Трое в лодке (не считая собаки) - Джером Джером
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главным композиционным элементом на фотографии оказались, без сомнения, наши четыре ноги. Потому что больше почти ничего не было видно. Они заняли передний план целиком. За ними можно было разглядеть очертания других лодок и фрагменты окружающего пейзажа; все остальное, однако, имело настолько безнадежно несущественный и жалкий вид в сравнении с нашими ногами, что пассажиры других лодок просто устыдились собственного ничтожества и карточки заказывать не стали.
Владелец одного парового баркаса, заказавший шесть штук, отменил заказ как только увидел негатив. Он сказал, что возьмет карточки, если ему покажут, где его паровой баркас. Но никто показать не смог, потому что баркас находился где-то за правой ногой Джорджа.
С этой фотографией вышло вообще много неприятностей. Фотограф считал, что мы должны взять по дюжине штук каждый, поскольку заняли девять десятых площади снимка. Но мы отказались. Мы сказали, что не прочь фотографироваться во весь рост, но предпочитаем делать это в корректной ориентации.
Уоллингфорд, который на шесть миль выше Стритли, — городок очень древний; он являлся активным центром по производству английской истории. Во времена бриттов это был примитивный, вылепленный из грязи поселок; бритты жили здесь до тех пор, пока римские легионы не прогнали их и не заменили глинобитные стены мощными укреплениями, следы которых Время не смогло уничтожить до наших пор — так здорово умели строить каменщики тех древних времен.
Но Время, пусть и споткнулось о римские стены, вскоре обратило в прах самих римлян, и после них дикари-саксы дрались здесь с мамонтами-датчанами, пока не пришли норманны.
Город, укрепленный и обнесенный стенами, простоял до самой Парламентской войны, когда Фэйрфакс подверг его долгой и жестокой осаде{*}. Но город все-таки пал, и стены его были разрушены до основания.
От Уоллингфорда к Дорчестеру окрестность реки становится гористее, разнообразнее и живописнее. Дорчестер стоит в полумиле от берега. Если лодка у вас небольшая, к городку можно подобраться на веслах по Тему, но лучше все-таки причалить у Дэйского шлюза и пройтись пешком по лугам. Дорчестер — обворожительно мирный старинный городок, уютно дремлющий в безмятежности и покое.
Дорчестер, как и Уоллингфорд, был городом уже в древности; он назывался тогда Кайр Дорен, «город на воде». Позднее римляне поставили здесь огромный лагерь; окружающие укрепления видно до сих пор, как невысокие сглаженные холмы.
В саксонские дни Дорчестер был столицей Уэссекса. Город этот очень древний и когда-то был велик и мощен. А теперь он стоит себе в стороне от шумного света, тихонько дремлет и видит сны.
Вокруг Клифтон-Хэмпдена — деревушка просто прелестная, старомодная, покойная, вся в изящном цвету — речной пейзаж роскошен и великолепен. Если вам придется заночевать в Клифтоне, лучше всего остановиться в «Ячменной скирде». Это, бесспорно, на реке самая чудная, самая старинная гостиница. Она стоит справа от моста, довольно далеко от деревни. Маленькие фронтончики, соломенная крыша и решетчатые окна придают ей совершенно сказочный вид, а внутри там совсем как «в некотором царстве, в некотором государстве».
Героине современного романа, однако, останавливаться в этой гостинице не стоит. Героиня современного романа, как правило, «царственно высока» и постоянно «выпрямляется в полный рост». В «Ячменной скирде» она бы каждый раз билась головой в потолок.
Для пьяного эта гостиница — место также не подходящее. Слишком здесь много сюрпризов в виде всяких нежданных ступенечек — то вниз из одной комнаты, то вверх в другую. Что подняться в спальню, что, поднявшись, отыскать постель — никакое из таких предприятий ему не осуществить никогда.
Наутро мы встали рано, потому что хотели попасть в Оксфорд к полудню. Просто удивительно, как рано встаешь, когда ночуешь на открытом воздухе. Как-то не особо хочется полежать «еще пять минут», когда лежишь завернувшись в плед на дне лодки, с саквояжем вместо подушки, как обычно хочется на перине. Мы покончили с завтраком и прошли Клифтонский шлюз уже к половине девятого.
От Клифтона до Калэма берега тянутся плоские, нудные и неинтересные, но после Калэмского шлюза — это самый холодный и глубокий шлюз на реке — пейзаж оживляется.
