Убийство в ЦРУ - Маргарет Трумэн

Времени навестить маму перед отъездом так и не нашлось, зато ей удалось отыскать дырку в куче дел и втиснуть в нее безумный, расточительный рывок по магазинам в поисках одежды для летнего сезона. Купила она не много (залитые солнцем острова многого и не требовали): два купальника — один бикини, другой закрывающий тело броней, — причем оба в оттенках красного цвета; пестрый красочный длинный халат, белые шорты, сандалеты, облегающее белое платье и — самое приятное из всех приобретений — комбинезон цвета просвеченной солнцем морской глуби. Сидел он на ней как влитой, а потому носить его было сплошным удовольствием. В нем она и была одета в то утро, когда села в самолет.

Едва самолет набрал высоту и принесли завтрак, Коллетт сбросила туфли, откинулась в кресле и попыталась исполнить данное самой себе обещание: воспользоваться полетом для того, чтобы наедине с собой без помех во всем разобраться, замкнувшись на некоторое время в пределах личных мыслительных способностей.

Перед отъездом она еще раз побывала в Лэнгли. Беседовала с Хэнком Фоксом. Бреслин во время их встречи на балконе Центра Кеннеди назвал ей особый номер телефона и предложил звонить по нему каждый день и, кто бы ни снял трубку, говорить: «Вас беспокоят из приемной доктора Джейна, будьте добры мистера Фокса». Она проделала все, как было предписано, и в ту же минуту Фокс оказался на проводе. Сказал он всего-навсего:

— Наш друг улетел в Будапешт. У вас все готово для поездки на юг?

— Да, в субботу.

— Хорошо. В случае, если соскучитесь по дому или просто захотите с кем-нибудь словом перемолвиться, на Пуссерз-Лэндинг всегда отыщется приличная компашка друзей. Они собираются в палубном баре и ресторане. Покормите большую птицу в клетке между полуднем и тремя часами. Вам предложат беседу на любую занимающую вас тему.

За время работы в ЦРУ Коллетт много раз приходилось выслушивать распоряжения на подобном языке с двойным дном, так что Хэнка она поняла. Ясно, что в этой гавани, которую они зовут Пуссерз-Лэндинг, содержат птицу в клетке, и если она станет кормить ее в указанное время, то к ней подойдет некто, связанный с ЦРУ. Приятно было узнать.

— Позвоните по этому номеру, когда вернетесь, — сказал Фокс. — Я буду здесь.

— Понятно. Спасибо.

— Мои наилучшие пожелания доктору Джейну.

— Что? Ах, да, конечно. Он также просил передать вам привет.

Глупости, игрушки — так думала она до тех пор, пока сама не оказалась в деле и не поняла, какой смысл заложен во все эти шифрованные банальности. Кому-надо-знает: если только на звонок не ответит то самое лицо, кому он предназначен, то любому другому, снявшему трубку, вовсе незачем знать, кто звонит. Случалось, палку перегибали, даже до крайностей доходили, особенно те, кто жить не мог без интриг, но дело того стоило. Тебе придется свыкнуться с этим, уговаривала она себя во время обучения, или ты вовсе утратишь способность воспринять хоть что-нибудь серьезно и тем навлечешь на себя беду.

Могла Барри не воспринять все это достаточно серьезно? Тут есть над чем подумать. Порой она вела себя просто вызывающе бесцеремонно, и Коллетт приходилось ее одергивать. Не пошутила ли она в неурочный час, когда то, что она везла, к шуткам относить ну никак не следовало? Или она слишком легкомысленно восприняла обязанность пользоваться кличкой? Не сумела выйти на контакт с кем следовало не напрямую, а кружными путями?

Возможная связь между смертью Мэйер и убийством Хаблера занимала все ее мысли. Дэйва Хаблера убили в проходе в Росслине, где находилось помещение, принадлежавшее ЦРУ и опекавшееся Хэнком Фоксом. Предположительно Хаблер отправился туда на встречу с тем, кто дал понять, что он или она желает продать доверительную, исходящую из самой Компании информацию для использования ее в книге. Это дает веские основания включить Хаблера в список действующих лиц и всерьез взвесить вероятность общей причины у обоих убийств.

Она едва мозги не свихнула, пытаясь вместить в них все вероятности. К этому занятию ее неуклонно подталкивала самая всепоглощающая из мыслей: память о последних тридцати шести часах, проведенных с Верном Уитли.

Вернувшись с танцевального представления, Коллетт решила вызвать Верна на разговор. Проговорили они до трех часов утра. Беседы, какой ее представляла Коллетт, не получилось вовсе. Положим, Верн был в какой-то мере откровенен, хотя стало ясно, что в себе он держит больше, чем рассказывает.

