Плач богов (СИ) - Владон Евгения

- Не знаю Киллиана Хейуорда? Да как его можно не знать-то? Этого красавчика знает весь город и не только по имени! Я уже молчу о дворовых собаках. Не знаю Киллиана Хейуорда. – служанка возмущённо хохотнула от столь нелепого предположения. – Да этого курощупа* поди каждая девка знает, как замужняя, так и пока ещё нетронутая.

- И что же в нём такого… особенного, если его знает весь Гранд-Льюис?

- Потому и знает, что ни одной юбки на пути не пропустит, так ещё и скандаль какой-нибудь обязательно учинит с одной из оных, особенно, если та на выданье и вроде как считалась безвинной девицей.

- Ох… - только и сумела вымолвить в ответ откровенно ошалевшая Эвелин Лейн.

Уж чего-чего, а такого поворота событий она никак не ожидала услышать. Не говоря о враз атаковавших её воображение жутких картинах со слов раздухарившейся горничной.

- И это я ещё и слова не выдала о его маменьке и папеньке. Та ещё история, которую до сих пор пересказывают шёпотом на пониженных тонах. Вы же уже, наверное, о них слышали, раз спрашиваете?

- Если бы слышала, то, скорее всего, не спрашивала. – кажется дикое волнение с закипевшей в жилах кровью вернулось за считанные доли секунды, ещё и с троекратной силой. А может она попросту испугалась? До такой степени, что даже коленки задрожали и резко взмокла спина с подмышками. Сразу потянуло к окну, на свежий воздух.

Да и хотела ли она теперь слушать? Какой во всём этом толк? Зачем оно ей? Тем более, когда мысли в голове бесцельно путались, обрываясь буквально ещё в зародыше под гнётом свихнувшихся эмоций.

Ей было мало произошедшего и увиденного в конюшне Лейнхолла? Что из того, что тогда случилось между Хейуордом и Софией выглядело недостаточно понятным? То, что она не испытала в тот момент ни жалости, ни сочувствия к кузине, не значило ровным счётом ничего. Если та и заслужила от этого мужчины подобного отношения, то Бог им судья, но, если Софи у него не одна такая, тогда это совершенно иная тема разговора.

Но почему же ей так плохо, чёрт возьми? Ещё и больно, будто всё это имеет к ней какое-то прямое отношение, практически личное. И дышать тяжело, а думать обо всём этом вообще не хочется. Горло стискивает словно невидимым обручем спазматического удушья и царапает подступившим рыданием. Не хватало ещё разреветься на глазах служанки.

- Неужели ваши кузины о них не рассказывали? Это же такая скандальная история. Страшнее, наверное, только какие-нибудь убийства или несчастные случаи в наших болотах.

- Нет. – она отвечала, скорее машинально, ежели осознанно. Всё, что тогда хотелось, попросить Гвен оставить её в покое и уйти. – Мы очень мало общаемся.

- Ооо, тогда вы просто обязаны это услышать. – как же разволновалась в ту минуту горничная, даже голосок задрожал. Ещё бы, получить возможность рассказать ТАКОЕ первой и тому, кто ведать-неведывал о самой вопиющей истории века. Это же равноценно тому, как стать у кого-то первым, а то и единственным «гуру» в жизненных вопросах сверхзначимой важности.

- А это очень долгий… рассказ? – или, точнее, сплетня. Хватит ли у Эвы сил выдержать столько времени на ещё один утомительный заход? Ей было мало за этот день великих потрясений?

Проще убедить себя, что ей это не нужно. Она не настолько хорошо знает этого человека, чтобы рисовать в своей голове какие-то нелепые фантазии на его счёт. Они друг другу никто и такими и останутся. Да и где гарантия, что они ещё когда-нибудь встретятся? Но даже если встретятся, то что? Что он может ей сделать? Только посмотреть в её сторону? Или рискнёт подойти, чтобы потребовать вернуть ему его браслет?

Да и кто сказал, что это его браслет? Она же не видела, как он его терял, а он не видел, как она его нашла.

Треклятый браслет!

- Так вы совсем ничего-ничего не знаете? Ни о его матери, ни о нём самом?

- Я даже имени её не знаю. Мало того, я никогда её не видела и понятия не имею, кто она такая и как выглядит.

