Век революции. Европа 1789 — 1848 - Эрик Хобсбаум

славян, а именно сербов. Тем не менее угроза со стороны балканских славян была сиюминутная, хотя позже она стала непосредственной причиной первой мировой войны. Франция была более обеспокоена, имея долгосрочные дипломатические контакты и экономическое влияние в Леванте и периодически пытаясь восстановить их и расширить. В особенности со времен наполеоновской экспедиции в Египет французское влияние в этой стране было сильным, а ее паша Мехмет Али, независимый правитель, мог при желании более или менее потрясти или консолидировать Турецкую империю. И действительно кризис, вызванный «восточным вопросом» в 1830-х (1831–1833 и 1839–1841 гг.), был по существу кризисом в отношениях Мехмета Али со своим номинальным повелителем, осложненный в последнем случае французской поддержкой Египту. Таким образом, если Россия не желала вести войну за Константинополь, Франция и не могла, и не хотела ее. Наступил дипломатический кризис. И в конце концов, кроме Крымского эпизода, войны против Турции не было, по крайней мере в XIX в.

Из международных дискуссий этого периода становится очевидным факт, что взрывоопасный материал в международных отношениях был недостаточно взрывчатым, чтобы развязать большую войну. Из великих держав Австрия и Россия были слишком слабы, чтобы предпринимать решительные шаги. Британия была удовлетворена. К 1815 г. они одержала самую полную победу из всех держав за всю историю, выйдя из двадцатилетней войны против Франции как единственная промышленная, как единственная морская держава (в Британском флоте в 1840 г. было столько кораблей, сколько у всех остальных стран вместе взятых) и фактически как единственная колониальная держава во всем мире. Ничто, казалось, не стояло на пути экспансионистских интересов Британии в ее внешней политике. Россия, будучи ненасытной, имела только ограниченные территориальные претензии и ничто не мешало ей в ее продвижении: расширении британской торговли и капиталовложений. Франция была «недовольной» державой и имела возможность нарушить международный стабильный порядок. Но Франция могла это сделать только при одном условии: если она снова аккумулирует внутри страны энергию революции и якобинства, а за границей — энергию либерализма и национализма. Ибо по меркам давней борьбы великих держав она была чудовищно ослаблена. Она уже больше никогда не будет способна, как при Людовике XIV или во время революции, бороться против коалиции из двух или трех держав на равных, полагаясь только на свои ресурсы и свое население. В 1780 г. на каждого англичанина приходилось по 2,5 француза, но в 1830-м — менее трех на каждых двух англичан. В 1780 г. французов было почти столько же, сколько и русских, но в 1830 г. русских было почти вдвое больше, чем французов. А темпы французской экономической эволюции значительно отставали от британской и американской, а очень скоро — и от германской.

Но якобинство было слишком высокой ценой для французского правительства, чтобы удовлетворить свои международные амбиции. Державы содрогнулись, когда в 1830 и 1848 гг. во Франции снова были свергнуты правящие режимы, а абсолютизм был либо ослаблен в одних странах, либо свергнут в других. И для них наступили бессонные ночи. В 1830–1831 гг. умеренные во Франции были не готовы даже пальцем пошевелить, чтобы помочь восставшей Польше, к которой все французы (как и все европейские либералы) питали симпатии. «А Польша? — писал старый, но полный энтузиазма Лафайет Пальмерстону в 1831 г. — Что Вы будете делать, что нам сделать для нее?»{70} А ответом было — ничего. Франция могла восстановить свои возможности вместе с европейскими революциями, что, как надеялись все революционеры, она и сделает. Но умеренные либеральные французские правительства и Меттерниха такое вовлечение в революционную войну пугало. Ни одно французское правительство в интересах своего собственного государства с 1815 по 1848 гг. не рисковало миром.

А раз равновесие в Европе было нарушено, ничто не могло сдержать экспансии и воинственности. Фактически, хотя реакционные страны были огромны, но их приобретения были невелики. Британия довольствовалась тем, что заняла выгодные точки для морского контроля над миром и для обеспечения ее мировой торговли в таких местах, как южная оконечность Африки (отобранная у Дании во время наполеоновских войн), Цейлон, Сингапур (который был открыт в это время) и Гонконг, а также тем, что обострилась борьба против работорговли — такая политика Британии отвечала как гуманитарным взглядам, так и стратегическим интересам британского флота, который использовал эти пункты для усиления своей мировой монополии — такая политика заставила Британию создать точки опоры вдоль африканского побережья. Но в целом, не считая одного критического случая, на их взгляд, мир был свободен для британской торговли, и оберегаемый британским флотом от непрошеных вмешательств, обходился гораздо дешевле без административных расходов на оккупацию. Кризисным исключением была Индия и все, что находилось под ее контролем. Любой ценой надо было сохранить Индию, в этом не сомневались даже самые антиколониально настроенные торговцы. Ее рынок имел все возрастающее значение, и этот рынок, бесспорно, пострадает, если Индия будет предоставлена самой себе. Индия была ключом к Дальнему Востоку, путям транспортировки наркотиков и других прибыльных промыслов, которыми европейские бизнесмены были не прочь заняться. Китай стал доступным для этого в результате Опиумной войны 1839–1842 гг. Вследствие этого с 1814 по 1849 г. размеры британско-индийской империи выросли и стали занимать ⅔ всего субконтинента, что явилось следствием серии войн против маратхов, непальцев, бирманцев, раджпутов, афганцев, синди, сикхов, и весь Средний Восток был опутан сетью британского влияния, которое контролировало прямой путь в Индию, учрежденный в 1840 г. — пароходами по линиям Р и О, дополненный наземным прохождением по Суэцкому перешейку. Хотя Россия имела репутацию великого экспансиониста (по крайней мере у британцев), ее завоевания были куда скромнее. Царь в этот период старался захватить обширные и пустынные пространства киргизских степей на восток от Урала и отчаянно сопротивляющиеся горные территории Кавказа. США, в свою очередь, захватили фактически весь запад, юг от границы Орегона путем агрессии и войны с беспомощными мексиканцами. С другой стороны, французы вынуждены были ограничить свои экспансионистские амбиции в Алжире, в который они вторглись, прикрываясь сфабрикованным оправданием в 1830 г., и постарались завоевать в последующие 17 лет. К 1847 г. они сломили народное сопротивление.

Об одном условии установления мира между народами необходимо упомянуть отдельно: запрещение международной работорговли. Причины этого были и гуманитарные, и экономические: рабство было ужасно и чрезвычайно неэффективно. С точки зрения британцев, которые находились в первых рядах борцов этого движения среди других государств, потому что экономика в 1815–1848 гг. основывалась не, как в XVIII в., на торговле людьми и сахаром, а на торговле мануфактурой. Фактическая отмена рабства проходила гораздо медленнее (за исключением, конечно, тех мест, где французская революция отменила его). Британцы отменили его в своих колониях — в основном