образом настроенных юношей, а в контрразведке.

Чтобы разрабатывать и проводить запутанные многоходовые операции вроде «Треста» и «Синдиката»[14], выявлять глубоко законспирированную вражескую агентуру и т. д. и т. п.

Потом, разумеется, поумнел, сообразил, что почем в этом мире.

Но, как говорится, талант не пропьешь.

Ранее уже упоминалось, что в бытность свою на Дальнем Востоке Сашка прилично выучил японский язык, проштудировал случайно (а случайно ли?) попавший ему в руки средневековый трактат по теории и практике «ниндзю цу», еще кое-какую оригинальную литературу, усовершенствовался в боевых искусствах, причудливо сочетая восточные, западные, советские методики и собственные разработки.

Но применить практические навыки, которые у него удачно дополнялись великолепной интуицией и очень неплохими аналитическими способностями, Шульгину было просто негде в условиях побеждающего на всех фронтах развитого социализма.

Конечно, попади он в поле зрения умных и неординарно мыслящих чекистских начальников, работа бы ему нашлась, и карьеру бы он скорее всего сделал, но…

Зато в полной мере ему удалось развернуться с началом «аггрианской эпопеи», или же, иначе выражаясь, «варианта Валгалла»! Здесь уж Сашка сумел реализовать все свои потенциальные возможности и тайные устремления.

Вершиной его «карьеры» стал пост негласного начальника службы безопасности Югороссии и несколько по-настоящему эффектных операций вроде «антибольшевистского переворота» в Москве, приведшего к замене Ленина Троцким, а Дзержинского — Аграновым.