- Ооо… - опять протянула Гвен практически закатывая глазки в религиозном экстазе. Может так оно и было, может она его и словила, получив в свои задрожавшие ручки такую исключительную возможность. – Так вы не знаете, что это Адэлия Веддер? Хозяйка самого крупного и скандального притона в Гранд-Льюисе, отданная туда же ещё невинной девочкой за долги своих родителей и проработавшая там шлюхой чуть ли не всю свою сознательную жизнь…

Кажется, с этого момента Эвелин перестала не только слышать, но и видеть.

_______________________________

*курощуп–устар.бабник, волокита

Глава тринадцатая

Всю ночь ей снились то бредовые сны, то скомканные сюжеты на грани кошмарный видений. Из-за пережитых встрясок, атаковавших её чуть ли не со всех сторон в течении целого дня, физического переутомления и только-только закончившегося невероятно долгого путешествия почти через всю страну, мозг не то что не искал путей к исцеляющему отдыху, а будто по инерции продолжал и дальше выискивал новые способы загрузить себя под завязку и довести то ли до истерического срыва, то ли просто до срыва.

Проснувшись, наверное, поздним утром или занимающимся днём, Эва какое-то время не могла определиться, где она и как попала на такую большую (не покачивающуюся) кровать. Почему её со всех сторон окружала прозрачная тюль, сквозь которую просачивались косые лучи смягчённого солнечного света, а за её пологом проступали незнакомые для памяти оттенки мятно-зелёного и молочно-охристого дерева. Убаюканный неподъёмной сонливостью мозг и раскапризничавшееся сознание упрямились до последнего, заставляя тело и дальше нежиться в мягких сугробах постельного белья, наливая веки томной тяжестью последних снов, не желающих сдавать свои позиции ни под какими уговорами. А может им просто не хотелось включать память и возвращаться в реальность? Или же всему виною был здешний воздух, наполненный с раннего утра смешанными ароматами садовых цветов и вечнозелёных растений? Почти опиумный, колыхающий занавески лёгким сквозняком из приоткрытых окон.

Зачем вообще вставать, одеваться и куда-то потом идти? Разве не лучше провести ещё немного времени в этой горьковато-сладкой неге? А потом ещё немного и ещё?

Но память есть память. Рано или поздно она напомнит обо всём, что с тобою успело случиться, и каким образом ты вдруг умудрилась очутиться на этом крохотном островке мнимого земного рая. Не только напомнит, но и всколыхнёт в груди целый клубок спавших до этого чувств и страхов. Заколет ледяными кристаллами ментолового инея по поверхности сердечной мышцы, прогоняя забвение последнего сна со скоростью огневой вспышки. И уже тогда кровь побежит по жилам быстрее и ощутимее жарче, нагревая кожу и онемевшие мышцы намного выше комнатной температуры. Заставит откинуть в сторону одеяло, потому что станет душно, ещё и налипнет на тело неприятным касанием горячей плёнки-испарины. Даже глаза защиплет и горло сдавит тугим обручем подступившего рыдания.

Теперь-то она убедится окончательно, что больше не спит, а многие воспоминания о вчерашнем дне окажутся вовсе не обрывками из её ночных кошмаров. Недавнее умиротворённое состояние сметётся в мгновение ока, как осыпавшиеся лепестки буйно цветущей магнолии в порыве сильного ветра. Застонет в суставах и мышцах, налившихся болезненной ломотой, заставив почувствовать себя старухой, с разбитыми на мелкие осколки костями.

Ну и зачем ей было просыпаться? Чтобы в который уже раз заставить себя встать и через не хочу вернуться снова к той жизни, в которой нет ни единого просвета на лучший исход? В прочем, других у неё и не имелось. Сны не в счёт. Может лишь наивные фантазии, в которых она любила время от времени прятаться, пока читала какие-нибудь книжки или рисовала. Но каким бы ни было бурным воображение и связанные с надуманными картинами эмоции, реальность при любых обстоятельствах подминала под себя всё, отрезвляя и возвращая в свои жёсткие границы за считанные мгновения. Увы, но реальность её тоже не любила и, видимо, никогда не баловала. По крайней мере, вспомнить так с ходу о чём-то во истину приятном было крайне сложно. Порой даже не верилось, что у других жизнь была какой-то иной, намного лучшей и захватывающей.