Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии - Генрих Август Винклер

Так как остававшихся в их распоряжении налоговых поступлений теперь явно недоставало для исполнения стоявших перед ними задач, земли были впредь зависимы от субсидий рейха. Что же касается муниципалитетов, в особенной степени затронутых социальными проблемами послевоенного времени, то они в результате переворота в налоговой системе стали больше, чем когда-либо, зависимы от банковских займов.

Наряду с унитарными идеями присутствовали и социальные. Эрцбергер хотел своей финансовой реформой заставить раскошелиться всех дельцов, нажившихся на войне, а также запустить в ход план грандиозного перераспределения средств между богатыми и бедными слоями населения. Из налогов, которые он предложил и принятия которых добился в июле 1919 г., три были полностью направлены на достижение этой цели: военные налоги на доходы и имущество, а также налог на наследство. В декабре 1919 г. последовал единовременный налог на имущество, так называемый имперский чрезвычайный налог — самый спорный из налогов Эрцбергера, вызвавший волну возмущения среди правых партий и имущей буржуазии. Завершал налоговую реформу закон об имперском подоходном налоге, принятый Национальным собранием в марте 1920 г. Закон вводил налоговые ставки, считавшиеся в то время весьма высокими, и которые, как и имперский чрезвычайный налог, способствовали тому, что среди правых Эрцбергер приобрел дурную репутацию социалиста-экспроприатора.

Необходимость реформы имперских финансов была неоспоримой. Эрцбергер, вступив в должность министра финансов, столкнулся с почти катастрофическим положением дел. Государственные долги, составлявшие в 1913 г. пять миллиардов рейхсмарок, достигли к тому времени 153 миллиардов, из них 72 миллиарда марок составляли текущие долги, которые должны были быть выплачены в ближайшее время или переведены в разряд долгосрочных обязательств. Кайзеровская Германия финансировала войну в значительной степени за счет займов, успокаивая себя надеждой выплатить их за счет репараций, наложенных на побежденных противников. Кредитная политика рейхсбанка также внесла свой вклад в расстройство национальной валюты: оборот бумажных банкнот вырос с двух миллиардов марок в 1913 г. до 45 миллиардов в 1919 г. Но ожидания Эрцбергера, согласно которым он надеялся обуздать инфляцию или вообще повернуть инфляционные процессы вспять благодаря конфискационному налогообложению, не оправдались. Так как уровень государственных расходов был очень высок, а время до получения новых налоговых поступлений необходимо было как-то прожить, рейх по-прежнему удовлетворял свои финансовые нужды за счет займов. Следствием этого стало дальнейшее обрушение марки.

Налоги, в свою очередь, также подталкивали инфляцию. Более высокие налоги на имущество и прибыль производители включали в цену товаров. При уплате налогов предприниматели находились в более выгодном положении, чем лица, жившие на зарплату или оклад, поскольку вычет налогов с последних производился немедленно, а предприниматели в результате более поздней уплаты налогов выигрывали от прогрессирующей инфляции. Таким образом, все усилия Эрцбергера, направленные на достижение социальной справедливости, в значительной степени были перечеркнуты обесцениванием марки. В результате от его финансовой реформы осталась только унификация системы налогообложения и финансового управления. Но и у этого достижения была своя обратная сторона: финансовополитическое ослабление федеральных земель негативно повлияло на их отношение к рейху, а высокая задолженность муниципалитетов — следствие жесткого ограничения Эрцбергером источников их финансирования — стала главной причиной финансовой шаткости Германии во второй половине 1920-х — начале 1930-х годов{97}.

Столь же большой взрывной политический потенциал, как и налоговая политика, несло в себе другое реформационное начинание кабинета Бауэра: узаконивание производственных советов. Так как СДПГ и Свободные профсоюзы высказались весной 1919 г. в пользу учреждения производственных советов, то и правительство должно было также заняться этим вопросом. Законопроект, опубликованный после продолжительной подготовки 9 августа 1919 г. в «Рейхсанцайгер», предусматривал введение производственных советов на предприятиях, имеющих не менее 20 работников. Производственные советы должны были среди прочего участвовать в принятии решений о найме и увольнении рабочих, а также получать от работодателей объяснения по поводу всех производственных процессов, затрагивающих интересы рабочих. Кроме того, на крупных предприятиях советы могли также затребовать предоставления им балансовых отчетов, а также калькуляции прибыли и убытков, равно как уполномочивались представлять рабочих в наблюдательном совете. Эти права советов были расценены ДДП, дружески настроенной по отношению к работодателям, как чрезмерные. Один из ведущих политиков этой партии, министр торговли Пруссии Фишбек заявил на внутреннем партийном заседании 5 августа, что законопроект является «совершенно большевистским». Снова войдя в правительство 3 октября 1919 г., ДДП попыталась в меру сил преобразовать этот законопроект в своем духе.

В конце ноября противоречия внутри правительства обострились драматическим образом. Рейхсканцлер Бауэр (этот титул он носил с момента вступления в силу Веймарской конституции) стал угрожать своей отставкой в случае, если ДДП не встанет на почву правительственного законопроекта. Центр потребовал от демократов в ультимативной форме либо пойти на уступки, либо выйти из правительства. В конце концов был достигнут компромисс по двум особо спорным вопросам: представителям рабочих мог быть предъявлен и разъяснен баланс предприятия, но не его обоснование; участие производственных советов в наблюдательных советах должно было регулироваться особым законом.

Уступки либералам давались СДПГ с большим трудом. 13 января 1920 г. во время второго чтения закона социал-демократы предприняли последнюю попытку вновь изменить ситуацию в свою пользу. 15 января Пауль Лёбе, председатель фракции СДПГ, предостерег своих товарищей по партии, что законопроект ни в коем случае не должен быть отклонен, в противном случае правительство будет расколото. Кабинет действительно еще 25 ноября 1919 г. единогласно принял соответствующее решение. 18 января 1920 г. социал-демократическая фракция при пяти голосовавших против высказалась за одобрение закона о производственных советах в третьем чтении. В тот же день Национальное собрание вопреки голосам ДНФП, ДФП и НСДПГ приняло закон.

Второе и третье чтение закона о производственных советах были омрачены кровавыми беспорядками, разыгравшимися 13 января 1920 г. в Берлине перед зданием рейхстага. К маршу на здание рейхстага, которое с конца сентября 1919 г. стало местом заседаний Национального собрания, наряду с «красным» Берлинским исполнительным советом призвало окружное руководство НСДПГ. Независимые социал-демократы ожидали от внепарламентской акции, что она снова наполнит рабочие массы революционным духом. Ее организаторы не планировали штурма здания рейхстага, но ход событий полностью вышел из-под их контроля. Когда отдельные группы демонстрантов попытались проникнуть в здание рейхстага, то берлинская охранная полиция, рекрутированная из бывших солдат и членов фрайкора, попыталась сначала вытеснить их с помощью примкнутых штыков. Первые выстрелы очевидно прозвучали из рядов демонстрантов. Не произведя предупредительных выстрелов в воздух, силы правопорядка ответили незамедлительно: 42 человека были убиты, 105 — ранены. В тот же день рейхспрезидент Эберт ввел военное положение во всех частях рейха, кроме Баварии, Саксонии, Вюртемберга и Бадена. Исполнительная власть в Берлине и провинции Бранденбург была возложена на министра рейхсвера Носке{98}.

Вину за кровавую бойню перед рейхстагом, наряду с охранной