Плач богов (СИ) - Владон Евгения

Вот и сейчас Эва никак не могла понять, ради чего ей нужно было подниматься с кровати и начинать новый день на новом месте буквально с нуля. Придумывать что-то, чтобы прожить его не бесцельным существованием в качестве фонового призрака для чужих жизней, но и даже найти какое-то полезное занятие или ещё что-то для себя увлекательное.

Как она и предполагала ранее, данный переезд практически на край света не внёс каких-то существенных изменений в её монотонные будни. Мало того, успел за вчерашний день устроить ей настоящее испытание, наворотить в мыслях полную сумятицу и растревожить душу до кровоточащих надломов.

Может попросить богов, чтобы они в коем-то веке сжалились над ней и избавили от предстоящих кошмаров (а она почему-то нисколько не сомневалась, что они поджидали её далеко не за горами). Неужели она хотела так много? Всего лишь воссоединиться с любящими её родителями и младшим братиком. Там (как бы хотелось в это верить от всего наивного сердца) она была бы хоть кому-то нужна.

Странно, что здесь в её комнату никто по утру не ворвался и не поднял к первому завтраку, как это обычно практиковалось в резиденции Клеменсов в Леонбурге. Во всяком случае, там не позволяли валяться бесцельно в постели, пока чувство сильного голода само не заставит тебя встать с кровати.

Поэтому и пришлось приподняться с подмятых подушек и оглядеться по сторонам. Кажется, вчера, укладываясь спать, Эвелин заметила на стене у изголовья кровати медный переключатель-звонок, от которого к полу тянулся изолированный провод. Надо же, неужели и она, подобно остальным кузинам, удостоилась столь высокой господской привилегии – как вызывать собственную камеристку в свои новые покои по своему персональному хотению?

- Доброго утречка, мисс Эва! Ну как вам спалось новом месте? Ночная живность не беспокоила? А то тут частенько кто наведывается в гости, так сказать, на огонёк. – надо признаться, Гвен не только любила говорить много лишнего, особенно, когда находилась в приподнятом настроении, но и, как правило, не задумывалась над выбираемыми ею темами.

Вот и сейчас она буквально ворвалась в комнаты юной госпожи всего через несколько минут после вызова по внутренней коммутационной системе дома, неся на полном ходу в руках нелёгкий поднос с завтраком и кувшином горячей воды для утреннего умывания.

Эвелин в тот момент чуть не ахнула во весь голос, поскольку как раз разворачивалась к краю постели и уже спускала свои босые ножки к прохладному паркету. Последнее она не успела довести до конечной цели, так как инстинктивно одернула ступни от поверхности вощёного пола, едва не заскочив обратно, как ошпаренная. Она и забыть-забыла, что кроме навязчивой мошкары с прочими насекомыми, здесь водилось предостаточное количество куда более опасных представителей животного мира. И последних, как и первых, частенько притягивали запахи с открытыми окнами человеческих жилищ далеко не со вчерашнего дня.

- Кажется, спала, как убитая, правда, по началу не могла долго заснуть.

- Оно и не удивительно, после такого-то долгого путешествия по воде, ещё и на новом месте. Хотя меня бы вырубило сразу, как пить дать.

Эва и не сомневалась последним словам служанки, но вдаваться в подробности вчерашней ночи не стала. Такими вещами не делятся, как и большей частью воспоминаний о произошедшем за предыдущий день. Ей и без того хватило с лихвой пережитых потрясений, вначале буквальных, а потом во время беседы с горничной.

Это у Экклезиаста была фраза «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, тот умножает скорбь свою»? Хотя эти строки можно трактовать по-разному, но в её случае, это была даже не скорбь, а шоковое потрясение, перекрывшее все предшествующие своими вопиющими откровениями. Да, теми самыми, которые шли вразрез с этической моралью и высокодуховными догмами всего цивилизованного человечества.

