Тролли и легенды - Пьер Певель

Он был красив, несмотря на массивное тело, огромные руки и перекошенную голову. На этот миг время остановилось, и в мире, окружающем тролля и девочку, не оставалось более места для печали.

Затем к Силье протянулись четыре огромных пальца. Она запаниковала, боясь быть по неосторожности раздавленной ими, но они подхватили ее с бесконечной бережностью. Силье позволила поднять себя к самому лицу тролля. Она ставила на кон свою жизнь, позволяя обращаться с собой таким образом, а он играл со смертью, согласившись последовать за ней прочь из укрытия своей шахты. Факел Силье осветил покрытую толстым слоем пыли физиономию, на которой читалась вся благодарность мира. Йотун не мог найти слов, чтобы выразить свои чувства.

— Спасибо, — просто сказал он.

— Не за что, Хрунгнир, благодарю тебя за прошлый раз. Проводить тебя доставит мне радость, — ответила она.

Он опустил ее на землю и запалил свою потрепанную лампу, чудом уцелевшую при обвале. В свете лампы среди камней проглянули горечавка с первоцветом.

— Синий, — сказал Хрунгнир, довольный своими знаниями.

Силье подтвердила, а когда он спросил ее, какого цвета второй цветок, она ответила:

— Желтый. А листья — зеленые.

Он не смог сорвать растение, и Силье сделала это за него. Она вдохнула его аромат и передала троллю, чтобы тот сделал то же самое. К удивлению девочки, тролль наклонился, понюхал и втянул в ноздрю цветок. Силье захихикала, но резкий чих тролля сбил ее с ног. Она вытерла лицо с легким чувством брезгливости от землистых брызг, и у нее пропало желание знакомить тролля с запахами цветов. В качестве извинения йотун подставил ей ладонь как удобное сидение. Силье чуть покашляла и уселась. Она забыла о слюнях и снова превратилась в принцессу.

— Отпусти ее! — внезапно крикнул кто-то из ночи.

Силье узнала голос Кнута. В бледном свете ее факела и лампы тролля появился побледневший и дрожащий юноша, который, невзирая на страх, осмелился противостоять йотуну с простым ножом в руке.

Девушка удивилась, но испытала странное чувство гордости, сообразив, что Кнут решил спасать ее от чудовища, хотя так с ней и не заговорил. Он все же не был лишен мужества. В кои-то веки она стала настоящей принцессой, как в сказках Мормор!

На раздраженное рычание Хрунгнира Силье спокойно положила руку на каменное предплечье тролля и успокоила его:

— Он друг. Его зовут Кнут.

— Он смертный муж, нет?

— Почти что, но он не в твоей шахте. Тебе не обязательно его прогонять или пугать.

Лицо йотуна отвернулось от юноши, все еще перекошенное, но уже менее агрессивное. Затем Силье обратилась к Кнуту:

— Я в безопасности. Ты не должен ему угрожать.

— Но это же тролль! Он собирается тебя сожрать!

— Он питается только землей и кореньями.

— Но он тебя свалил с ног? — воскликнул Кнут, которому было трудно все это понять.

— Это было недоразумение. Хрунгнир очень сильный, но он не желает мне зла. Я провожу его домой. Мы пойдем к водопаду «Семь Сестер». Там ждет его мать.

Кнут не убрал ножа и не ослабил бдительности. Он не мог позволить Силье уйти с этим чудовищем. Его тело напряглось туже тетивы.

— Кнут, все то время, что я трачу на твое убеждение, — это время, потраченное впустую вместо того, чтобы добираться до пещеры его детства. Благодарю тебя за заботу, но сейчас ты должен нас пропустить.

Силье призвала Хрунгнира продолжить поход. Кнут, набравшись отваги, готов был последовать за ними, но Силье, минуя его, сказала:

— Нет, не ходи за нами. Тебе это будет неинтересно: я не собираюсь купаться в водопаде, — добавила она с легкой улыбкой.

Кнут замер. Его щеки запунцовели, а плечи при этом опустились. Он повесил голову, убрал нож за спину и пропустил йотуна и его провожатую. В трех шагах от него Силье с наслаждением поджала губы, глядя на устыженного, застывшего на месте Кнута. У него, конечно, хватило незаурядной смелости, чтобы бросить вызов троллю, но ей противостоять он был не в силах. Нельзя сказать, чтобы ее это расстроило.

* * *

Чтобы добраться до водопада Семи Сестер, следовало спуститься в долину и пройти по краю фьорда. Путь будет недолгим, но все же непривычным для тролля. На поверхности земли ему было беспокойно, и ноги щекотала трава. Ему преграждали путь деревья, и он поскальзывался на склоне. Силье пришлось вести его по самым крупным тропкам, чтобы он не сломал себе шею. На мгновение она испугалась, что идти будет труднее, чем ожидалось, и что Кнут догонит их, передумав, но юноша уважил ее пожелания. Йотун отметил для себя новые путевые вехи, чтобы снова перейти на тяжелый, но уверенный шаг. Он даже отставил лампу, чтобы кончиками пальцев сорвать большой пучок трав.

— Хрунгнир хотел бы показать маме, что он не забыл, какие бывают цвета, — сказал он.

Девушка выбросила мысли о Кнуте из головы. Желание тролля порадовать маму тронуло ее больше, чем она смогла бы выразить. При свете факела она разобрала этот пучок у себя на коленях и смогла подыскать для него фиолетовый цвет — раздавленные цветы мытника, и белый — сплющенные его пальцами анемоны. Но ей не удалось найти ничего оранжевого или красного. Тролль удовлетворился тем, что вызвал в памяти пять нашедшихся цветов.

Его неустойчивое внимание отвлекали и свежий воздух, и деревья, и уханье сов и истончившийся полумесяц. А когда на фоне белеющей груды камней показалась тень волка, убегающего прочь при их приближении, Хрунгнир еще сильнее, чем когда-либо, напомнил для Силье Фриду. Первый ручей, что они пересекли, едва не заставил его позабыть о времени. Лишь напомнив ему о том, как коротки ночи в это время года, Силье удалось оторвать его от ножной ванны и и рыхлой земли, которой тролль принялся с наслаждением объедаться.

Эта ночь принесла обоим аромат возрождения, открытий, вкус простых удовольствий и милых воспоминаний. Когда небо озарило северное сияние, Силье почувствовала, как на глаза навернулись радостные слезы. Она не видела его с тех пор, как умерла ее бабушка. Такие представления в вышине обычно случались среди глубокой зимы и были крайне редки в это время года. Тролль на мгновение замер перед волнующимися зелеными колоннами, исполинскими потоками поднявшимися в воздухе.

— Зеленый и… красный, — прошептал он, узнав цвет, мерцающий на боковинах ночного марева.

— Да, именно так, — ответила Силье, тоже негромко. — И еще там розовый.

Оба были ошеломлены, заворожены, ослеплены грандиозными движениями зыбких завес. Они, казалось, не зависели от ветра, вздымаясь, словно