Сломанная (СИ) - Шнайдер Анна

Юра оказался нетороплив. Хотя позже, думая о произошедшем, Соня пришла к выводу, что в этом как раз нет ничего удивительного — всё же он в принципе был обстоятельным и серьёзным парнем, не склонным к импульсивным поступкам (за редким исключением). И когда он, балансируя над Соней на вытянутых руках, пока она лежала под ним, медленно входил и выходил из её тела — каждый раз полностью, — она едва с ума не сошла от остроты ощущений. И стонала, и хныкала, и просила быстрее, но Юра только улыбался.

— Куда ты торопишься… некуда же торопиться… — шептал он шутливо, а потом наклонялся и начинал вытворять такое с её грудью, что у Сони просто звёзды в глазах взрывались. И снова — медленно и тягуче, тщательно изучая её тело, как величайшую из драгоценностей.

Презервативов у Юры в квартире не было, и с собой тоже, но Соню это не волновало. И когда он негромко спросил, что делать, она, дрожа после очередной пережитой волны удовольствия, всхлипнув, прошептала:

— Как ты хочешь…

И Юра не разочаровал, оставшись внутри.

Соня же с облегчением улыбалась, глядя на то, как он зажмуривается, рвано выдыхает и дрожит — и на его шее ритмично пульсирует светло-голубая венка…

73

Юра

Он ни о чём не жалел. Вообще ни о чём.

И уверился в правоте собственных поступков, когда Соня, вернувшись домой, первым делом — только что сандалии скинула — прошла в гостиную и полезла в книжный шкаф. Юра не стал спрашивать, что ей там нужно, — понимал и без слов.

И когда Соня вытащила откуда-то из недр шкафа длинный белый конверт, поинтересовался только:

— Мне выйти или остаться с тобой?

— Останься, — произнесла она глухо и села на диван.

Юра опустился рядом.

Конверт был запечатан, и Соня порвала его слегка дрожащей рукой.

Внутри лежал обычный тетрадный лист, сложенный вдвое, на котором тёмно-синими чернилами было выведено всего несколько предложений:

«Софья Владимировна! Я не буду оправдываться — мне нет оправданий. Вы наверняка знаете подробности моего дела: по какой причине я оказался в том месте и в то время в подобном виде. Но это не оправдание, скорее уж следствие.

Я получил своё наказание, и это не тюремный срок. Не так важны решётки снаружи, как внутри человека. И если из тех, что снаружи, я выйду, то из тех, что внутри, — вряд ли.

Я просто хотел бы попросить вас попробовать меня простить.

Не ради меня, нет. Ради вас самой. Если вас так же съедает ненависть ко мне, как меня к самому себе… Мне бы не хотелось, чтобы вам было больно.

Простите».

Соня плакала потом почти целый час. И в итоге, вдоволь наревевшись, уткнулась в грудь Юры и прошептала:

— Его зовут Анатолий. Мама называла его Толиком. Говорила, что он очень хорошо учился в школе…

.

В конце концов Соня уснула на его диване, и Юра, бесцельно послонявшись по квартире с полчаса и покормив Масю, подошёл к комнате Алисы.

Он не смог бы ответить, зачем это делает, даже если бы очень постарался. Просто знал, что должен. Что так правильно.

Вошёл внутрь, не используя ключ — дверь Соня уже несколько дней как не закрывала на замок, но и не оставляла распахнутой, — приблизился к столику, взял в руки знакомую фотографию, закрыл дверь и опустился на пол, положив фоторамку на колени.

— Привет, Андрей и Алиса, — прошептал Юра и зажмурился на мгновение, сдерживая непрошеные слёзы. — Хоть я и очень рад, что встретил Соню, но мне безумно жаль, что это всё случилось с вами. Я думал, мне придётся бороться с её прошлым, даже готовился к серьёзным сражениям. Но сегодня я понял: я не стану этого делать.

Юра вздохнул, вглядываясь в бесконечно улыбающиеся лица маленькой девочки и взрослого мужчины — тех, кто вечно будет дорог Соне и с кем он никогда не познакомится.

