По воле ветра. Два удивительных путешествия к Северному полюсу: героя нашего времени и романтика викторианской эпохи - Дэвид Хемплеман-Адамс

шар выше. Я последовал инструкции, и все сработало. Отлично. Автопилот встал на нужную высоту 3000 м. Я включил одну горелку, но сделал пламя слабым, чтобы автопилот не произвел серьезных корректировок. Наконец я смог немного расслабиться и посмотреть по сторонам.

Но я недолго любовался видом. В час ночи Клайв связался со мной и сказал, что Люк прислал срочную инструкцию через час снизиться до 1800 м, чтобы продолжать движение на север. В три часа ночи Клайв передал мне данные о новом наборе путей. Люк рассчитал пути в 12° к востоку от направления на север на высоте 2500 м, в 7° на высоте 2350 м, в 19° на высоте 1800 м, а также в 355° на высоте 1200 м. Клайв посоветовал мне по возможности оставаться на высоте 1200 м. Я устал, мне было сложно ориентироваться среди однообразного ландшафта, а летел я над водой, поэтому небольшая высота была, пожалуй, самой безопасной, ведь на ней я мог обходиться без дополнительного кислорода.

Я летел в ночи и чувствовал усталость, но заснуть не мог – мне мешали арктическое солнце и страх, что автопилот по-прежнему работает не слишком стабильно. У меня не было аппетита, поэтому я даже не смотрел на свои полярные пайки. Вместо этого я съел сэндвичи и грибной суп, которые прихватил со Шпицбергена, скрестил пальцы и дождался семи утра понедельника, 29 мая, когда я побил британский рекорд по одиночному пребыванию в воздухе, который составлял тринадцать часов.

Момент был чудесен, но времени насладиться им не было. Слишком много приключений ждало впереди.

Глава 7

Начало пути

Виргохамна, Норвежская высокая Арктика

21 июня 1897 года

Северо-восточный ветер свистел у шаткого ангара, а Нильс Стриндберг сидел один в полутьме, думал об Анне и писал письмо брату. Было девять вечера, и свет давало лишь полуночное солнце, лучи которого пробивались сквозь щели между досками. Однако, находясь на вахте, Стриндберг не смел зажечь ни свечу, ни парафиновую лампу, ведь всего в нескольких метрах от него водородный аппарат накачивал горючим газом гигантскую оболочку. Сейчас, будучи наполненной наполовину, она покачивалась рядом, как кусок рыхлого теста.

«Мне только и думается, как чудесно будет вернуться домой. Я знаю, что сейчас моя маленькая Анна грустит, но она будет очень счастлива, когда мы встретимся вновь», – написал он, а затем рассказал Туре о том, как тяжела была дорога в Виргохамну и как много сложностей возникло при подготовке к запуску шара.

18 мая Стриндберг, Андре и их новый компаньон, Кнут Френкель, отплыли из Гётеборга на борту шведской канонерской лодки «Свенсксунд». Как и годом ранее, их провожали десятки тысяч людей, но теперь вместо наивного оптимизма Стриндберг и двое его спутников ощущали угрюмую решимость осуществить задуманное. Все на борту «Свенсксунда», включая лейтенанта Вильгельма Сведенборга, запасного участника, который отправился бы в экспедицию при отказе любого из троих путешественников, и специалиста по воздушным шарам Алексиса Машурона, заменившего Анри Лашамбра, приходящегося ему дядей, понимали, что настал решающий момент: они должны были либо вернуться с полюса с победой, либо не вернуться вообще.

Наблюдая, как Гётеборг исчезает в тумане на горизонте, Стриндберг вспоминал последние мгновения, проведенные с Анной в Стокгольме. Пока «Свенсксунд» шел вдоль длинного шведского и норвежского побережья на север, к Тромсё, он снова и снова дотрагивался до билетов на выставку, которые положил в карман жилета. Билеты служили ему напоминанием о последнем вечере, когда они с Анной весело болтали, понимая при этом, что у них осталось совсем мало времени. Тогда Стриндбергу казалось, что невозможно и представить, как он сможет прожить хоть день, не увидев Анну, но теперь месяцы после помолвки, которые они провели, почти не разлучаясь, представлялись ему далекими, словно случившимися в другой жизни. Казалось, что от Анны его отделяют миллионы километров, ведь единственным способом связаться с ней оставались письма. Стриндберг сожалел, что в то утро, уезжая на вокзал, не выглянул из экипажа и не посмотрел в последний раз на Анну, которая стояла на крыльце дома его родителей. Он понимал, что может никогда больше ее не увидеть, и мечтал повернуть время вспять, чтобы узнать, как она смотрела ему вслед – сквозь пелену слез или же с расслабленной улыбкой на губах.

Приехав в Гётеборг, Стриндберг наблюдал, как шар, его сетку, гондолу, гайдропы и водородный аппарат грузят в трюм «Свенск-сунда». Паровой двигатель и всю провизию экспедиции везли на «Вирго», и 27 мая корабли должны были встретиться в Тромсё. Все снаряжение пересмотрели, и, хотя Андре не спешил признавать это публично, Стриндберг знал, что он учел критику Экхольма, относящуюся к их прошлой попытке, и внес изменения, которые должны были повысить шансы «Орла» на успех. Теперь на экваторе шара появились две дополнительные камеры, и этот пояс, служивший для повышения подъемной силы, увеличил объем шара с 4500 до 4800 кубометров. Андре утверждал, что этого достаточно, чтобы шар оставался в воздухе на протяжении тридцати дней, хотя Экхольм и продолжал настаивать на своем.

Изменилось и кое-что еще: появился Кнут Френкель. Третий участник экспедиции был книгой за семью печатями, но Стриндберг несколько раз встречался с ним после того, как Андре выбрал его в свои компаньоны, и проникся к нему симпатией. Стриндберг радовался уже тому, что в свои двадцать шесть Френкель был ближе к нему по возрасту, чем Экхольм и Андре. Инженер Френкель, человек чрезвычайно спортивный, провел значительную часть из последних шести месяцев в Париже, где совершил девять полетов на воздушном шаре, приобретая навыки воздухоплавания. В свободное от этих занятий время он много общался с прессой, которая по-прежнему горячо интересовалась всем, что касалось их экспедиции к Северному полюсу. Кстати, Стриндберга и Френкеля поразило, что их восковые копии вместе с фигурой Андре теперь выставлялись в лондонском Музее мадам Тюссо.

Тридцатого мая, через три дня после выхода из Тромсё, «Свенсксунд» и «Вирго» пришли на остров Датский. На пути им, к счастью, не встретились льды, но при подходе в Виргохамне они увидели плотнейший паковый лед, который морские течения и северный ветер загнали в бухту. Стриндберг большую часть плавания фотографировал корабли и впервые увидел знакомые черные гранитные горы Датского именно в объектив своей большой фотокамеры. Он поднял голову, оторвавшись от видоискателя, и повернулся к Френкелю.

– Итак, Кнут, ты видишь это в первый раз. Что скажешь?

Френкель посмотрел вверх, на черные горы, затем