В Эбингдоне река подходит прямо к улицам. Эбингдон — типичный провинциальный городок, спокойный, чрезвычайно респектабельный, чистенький и отчаянно скучный. Он гордится своей древностью, но ему вряд ли сравниться с Уоллингфордом и Дорчестером. Когда-то здесь стояло знаменитое аббатство, и теперь в том, что осталось от священных стен, варят горькое.
В Эбингдонской церкви св. Николая стоит памятник Джону Блэкуоллу и его жене Джейн, которые после долгой и счастливой супружеской жизни скончались в один и тот же день, 21 августа 1625 года. А в церкви св. Елены есть запись о мистере У. Ли, умершем в 1637 году, который «имел в жизни своей от чресл своих потомства двести без трех». Если попробовать посчитать, получится, что семейство мистера Ли насчитывало сто девяносто семь человек. Мистер У. Ли (пять раз избиравшийся мэром Эбингдона) был, без сомнения, благодетелем своего поколения; но я надеюсь, что в наш перенаселенный девятнадцатый век таких осталось уже немного.
Между Эбингдоном и Ньюнэм-Кортни Темза очаровательна. В Ньюнэм-парке побывать весьма стоит. Он открыт по вторникам и четвергам. Во дворце собрана богатая коллекция картин и редкостей, а сам парк очень красив.
Бьеф под Сэнфордской перемычкой, сразу под шлюзом, — очень подходящее место для того, чтобы утопиться. Подводное течение здесь просто страшное; стоит вам туда угодить — и дело в шляпе. Здесь установлен обелиск, отмечающий место, где уже утонули двое купальщиков. Ступеньки этого обелиска обычно служат трамплином для молодых людей, которые стремятся проверить, как здесь на самом деле опасно.
Иффлийский шлюз с «Мельницей», в миле от Оксфорда{*}, — излюбленный сюжет среди братьев по кисти, обожающих речную сцену. Реальный объект, однако, после картин вызывает значительное разочарование. Вообще, я заметил, в этом мире мало что как-то соответствует своему изображению на картинке.
Иффлийский шлюз мы прошли около половины первого и затем, приведя лодку в порядок и приготовив все к высадке, двинулись на приступ последней мили. Чтобы разобраться в этом участке реки, на нем нужно родиться. Я бывал здесь неоднократно, но освоиться так и не смог. Человек, способный пройти прямым курсом от Иффли до Оксфорда, вероятно, сумеет ужиться под одной крышей с женой, тещей, старшей сестрой и старой семейной служанкой его младенческих лет.
Сначала течение тащит вас к правому берегу, потом к левому, потом выносит на середину, разворачивает три раза, снова уносит вверх и заканчивает, как правило, попыткой расплющить вас о дебаркадер со студентами.
Все это, разумеется, послужило причиной того, что на протяжении данной мили мы постоянно становились поперек дороги другим лодкам, а они нам; а это, разумеется, послужило причиной того, что в ход было пущено внушительное количество ненормативной лексики.
Не знаю, почему оно так, но на реке все становятся просто до крайности раздражительны. Пустяковые казусы, которые на суше проходят почти незаметно, доводят вас практически до исступления, если случаются на воде. Когда Джордж с Гаррисом разыгрывают из себя ослов на суше, я снисходительно улыбаюсь. Когда они идиотничают на реке, я употребляю такие ругательства, от которых кровь стынет в жилах. Если наперерез моей лодке лезет другая, мне хочется схватить весло и поубивать там всех.
Тишайшие, кротчайшие на берегу люди, попав в лодку, становятся буйными и кровожадными. Однажды я совершал плавание с молодой леди. Это была самая ласковая и славная девушка, сама по себе, но слушать, как она выражается на реке, было просто страшно.
— Чтоб ты сдох! — вопила она, когда какой-нибудь злополучный гребец попадался ей на пути. — Надо смотреть, куда прешься!
А если парус не становился как следует, она хватала его, дергала вообще уже страшно и с возмущением объявляла:
— Нет, вот ведь гаденыш!
И тем не менее, как я уже говорил, на берегу она была мила и добросердечна.
Речной воздух оказывает развращающее влияние на характер; и это, я думаю, та причина, по которой даже грузчики с барж иной раз нагрубят друг другу, допустив выражения, о которых, не сомневаюсь, в спокойную минуту жалеют.
ГЛАВА XIX
Оксфорд. — Рай в представлении Монморанси. — Лодка, которая берется напрокат в верховьях Темзы; ее привлекательность и преимущества. — «Гордость Темзы». — Погода меняется. — Река в разных аспектах. — Нерадостный вечер. — Тоска по недостижимому. — Ободрительная беседа. — Джордж играет на банджо. — Траурная мелодия. — Еще один мокрый день. — Бегство. — Скромный ужин и тост.