— Вы составляете часть её личности. Как мой отец, моя сестра и даже мама — составляют часть меня. И неважно, живы они или нет, — они всегда будут частью моей души. И Соня… пусть помнит. Пусть порой плачет. Пусть скучает. Но быть при этом несчастной совсем не обязательно. И я не дам ей быть несчастной, обещаю. — Юра усмехнулся и мучительно поморщился: слёзы опять вскипели в глазах, обжигая их солью. — Нелепость, скажете? Совсем ведь недавно я рассуждал о другом, а сейчас разбрасываюсь обещаниями. Но нет, мне это не кажется нелепостью — я так чувствую. Всем сердцем так чувствую, хочу, чтобы так и было. Поэтому и обещаю… Не брошу, не дам в обиду, сделаю счастливой. Вам говорю это, чтобы вы знали и видели. Не Богу, а вам в первую очередь, потому что вы тоже любите её, как и я. И… со своей стороны… вы тоже помогите нам с Соней. Храните её…

Его голос всё-таки сорвался и затих, не выдержав эмоционального накала. Сердце заходилось, болело, в глазах из-за слёз всё расплывалось, и от этого Юре неожиданно показалось, что на фотографии вспыхнула яркая семицветная радуга — хотя он точно знал, что её там не было.

Юра моргнул, смаргивая влагу, но радуга всё оставалась и оставалась…

Он зажмурился, выдохнул… И странно — вдруг почувствовал, будто что-то тёплое коснулось плеча.

Мася?..

Распахнул глаза. Нет, кошки в комнате не было.

Как не было и радуги на фотографии. Конечно, ему почудилось…

.

Когда он вышел из комнаты, Соня ещё спала, но через пять минут проснулась и, потянувшись, сказала:

— Мне такой хороший сон снился… Много солнца, поляна летняя, и Андрей с Алисой прям под радугой сидели и венки плели…

— Из одуванчиков? — улыбнулся Юра, отчего-то даже не удивившись.

— Нет. Из ромашек. Алиса любила ромашки. — Соня вздохнула, но её вздох не был тяжёлым, наоборот — Юре в нём почудилось облегчение. — Я… знаешь, я думаю, надо мне всё-таки отдать кому-нибудь их вещи. В той комнате я и вещи Андрея сложила в шкаф, ничего не смогла выбросить, даже зубную щётку. Надо разобраться и…

— Ты хочешь сегодня?

— Нет-нет. Точно не сегодня. Просто… когда-нибудь. Но скоро.

— Хорошо, Сонь. Всё будет как ты захочешь.

Она кивнула и задумчиво добавила:

— А ещё мне, наверное, стоит позвонить коллегам в студию…

— Думаешь вернуться к сценариям? — оживился Юра.

— Пока нет, — качнула головой Соня. — Для этого я ещё точно недостаточно… В общем, я просто узнаю, как у них дела. Попрошу рассказать о новых проектах. Вдруг вдохновение накроет…

74

Соня

Неделя пролетела незаметно — как и вовсе не было её. Они с Юрой каждый день просто развлекались, но такого экстрима, как в понедельник с мотоциклами, больше не устраивали. Соня и про своё желание прыгнуть с парашютом не упоминала — решила, что осуществит его чуть позже, а на этой неделе хватит с неё потрясений.

Бывшие коллеги завалили Соню новостями, и теперь она по вечерам часто смотрела то, что ей прислали, на полчаса погружаясь в мир, куда вход ей пока был заказан. Соня пробовала что-нибудь написать — но нет, не получалось. Однако это была не причина продолжать трудиться в клининге, и в пятницу она съездила в офис, написала заявление на увольнение к вящему недовольству начальства.

— А чем ты будешь заниматься? — поинтересовался Юра, когда Соня сообщила ему о своих намерениях. — Я же со следующей недели начну работать в офисе и перестану составлять тебе компанию.

— Я подумаю. Поищу другую работу, если прижмёт. Но вообще из-за того, что я последние два года почти ничего не тратила, у меня изрядная сумма накопилась — месяца на три минимум точно хватит.

А в воскресенье Соне исполнялось тридцать три года, и Юра с самого утра устроил ей целый фейерверк из сюрпризов. Сначала ещё до её пробуждения сбегал в цветочный магазин, купил шикарный букет, а потом…

Потом к завтраку вместе с шикарным тортом приехала сестра Юры. И, шагнув за порог, бодро произнесла, заметив удивлённо вытаращенные Сонины глаза:

— Ты его только не ругай. Он просто не смог меня остановить. Хроническое любопытство, что же поделать! Я Маша. И этот торт для тебя сама испекла!