Плохой хороший парень - Кэрри Прай

Тимур вскинул руками.

— Ох, я знаю на что иду! И едва ли меня ждёт резвая игра в пиньяту! Но только так я смогу защитить тебя и твой остаток семейства! Просто доверься мне! Один, чёрт возьми, раз!

— А что до твоей семьи?! Она перестала тебя волновать?!

Ещё вчера подобный диалог мог показаться до жути пафосным, однако реальность внесла свои коррективы. Мы спорили о том, кто первым займёт место на виселице. Наша жизнь вступила в тень прохладной ночи.

— Послушай, Юна, не время для капризов, — вовсе разошёлся Май. — Я спрятал Дину, тебя и свой эгоизм. Едва ли мои действия походят на импровизацию, права? Я ко всему готов. Я знаю, что делаю.

Закрыв глаза, я покачала головой.

— Ты ошибаешься…

— Да ну? Кем ты меня считаешь? Лопухом, который станет прятаться в чужом огороде? Не забывай, я — аферист. Хакер, что грабит людей и завсегда остаётся безнаказанным, — произнёс он с толикой пренебрежения. — Если я и попаду в капкан, то несомненно залужено.

Сжав кулаки, я продолжала стоять на своём:

— Не позволю.

— Проклятье! Это мой выбор, Юна! Считайся с ним! Хочешь всё испортить и в геройской юбке противостоять системе — валяй! Но только меня уже не остановишь.

Эгоизм, что был похоронен, внезапно воскрес. Теперь он был сильнее прежнего.

— А как же я? — задалась с надрывом, старательно пряча слёзы.

— А что ты, Мурка? — сухо выпалил Май. — Нарядилась в мантию милосердия и теперь пылаешь заботой ко всем безнадёжным? Ты извращенка? Мы из разных миров. Два чёртовых полюса, — подавив всё то, что так рвалось наружу, он направился к выходу. — Просто живи, как жила. Ты ведь не станешь отрицать, что была куда счастливее до нашего знакомства?

Да что он вообще понимал?

Не дождавшись ответа, Майский хлопнул дверью, оставив меня в промозглом убежище. Мне хотелось воспрять, наплевать на его запреты и устремиться вслед, однако ошибки прошлого принудили остаться.

Отец множество раз просил меня быть осторожной и не ввязываться в опасные игры, но я всегда поступала по-своему. И как итог: мы всецело несчастны.

Высочайшая грань абсурда всегда являлось то, что предубеждение к Майскому тесно примыкало к абсолютному доверию. Я доверяла ему, пусть он не услышал это в напутствие. Сильнее была тревога, что рисовала в воображении устрашающие кадры.

Мы всегда боялись говорить открыто, будто нас поцеловало вечность. Словно каждый новый день обязательно настанет, а мы непременно увидимся. Это было не так. И проживая каждую минуту без него, я жалела о том, что не сказала. О том, на что не хватило смелости спросить. О том, в чём не призналась.

Разве это сложнее, чем окутавшие нас проблемы?

В попытке отвлечься от дурных мыслей, я решила побороться с пылью. Полила увядшие цветы и расправила занавески. Найденные в шкафу макароны были отправлены в кастрюлю с кипящей водой, а после бесстыдно пересолены. Отправленные в камин дрова так и остались сонно тлеть, в ожидании умелой руки. В противовес всем неудачам, найденная на втором этаже рубашка, стала мне сухим одеянием.

Но уютнее оттого не стало.

Стрелка часов перешагнула за полночь, а Майский до сих пор не явился. Остывшая от недавнего разговора, я сгорала от желания вновь высказаться. На этот раз мне не хотелось обороняться претензиями и очередными упрёками. Я желала избавиться от того, что долгие дни терроризировало сердце.

Прошёл ещё час. Два. Три.

Майский был прав: я сама себе гнетущая тоска.

Спасением от уныния стал звонок Кабанова. Не дождавшись полного слива макарон, я бросила кастрюлю в раковину и прижала мобильник к уху.

— Либо ты способен слышать чужие молитвы, либо твоя интуиция далека от естественной, — выдохнула я. — Безумно рада, что ты позвонил.

На том конце рубке послышался слабый смех.

— Если ради этих слов стоило оказаться в реанимации, то я готов здесь задержаться. Могу ногу сломать и три пальца.

— Отставить, сержант, — улыбнулась я. — Ты мне целый нужен. К тому же, чем тогда чебуреки будешь лопать?

— Как и раньше — ртом.

— Ах, ну да. Как я сразу не додумалась…

Обернувшись, я заметила, дымящиеся макароны всем остатком разместились в раковине. Доготавливались, покрываясь мутной плёнкой поварского искусства.

— Как ты? — аккуратно поинтересовался Гриша.

— Если кратко, то ещё вчера было лучше. Отец по-прежнему за решёткой, Майский по-прежнему сволочь, Марк точит на меня свой острый клык, а я… совершенно не умею готовить пасту. Такая вот прогрессивная динамика.

Быть более откровенной не хотелось, ведь я сама боялась собственных ощущений. Боялась их принять.

— Позволь стать тем, кто порадует тебя хорошей новостью, — без особого энтузиазма сказал Кабанов. — Я связался с дядькой, начальником ФСБ и был крайне красноречив. Так вот его не устроило, что творится в нашем округе. Уверен, что он скоро нагрянет с проверкой к Валерию. А там, как говорится, «дело-шляпа».

Всё ещё улыбаясь, я задрала голову к потолку.

— Сам ты шляпа, Кабанов. Причём соломенная… Валерий действует не своими руками и даже не Марка. Так или иначе, все пути сведутся к Майскому.

— Пусть так, — пробурчал он. — Разве это будет равноценно с тем, что твой Олег будет свободен?

В груди снова что-то сломалось. Механизм, который отвечал за совесть, справедливость и принципы, теперь эгоистично взял обратное направление. Прежние ценности остались, но к ним добавились новые.

— Как поживает твоя медсестра? Ты узнал её имя? — постаралась безуспешно перевести тему, как и горечь в голосе. — Уверена, о тебе ещё никто так не заботился.

— Ты вообще слышишь меня? Я говорю о том, что нашёл выход из ситуации. Мы неспособны побороться с Валерием. Это наш шанс.

— Ты прав, Гринь. Поступай так, как посчитаешь нужным. А мне нужно разобраться с ужином…

— Юна!

Сбросив вызов, я накрыла лицо руками.

До чего же паршиво жить по времени, которое идёт против тебя. И как же легко заблудиться, когда боишься посмотреть вперёд.

Откинув телефон в сторону, на экране которого застыло 3:55, я упёрлась руками о столешницу. Был страх свалиться на пол и безудержно разреветься. Крик, застывший в горле, был отважно подавлен. Посуда и та осталась целой.

По швам трещало лишь моё сердце.

Очередной хлопок двери стал пробуждающим. Подняв голову, я увидела Тимура. Парень стоял на пороге, облокотившись плечом о дверной косяк, обессиленный и непривычно отчуждённый. Казалось, будто он вернулся после изнурительной пробежки. Он не хотел смотреть на меня, не хотел что-либо говорить, либо не желал присутствовать на очередном допросе.

Май зря опасался, ведь у меня были другие планы.

Я