Мстерский летописец - Фаина Пиголицына

Набросав только заказанный вид Спасо-Евфимьевско-го монастыря с могилой Пожарского, Иван Голышев на обратном пути, проезжая через Владимир, решил воспользоваться приглашением Тихонравова, тот велел ему приходить к себе домой запросто.

Квартира Тихонравова ошеломила Ивана не менее Суздаля". Тесная, плотно заставленная шкафами с божественными и мирскими книгами и старинными рукописями, она напоминала библиотеку. Иван никогда еще не видел столько книг в частном доме, хотя у Сенькова и Протасье-ва было их немало.

Тихонравов приветил молодого художника, сделал надписи к его рисункам, подарил Ивану свое сочинение «Владимирский сборник».

— Постарайтесь, — уговаривал он Ивана, — зарисовать и другие местности и древние предметы.

Некоторое время спустя Иван Голышев получил письмо, подписанное губернатором и председателем губернского статистического комитета. В нем начальник губернии спрашивал, не желает ли Голышев принять звание почетного члена комитета, и если желает, то какую в комитет может пожертвовать сумму. Это озадачило Ивана. Оказывается, почетные звания зависят от вложенного капитала. Почетным членом статистического комитета стать хотелось, но средства были ограниченны. Потому Иван, изъявив благодарность губернатору, отвечал, что всякий рисовальный труд готов исполнить с усердием, о деньгах же не обмолвился. Отец и так ворчал, что Иван «безмездно» печатает картинки для статистического комитета.

Губернские и областные статистические комитеты кроме своей непосредственной деятельности занимались описанием губернии, ее городов, печатали этнографические статьи и статистические отчеты в «Губернских ведомостях», издавали «Памятные книжки» и даже монографии. Все это делалось под председательством губернаторов и членов комитета — непременных, действительных, почетных — и секретаря. Средства комитета складывались из пожертвований его членов. И оплачивалась, очень скудно, только должность секретаря комитета. Им во Владимире в течение почти тридцати лет был Константин Никитич Тихонравов. Увлеченный археолог, коллекционер старинных вещей, человек, влюбленный в свой край, он, являясь одновременно и редактором «Владимирских губернских ведомостей», сумел за короткое время сплотить вокруг газеты и комитета кружок местных краеведов, почти в каждом городе и большом селе завел нештатных корреспондентов.

До почетного члена статистического комитета, не имея достаточного капитала, Иван Голышев, стало быть, не дорос, но рисовальный его вклад в общественное дело способствовал тому, что 8 июня 1861 года он тайным голосованием единогласно был принят в действительные члены комитета, и это был первый в губернии случай избрания в статистический комитет крестьянина.

Вел это заседание сам губернатор Тиличеев. Он отметил заслуги Голышева перед комитетом, вручил ему диплом действительного члена и объявил благодарность от министра внутренних дел «за труды по званию члена-корреспондента статистического комитета».

Рядом с Иваном сидели вице-губернатор и владимирский голова, губернский предводитель дворянства и директор училищ всей губернии. И все они слушали речь о заслугах его, Ивана Голышева, малограмотного мстёрского парня, крепостного крестьянина. Душа Ивана ликовала.

В комитете Иван познакомился со своим земляком Владимиром Александровичем Борисовым из Шуи, их же Вязниковского уезда. Борисов захотел посмотреть голышевскую литографию, и теперь они вместе ехали во Мстёру.

— Не робей, молодой человек, — говорил Борисов, — и я тоже учился только у причетчика в приходской школе. Дедова библиотека — мое образование. Предки были не Дураки. Ты знаешь своих предков?

Голышев пожал плечами.

— Обязательно узнай. Мои еще при Петре I торговали в Сибири и на Украине/Потом возили хлеб из Моршанска в Москву. По отцу-то я из Нижнего Ландеха, слыхал, поди, про такое село в Гороховецком уезде, тоже вотчина графа Панина.

— Слыхивал.

— Вот-вот, Нижний Ландех. Им владел потом князь Черкасский, так мои откупились. Сперва офенями промышляли, а потом и в купцы выбились. Мать — тоже купецкая дочь, только уж шуйских купцов, Барановых. Да отец рано помер, нас у матери четверо осталось. Она и вернулась на родину, в Шую. Купила землю в деревне и завела бумажно-ткацкую фабрику, и я ей помогал, торговал бумажно-ситцевыми и холщовыми товарами. Только прогорели мы, и я уж много всего после испытал. Был приказчиком у одного купца, потом сам завел кирпичный заводишко, да в убыток он пошел. Теперь вот каменный заводишко у меня. Не густо, успевай только вертеться, но хоть семья по миру не скитается. Знаешь, как я к книжкам пристрастился? Нашел дома старинную краткую географию. Прочитал — в восторге от нее. Читал?

— Нет.

— Прочитай. Потом нашел в дедовой библиотеке шесть частей «Собрания путешествий» Циммермана — еще интереснее. Брат привез мне из Москвы «Пространную всеобщую географию» Княжева — и пошло-поехало. Читал?

— Эту читал.

— Вот с этих книг я и начал глотать книжки. «Московские ведомости» выписываешь? Непременно выпиши. Там много всего по истории Отечества печатается. Им в подражание и я начал писать. Потом у нас тут кружок купеческий образовался, из интересующихся историей. А практическими наставлениями я обязан историку и археологу Михаилу Яковлевичу Диеву-Нерехтскому, удивительный человек…

Новый знакомый нравился Голышеву. Прямодушен, начитан и примерно скромен. Иван встречал его статьи во «Владимирских губернских ведомостях», многие из них перепечатывали потом московские и петербурские газеты и журналы. Тихонравов называл его «единственным сотрудником».

Но более всего Ивана Голышева поразило, что этот шуйский мещанин был членом нескольких ученых обществ, имел всемилостивейшие награды и… за свою работу в губернском статистическом комитете получил звание личного почетного гражданина. «Вот бы и мне так!» — думалось Голышеву. Это звание освобождало от крепостной зависимости.

Литография Борисову понравилась. Он уговорил Ивана поехать к нему в Шую, посмотреть его коллекцию древних актов.

У Борисова Голышев уткнулся в книги, их было великое множество.

— Дед еще собирать начал, — говорил, улыбаясь и радуясь удивлению Ивана, Борисов. — А вот мой главный труд, — он взял с полки свою книжку «Описание города Шуи и его окрестностей, с приложением старинных актов, с двумя планами, видом Шуи и картою уезда». — Книжка в Москве издана. Эх, будь я сколько-нибудь правильно поучен, то и это дело шло бы у меня легче. Этот труд я преподнес государю-наследнику и получил за него вот этот перстень.