Беседа началась с вопроса Коллетт:

— Хотелось бы знать, Верн, какое именно задание ты получил от «Эсквайра».

Он отшутился, мол, Правило Номер Раз: никогда не обсуждай статью, которая только готовится.

— Стоит нарушить — и статья выхолащивается, — пояснил он. — Выбалтываешь ее, а садишься писать, ан огонь и угас.

Ей хотелось сказать: «Правило Номер Раз для всякого работающего на ЦРУ: держись подальше от журналистов». Не сказала, разумеется, не могла: для него она ушла из Центрального разведуправления, чтобы заняться цивильным делом в посольстве Соединенных Штатов в Будапеште.

Правда, верил ли он этому? Если домыслы Хэнка Фокса точны, то Уитли опять прибился к ней не затем, чтобы вновь возжечь пламя их любви, а затем, чтобы держаться поближе к внутреннему источнику, могущему насытить сочной фактурой статью, над которой он работал, о программе, прекращенной давным-давно.

Вот оно опять: все та же дилемма! Кто что о ком знает. А вдобавок: стоило ли верить Хэнку Фоксу? А может, Уитли и не собирался писать про ЦРУ. Маниакальная подозрительность Управления ни для кого не секрет. В нем хватает людей, которые находят заговоры за любой гаражной дверью в Джорджтауне.

Той ночью, сидя с Уитли в квартире его брата, она поняла: следует почаще идти напрямик. Случай представился.

— Верн, тут один сказал мне сегодня, что ты в Вашингтоне собираешь материал вовсе не для статьи о здешних социальных переменах. Сказал, что ты копаешь под ЦРУ.

Верн хохотнул и потряс пустой банкой пива.

— Надо, думаю, еще баночку взять. Тебе принести чего?

— Нет, я… давай! Виски тут есть?

— Возможно. Чистяк?

— Немножко воды.

Пока его не было, она удалилась в спальню, где разделась и влезла в один из халатов брата Уитли, в котором уместилось бы трое таких, как она. Закатав рукава, она вернулась в гостиную, где ее уже ждала выпивка. Уитли торжественно поднял банку с пивом.

— Так выпьем за недоверие между мужчиной и женщиной — основу основ всего сущего.

В ответ Кэйхилл машинально подняла было свой стакан, но, спохватившись, остановила руку и взглянула недоуменно на Верна.

— Потрясающий сценарий, Коллетт. Какой-то шут оповещает тебя, что я тут кропаю статью про ЦРУ. Ты когда-то работала в ЦРУ, а потому соображаешь, что я объявился в вашем доме, чтобы подкатиться поближе к «источнику». Вот он, мой единственный интерес к Коллетт Кэйхилл: пребывать в надежде, что она пошире откроет рот — что само по себе, глядишь, и неплохо было бы! Участь моя решена: голыми фактами она загнала меня в угол. — Он вскинул руки вверх, сдаваясь. — Твой приятель прав.

Уитли со всего маху брякнул пивной банкой об стол, подался всем телом вперед и заговорил с наигранной суровостью:

— Через в высшей степени надежный источник я вышел на информацию о том, что директор ЦРУ не только втянут в дикую любовную связь с женщиной — членом Верховного Суда (естественно, имя ее я назвать не могу), но в то же самое время еще и находится в гомосексуальных отношениях с бывшим астронавтом, которому в одной из клиник Перу поставили диагноз как ВИЧ-инфицированному — болен СПИДом.

— Верн, я отнюдь не вижу…

— Погоди. — Он предостерегающе поднял руку. — Это еще не все. ЦРУ готовит заговор с целью свержения законного режима в Лихтенберге, постоянно подает телеграфный сигнал на обе груди Долли Партон и вот-вот осуществит убийство Эйба Хершфелда, чтобы завладеть всеми автостоянками Большого Нью-Йорка в случае ядерного нападения. Как тебе такой сюжет?

Она засмеялась.

— Коллетт, детка, в этом ничего смешного нет!

— Где Лихтенберг? Ты хотел сказать Лихтенштейн.

— Я сказал то, что хотел — Лихтенберг. Это кратер на Луне. ЦРУ чхать хотело на Лихтенштейн. Луна — вот что им нужно.

— Верн, я тебе серьезно говорю, — сказала она.

— Зачем? По-прежнему состоишь в рядах национальной гвардии бойцов невидимого фронта?

— Нет, но… это не важно.

— Кто сказал тебе, что я готовлю статью про ЦРУ?

— Я не могу сказать.

— Ой, как это дьявольски демократично! Я, как водится, обязан перед тобою душу распахнуть, зато леди «не может сказать». Не ожидал от тебя, Коллетт. Вспомни, что я написал в твоем дневнике.

— Помню, — вымолвила она.

— Это радует. Есть что-нибудь новое о твоем приятеле Хаблере?