Трое в лодке (не считая собаки) - Джером Джером

— Ты хоть бы пальцем пошевелил!..

Оказавшись ближе, я разъяснил положение дел; они поймали меня и одолжили шест. До плотины оставалось с полсотни ярдов. Я был рад, что они там оказались.

Первый раз плавать на плоскодонке я отправился в компании с тремя приятелями; они собирались показать мне, как это делается. Мы не смогли выйти вместе, поэтому я сказал, что приду первым, найду плоскодонку и поболтаюсь у берега, немного попрактикуюсь до их прихода.

Плоскодонки я в тот день не достал, все уже было разобрано; мне оставалось только сидеть на берегу, глазеть на реку и ждать друзей.

Вскоре мое внимание привлек человек в плоскодонке, на котором, как я заметил с некоторым удивлением, была точно такая же куртка и шапочка, как у меня. В плоскодонках он явно был новичком, и его выступление было весьма увлекательно. Нельзя было угадать что случится, когда он втыкал шест, — очевидно, он не знал этого сам. Он толкал лодку то по течению, то против; порой он просто начинал крутиться волчком на месте, объезжая вокруг шеста. И независимо от результата всякий раз одинаково сердился и удивлялся.

Народ на реке этим зрелищем вскоре не на шутку увлекся; зрители стали биться об заклад, каков будет исход следующего толчка.

В конце концов на противоположном берегу появились мои друзья; они остановились и также стали наблюдать за несчастным. Он стоял к ним спиной, и им было видно только куртку и шапочку. Тем самым они немедленно сделали скоропалительный вывод, что это я, их возлюбленный друг, устроил здесь показательное выступление, и радость их не имела границ. Они стали безжалостно глумиться над ним.

Сначала я не осознал их ошибки и подумал: «Как неучтиво с их стороны вести себя подобным образом, да еще по отношению к совершенно постороннему человеку!» Я уже собирался крикнуть и упрекнуть их, но сообразил в чем дело и удалился за дерево.

Ах, как они веселились, как дразнили бедного юношу! Добрых пять минут они торчали там, выкрикивая непристойности, издеваясь над ним, глумясь над ним, уничижая его. Они усыпали его затхлыми шуточками; они придумали даже несколько новых и пустили в него. Они выложили ему весь запас неофициальных семейных приколов, принятых в нашем кругу и ему, разумеется, полностью непонятных. Наконец, не в силах более выносить жестокие издевательства, юноша обернулся, и они увидели его лицо!

Я был счастлив отметить, что у моих приятелей сохранились остатки приличия, чтобы почувствовать себя круглыми дураками. Они объяснили ему, что думали, что его знают. Они сказали, что они надеются, что он не считает, что они способны нанести подобные оскорбления кому бы то ни было кроме ближайших друзей.

Разумеется, факт, что они приняли его за друга, снимает с них всю вину. Помню, Гаррис как-то рассказывал мне один случай, приключившийся с ним в Булони, во время купания. Он плавал недалеко от берега, как вдруг кто-то схватил его за шею и потащил под воду. Гаррис начал неистово отбиваться, но овладевший Гаррисом был, видимо, подлинным Геркулесом; все попытки вырваться оказались бесплодны. Гаррис уже перестал брыкаться и попытался было обратить мысли к серьезным вещам, когда злодей отпустил его.

Гаррис снова стал на ноги и огляделся в поисках своего потенциального убийцы. Душегуб стоял рядом и от души хохотал, но, увидев лицо Гарриса, всплывшее из-под воды, отшатнулся и ужасно сконфузился.

— Прошу прощения, честное слово... — пробормотал он растерянно. — Я принял вас за своего друга!

Как считал Гаррис, ему повезло, что его не приняли за родного. Тогда бы его утопили на месте.

Плавание под парусом также требует знания и тренировки, хотя, когда я был мальчишкой, я так не думал. Я был уверен, что сноровка придет сама собой — как в лапте или в пятнашках. У меня был товарищ, державшийся тождественных взглядов, и вот однажды, в один ветреный день, мы решили попробовать. Мы гостили тогда в Ярмуте и решили выйти в рейс по реке Яр. На лодочной станции возле моста мы наняли парусный шлюп — и вышли.

— Денек-то свежий, — напутствовал лодочник, когда мы собирались отчалить. — Лучше возьмите риф, а пройдете излучину, двигайте в крутой бейдевинд.

Мы ответили, что а как же он еще думал, и на прощание бодро пожелали ему «счастливо оставаться», недоумевая про себя, что значит «двигать в крутой бейдевинд», откуда брать этот «риф» и что с ним делать, когда мы его возьмем.

Пока город не скрылся, мы шли на веслах, и затем, выбравшись на простор, над которым носился уже не ветер, а целый ураган, решили, что пора начинать операцию.

Гектор — кажется, его звали так — продолжал грести, а я начал раскатывать парус. Хотя задача оказалась нелегкой, я в конце концов с ней справился, и тут появился вопрос — где у паруса верх?

Руководствуясь неким природным инстинктом, мы, понятное дело, решили, что верхом был низ, и начали крепить парус наоборот, вверх ногами. Чтобы его поставить (пусть даже так), все равно ушла прорва времени. По-видимому, у паруса создалось впечатление, что мы играемся в похороны, причем я — труп, а он — погребальный саван.

Обнаружив, что это не так, он треснул меня по голове гиком и решил больше ничего не делать.

— Намочи его, — сказал Гектор. — Сунь в воду и намочи.

Он объяснил, что люди на кораблях всегда мочат паруса, прежде чем их поставить. Я намочил парус, но стало только хуже. Когда парус липнет к вашим ногам и обворачивается вокруг головы даже сухой, это неприятно; когда мокрый — это просто непереносимо.

Все-таки, вдвоем, мы его поставили. Мы натянули его — не совсем вверх ногами, а больше наперекосяк — и привязали к мачте куском фалиня, который для этого пришлось отрезать.

То, что лодка не опрокинулась, я просто сообщаю как факт. Почему она не опрокинулась, объяснить я не в состоянии. Впоследствии я часто задумывался над этим, но так и не сумел прийти к сколько-нибудь удовлетворительному объяснению данного феномена.

Возможно, в этом сказался тот естественный обскурантизм, который вообще присущ всем явлениям в этом мире. Возможно, лодка, на основании поверхностных наблюдений за нашей активностью, пришла к заключению, что мы вышли на реку с целью утреннего самоубийства, и решила таким образом расстроить наш план. Это единственное объяснение, которое я могу предложить.

Вцепившись в планшир мертвой хваткой, мы кое-как удержались в пределах лодки, и это был настоящий подвиг. Гектор сказал, что пираты и прочие мореплаватели во время тяжелых шквалов привязывают куда-нибудь руль и выбирают кливер, и считал, что нам также следует попытаться сделать нечто подобное. Но я был за то, что пусть уж лодка идет по ветру сама как ей идется.

Так как моему совету последовать было легче всего, мы на нем и остановились. Ухитряясь не выпускать планшира, мы предоставили лодке право самоопределения.

Порядка мили лодка неслась вверх по течению с такой скоростью, с которой я больше никогда под парусом не ходил и более не желаю. Затем на повороте она пошла в крен, пока полпаруса не оказалось в воде. Потом она выпрямилась, каким-то чудом, и понеслась на банку вязкого ила.

Эта илистая отмель нас и спасла. Лодка пропахала ее до середины и там встала. Убедившись, что мы снова в состоянии передвигаться по собственной воле и что нас больше не трясет и не швыряет как горошины в баночке, мы подползли и отрезали парус.

Мы уже довольно походили под парусом. Мы не хотели переборщить и пресытиться. Мы прошли под парусом — под превосходным, полновесным, интересным, увлекательным парусом — и теперь решили, для разнообразия, пройтись на веслах.

Взявшись за весла, мы попытались снять лодку с отмели, и тем самым сломали весло. Мы повторили попытку, с большой осторожностью, но весла были вообще никуда не годные, и второе сломалось еще быстрее, чем первое, оставив нас совершенно беспомощными.

Перед нами ярдов на сто шла отмель, сзади была вода. Оставалось только сидеть и ждать, пока кто-нибудь пройдет мимо.

Денек был не тот, чтобы народ валил на реку; прошло целых три часа, прежде чем на горизонте появилось человеческое существо. Это был старый рыбак, который с колоссальным трудом нас таки освободил и с позором отбуксировал обратно к пристани.

За доставку домой, за поломанные весла, за четыре с половиной часа пользования лодкой — за все это плавание нам пришлось выложить все карманные деньги, которые копились не одну неделю. Но зато мы приобрели опыт, а за опыт, как говорят, сколько ни плати — не переплатишь.

ГЛАВА XVI

Рэдинг. — Нас тянет паровой баркас. — Раздражающее поведение маленьких лодок. — Как они путаются под ногами у паровых баркасов. — Джордж и Гаррис снова увиливают от работы. — Весьма банальная история. — Стритли и Горинг.

Часам к одиннадцати появился Рэдинг. Река здесь грязна и уныла. По соседству с Рэдингом обычно никто не задерживается. Сам город — место старинное и знаменитое, он стоит здесь еще со смутных времен короля Этельреда{*}, когда датчане поставили свои корабли в бухте Кеннет и отправились из Рэдинга грабить Уэссекс. Именно здесь Этельред и брат его Альфред дали датчанам бой и разбили их; Этельред при этом молился, а Альфред сражался{*}.