Если до этого, она ещё как-то поддавалась врождённым инстинктам собственного тела и первородным желаниям, способных затмить любое разумное и трезвомыслящее, но с новой информацией её мозг уже не сумел справиться. Вырвал изнутри все зарождавшиеся там ростки возможных симпатий и наивных фантазий, беспощадно, одним грубым вторжением и размашистым ударом, от которого, если и не потеряешь сознания, то на землю рухнешь по любому. Не удержишься. От такой боли устоять не реально. Либо сразу прикончит, либо будет изводить долгими часами, пока тело или психика не найдут защитных блокировок от её навязчивых атак.

И это было во истину слишком жестоким, ещё и в один день, пусть и с небольшими перерывами на передохнуть. Один за другим, удар за ударом. Какой там заснуть и вырубиться? Она ворочалась в новой постели, на новой кровати в окружении новой комнаты несколько часов – разбитая, выпотрошенная и измученная, как физически, так и эмоционально. В те минуты, казалось, мозг в голове именно пульсировал, настолько её изводило внутреннее воспаление, ломающей нещадной лихорадкой даже кости. Особенно когда каждая мысль и образ превращались в острые лезвия рубящих тесаков и резали её чуть ли не физически. А как ей хотелось тогда рыдать, при чём в голос и с подвываниями.

{За что, Боже правый? За что ты так к ней безжалостен и неумолим? Только за то, что она выжила или же просто посмела родиться в этом мире}

Хорошо, что утром большая часть этого насильственного над рассудком кошмара ощутимо отступила. Приутихла, смягчив свои колющие удары под мощной анестезией нового дня и умственного отупления. Будто сжалилась, погладив по головке и прошептав над макушкой убаюкивающие слова древнейшего «заговора»: «Всё проходит. День. Ночь. И любая боль вместе с ними. Ты ничего вчера не приобрела и не потеряла. Сожалеть не о чем. Ждать тоже. Просто делай, что делала всегда – плыви по течению и не изводи себя мнимыми надеждами на что-то несбыточное.»

На что-то? Вот как это называется. Мнимые надежды о несбыточном. Как будто она когда-то верила, что её жизнь можно как-то исправить, повернув в другое русло.

- Вы будете завтракать в постели или за столом? – вопрос горничной вернул её на землю пробуждающим враз зарядом искреннего удивления.

В постели? Она в жизни не завтракала в постели, в отличие от своих кузин. Это привилегия никогда не входила в её прямые обязанности приёмной воспитанницы Клеменсов, как и многое другое. Она вставала в Леонбурге раньше всех, потому что прислуживающим её двоюродным сёстрам служанкам нужно было успеть её накормить, одеть и убраться в её спальне до того, как проснётся кто-то из опекунов Эвелин или их дочерей. Никто из личных камеристок юных барышень Клеменс не заботился о её комфорте и личных предпочтениях, поскольку прекрасно знали, что жаловаться она на них не будет, да и в сущности не кому. Да и на что? То, что будили ни свет, ни заря или позволяли себе выражать свои мысли, а то и целые недовольства в довольно-таки открытой форме? Её же никто не оскорблял и уж тем более не повышал голоса и не поднимал на неё руки, чего не скажешь о её родных кузинах.

Может она всё ещё спит и ей наконец-то начало сниться что-то хорошее и интересное?

- А так можно? – ответный вопрос сорвался с губ раньше, чем Эва успела его обдумать. Уж слишком она была на тот момент шокирована нежданным предложением Гвен.

Но та уже успела отнести кувшин с горячей водой к угловому столику с раковиной и умывальными принадлежностями и, как ни в чём ни бывало, возвращалась обратно за подносом, оставленном в смежной комнате на письменном столе.

- А почему нельзя? Ваши кузины всегда завтракают только в постели, а потом уже начинают собираться для обеденных визитов в соседние поместья. И уже там решают, задерживаться в гостях до ужина или же отправиться за покупками в город. Кстати, сегодня же воскресенье, ещё и середина мая. Думаю, на городской ярмарке будет очень оживлённо и весело. Такие мероприятия у нас никто не пропускает. Я уже молчу о приближении первого июня. Об этом событии в Гранд-Льюисе начинаются обсуждения с подготовками ещё за месяц, если не раньше.