Месть Ориона (Орион - 2) - Бен Бова

Не говоря ни слова, Елена подошла к Кассандре и помогла ей встать. Из разбитой губы царевны струилась кровь.

Я встал возле алтаря, опустив левую руку на рукоять меча. Агамемнон и все ахейцы уже узнали меня. Лица их были суровы, руки обагрены кровью... Даже издали от них разило потом.

Менелай, на какой-то миг словно окаменевший, шагнул вперед и схватил жену за плечи.

- Елена! - Губы его дрогнули, должно быть, он хотел еще что-то сказать, но слова не шли с языка.

Она ответила ему пристальным и внимательным взглядом. Остальные ахейцы молча наблюдали за ними.

На лице Менелая отразились почти все человеческие эмоции. А Елена просто замерла в его руках, ожидая, как он решит ее судьбу - убьет или сохранит ей жизнь.

Молчание нарушил Агамемнон:

- Вот, брат, мы вернули ее, как я и обещал тебе! Теперь она снова принадлежит тебе... Можешь поступать с ней по своему усмотрению.

Менелай с трудом сглотнул и наконец обрел голос.

- Елена, ты - моя жена, - проговорил он, как мне показалось, больше для Агамемнона и прочих, чем для нее. - Ты неповинна в том, что произошло... Ведь Александр похитил тебя. Пленница не отвечает за то, что могло случиться с ней в неволе.

Я едва сдержал улыбку.

Менелай настолько хотел вернуть ее, что готов был забыть о происшедшем... Хотя бы на время.

Агамемнон радостно похлопал брата по плечу:

- Жаль только, что Александру не хватило мужества выйти против меня один на один. Я бы охотно насадил его на копье.

- А где он? - вдруг поинтересовался Менелай.

- Мертв, - ответил я. - Тело его валяется где-то у Скейских ворот.

Женщины тихо всхлипывали возле смертного одра царицы... Все, кроме Кассандры, в глазах которой бушевала нескрываемая ярость.

- Одиссей ищет по городу остальных царевичей и знать, - проговорил Агамемнон. - Живые пойдут в жертву богам - благородные будут жертвы. - Он расхохотался в восторге от собственного остроумия.

Я навсегда оставил догоравшую Трою, двигаясь в рядах победителей-ахейцев, следуя за Агамемноном, уводившим в свой лагерь семь троянских царевен, которых ждала участь рабынь, а Менелай выступал рядом с Еленой, вновь объявив ее своей женой. Сбоку, грозя копьями почерневшему небу, вышагивали знатные ахейцы. Вокруг раздавались стоны и рыдания, воздух наполнял запах крови и гари.

Я держался позади и заметил, что Елена ни разу не протянула руку Менелаю. Я вспомнил ее слова: "Участь жены ахейца, даже если ты царица, не намного лучше рабской".

Она так и не прикоснулась к мужу... Даже не взглянула на него после их встречи, которая произошла в храме Афродиты возле смертного ложа Гекубы.

Но Елена все время оглядывалась, стараясь убедиться в том, что я рядом.

21

Все в лагере ахейцев пустились в разгул. Пьянство продолжалось целый день и затянулось за полночь. Вокруг царил полнейший хаос... Никто и не пытался что-либо делать; воины бражничали, насиловали пленниц... Словом, праздновали победу. Пошатываясь, ахейцы бродили по лагерю в драгоценных шелках, награбленных в горящем городе. Женщины в испуге прятались.

Время от времени возникали драки. Ссорились из-за какого-нибудь кубка, кольца, а чаще всего из-за женщин. Проливалась и кровь: несколько ахейцев, полагавших, что пережили войну, встретили смерть в самый разгар триумфа.

- Завтра будет торжественное жертвоприношение, ахейцы вознесут хвалу богам, - сообщил Политос возле нашего вечернего очага. - Убьют множество пленников и животных, а дым костров, на которых сожгут их плоть, вознесется к небесам. После жертвоприношения Агамемнон разделит добычу.

Я взглянул сначала в его скорбное, продубленное непогодой лицо, потом посмотрел на затухавший пожар в городе, который еще рдел на фоне темного вечернего неба.

- Завтра ты станешь богатым, господин мой Орион, - проговорил старый сказитель. - Агамемнон обязан выделить Одиссею огромную долю добычи. А Одиссей будет щедр к тебе... Он обойдется с тобой благороднее, чем сделал бы это сам Агамемнон.

Я устало покачал головой:

- Мне все безразлично, Политос, такие радости не для меня.

Он улыбнулся, словно бы желая сказать: ну что ж, подождем, что ты скажешь, когда Одиссей вывалит перед тобой груду золота и бронзы, железные треножники и котлы. Тогда ты будешь думать иначе.

Я встал и отправился искать Лукку и моих воинов-хеттов среди разгулявшихся ахейцев. Долго блуждать мне не пришлось. Они сидели возле костра, завалив все вокруг своей добычей: прекрасными одеялами, обувью, дивными луками из кости; друг к другу жались две дюжины пленниц, смотревших круглыми испуганными глазами на своих новых господ.

Лукка встал от костра, заметив меня в непроглядной тьме.

- И все это вы взяли в городе? - поинтересовался я.

- Да, господин. Обычай велит, чтобы ты забрал себе половину, а мы разделили остальное. Ты хочешь сделать это немедленно?

Я покачал головой:

- Нет, разделите все между собой.

Лукка озадаченно нахмурился:

- Все?

- Да. Хорошо, что вы держитесь вместе. Завтра Агамемнон будет делить добычу, и ахейцы могут потребовать долю и от вас.

- Но мы уже отложили царскую долю, - проговорил он. - Речь идет о твоей собственной...

- Возьми ее себе, Лукка. Мне ничего не нужно.

- Даже женщины-пленницы?

Я улыбнулся:

- На моей родине женщины не бывают рабынями. Они приходят к мужчине по своей воле... Или же не приходят.

И впервые после нашего знакомства крепыш хетт удивился. Я расхохотался и пожелал ему спокойной ночи.

Устроившись на ночлег в своем шатре, я подумал, что вопли и крики в лагере не дадут мне заснуть. Но глаза мои закрылись, едва я распростерся на ложе, и я погрузился в сон.

И вновь оказался в золотой пустоте, в мире творцов. Я вглядывался в струившееся отовсюду сияние и различал в нем неясные силуэты и контуры, отдаленно похожие на башни и дома далекого города, залитого ослепительным блеском невероятно яркого солнца.

Я не искал творцов. Должно быть, Золотой Аполлон пожелал видеть меня.

- Нет, Орион, он не призывал тебя. Это сделал я.

Ярдах в двадцати от меня медленно обретали плоть контуры человеческой фигуры. Передо мной возник один из творцов - темноволосый, с аккуратно подстриженной бородой; тот, которого я считал Зевсом. Вместо золоченых одеяний на нем был простой комбинезон, застегнутый наглухо. Небесного цвета ткань странным образом переливалась, пока Зевс приближался ко мне.

- Радуйся, что призвал тебя я, а не наш Аполлон, - проговорил он со странной смесью любопытства и серьезной озабоченности в голосе. - Он в гневе и винит тебя в падении Трои.

- Ну и хорошо, - проговорил я.

Зевс качнул головой: