Звери в природе - Владимир Моисеевич Смирин

в путь втроем: у моего спутника была ослица, на которую мы навьючили наш груз — запас продуктов и посуду. Это животное значительно облегчило нам ходьбу, требуя минимум хлопот. Отпуская пастись, его не надо было ни путать, ни привязывать. Больше всего оно боялось отстать от нас, и при переходах мы только привязывали вьюки и шли к следующему участку, а ослица старательно следовала за нами, неся наш груз. На стоянках она тоже все время держалась около нас. Утром, когда мы просыпались, наша спутница обычно стояла над нами и задумчиво жевала какую-нибудь веточку. Единственной нашей заботой было так разместить мешки с продуктами, чтобы она не могла проверить их содержимое. Однажды у геологов осел залез в палатку и съел килограмм свиного сала.

Участки, на которых мы проводили учет, располагались у верхней границы леса, в поясе так называемого березового криволесья. Эти своеобразные березняки выросли под ежегодным напором мощного снегового покрова. Все стволы были выгнуты в одну сторону, как будто деревья исполняли какой-то причудливый танец.

Особенно запомнился мне участок в верховьях балки Торговой. Здесь мы, не сходя с места, слышали 15 оленей. Рев не прекращался всю ночь. Один могучий самец ревел, казалось, совсем близко. Утром, на рассвете, я вышел на бугорок с биноклем и пытался его высмотреть. Долго мне это не удавалось, и, наконец, я понял почему. Расстояние в горах чрезвычайно обманчиво, и, не имея достаточного опыта, я ожидал, что легко рассмотрю зверя в шестикратный бинокль. Когда же я увидел оленя, я был поражен, что с этим вооружением я едва-едва его различал. Видно было, что у него мощные рога, но нечего было и думать подсчитать на них отростки. Зверь лежал в зарослях кавказского рододендрона на противоположном склоне балки и ревел, не вставая. Стоило закрыть глаза, и казалось, что его бас звучит совсем рядом. Затем олень поднялся, продолжая реветь, медленно спустился к ручью, двинулся по его руслу вниз и вскоре скрылся. Наступило затишье.

Олень ревет лежа

Наш следующий переход должен был быть совсем небольшим, и я решил подойти поближе к ручью с фотоаппаратом и попытаться сфотографировать оленя. В то время у меня был аппарат «Практика» — зеркальная камера без пентапризмы, и мне, увы, пришлось убедиться, насколько это неудобно при съемке в горах с телеобъективом. Я выбрал место под толстой сосной над ручьем, откуда хорошо был виден весь участок, по которому прошел олень. Прошло полтора часа. Была полная тишина. Казалось, что ничего уже не будет, да и все же, хоть переход нам предстоял небольшой, надо было собираться. Я покинул свой пост и двинулся через криволесье назад, к нашей стоянке. Не более чем через сто шагов меня остановил могучий рев за спиной. Оглянувшись, я увидел «своего» оленя, спускавшегося к ручью прежним путем. Забыв об осторожности, я бросился назад. Видя, что не добегу до своей сосны раньше, чем зверь скроется, я стал снимать. Но руки у меня дрожали, и никак не удавалось поймать в кадр зверя, что очень затруднялось необходимостью смотреть в видоискатель сверху. Кроме того, зверь то и дело скрывался за березками. Олень спустился к ручью и пошел вниз по руслу. Он был освещен ярким солнцем и великолепно выделялся на фоне затененного противоположного склона. Но пока он был еще на склоне, мне удалось сделать только два плохоньких снимка (слишком еще велико было расстояние), а на ручье я так и не смог поймать его в кадр. Этот и еще один подобный случай в горах позволили мне в дальнейшем оценить преимущество зеркальных фотоаппаратов, снабженных пентапризмой, которых тогда наша промышленность еще не выпускала.

Олень-рогач спускается к ручью

В тот день мне еще три раза удалось увидеть оленей. Как только мы поднялись на хребет Пшекиша, перед нами очень близко выскочил молодой самец с небольшими аккуратненькими вилочками рогов. А после захода солнца, когда я сидел на вершине холма, показалась самка с олененком. Оба зверя начали стремительно носиться кругами вокруг моего холма, как будто танцуя. Какое-то необычайное ощущение полноты жизни шло от этих самозабвенно играющих зверей.

Последние встречи с кавказскими оленями у меня были на горе Тыбге весной 1982 года. Дело шло к лету, и олени линяли из серого зимнего наряда в красноватый летний. В тот же вечер, когда мы пришли на Тыбгу, на склоне ее первого отрога показались пять серых самок оленя, которые сначала паслись, а потом улеглись на горном лугу среди моря цветущих ветрениц. Эти луга с ветреницами и рододендронами поразительно напоминали командорские. С заходом солнца олени поднялись на гребень отрога, где выстроились, как будто специально красуясь. На фоне закатного неба красиво вырисовывались их тонкие силуэты. Все это было прекрасно видно в подзорную трубу с порога нашего домика. В другой раз на том же отроге мы встретили у снежника самку с прошлогодним олененком. Мы затаились за скалой, но самка успела что-то заметить. Двигаясь зигзагами и часто останавливаясь, она стала приближаться к нам. Подойдя довольно близко, она вдруг подняла голову и стала издавать отрывистые сиплые звуки, напоминающие лай. Спина ее была уже заметно красная — начиналось лето.

Там же, на Тыбге, мы регулярно встречали серн и кубанских туров. Встречи 1953 и 1982 годов происходили в одних и тех же местах. Было полное ощущение, что мы не только ходим по одним и тем же местам, но и видим одних и тех же зверей. Конечно, за прошедшие 29 лет они должны были смениться, и даже не раз. Но было очень забавно видеть, как серны и туры идут теми же путями: поднявшись в высокогорье, они заканчивают пастьбу и уходят в скалы, где ложатся на отдых.

Кавказская серна

Наиболее красиво выглядят животные, когда они переходят снежники. На снегу очень четко видны силуэты зверей. Тяжеловесные туры-самцы резко контрастируют с тонкими фигурами серн. Серны, выйдя на снежник, внезапно преображаются. Если перед этим они степенно тянулись с пастбищ по тропам, то, выйдя на плотный снег, заполняющий узкие лощины на крутом склоне, они начинали веселую озорную игру. Животные вдруг срывались с места и галопом неслись вниз по головокружительно скользкой крутизне. Вдруг они внезапно останавливались, резко тормозя четырьмя ногами, из-под копыт которых взлетали фонтанчики снега, как из-под лыж слаломиста на крутых виражах. То они, совсем как