Другой мир. Союз трех - Максим Шаттам

свечи, следить за фонарями. Он делает это уже пять месяцев, и ему требуется всего мгновение, чтобы зажечь любой фитиль; держу пари: через несколько недель ему больше не понадобятся для этого даже куски кремня!

– Думаешь, мы сможем как-то управлять нашими новыми способностями? – с надеждой спросил Тобиас.

– Меня бы это удивило. Все изменения сильно сказываются на нас, на нашем мозге, и я сомневаюсь, что мы сможем развивать эти способности бесконечно. Поэтому главный вопрос – что происходит здесь, – Эмбер постучала себе по виску, – и чем придется за это платить.

– А я? Какие способности у меня? – заволновался Тобиас.

Эмбер и Мэтт переглянулись.

– Не знаю, – честно ответила она. – И не думаю, что мы сможем управлять изменениями. Заранее знать, когда они проявятся. Некоторым из нас еще нужно время.

– Если у меня действительно появилась сила, я бы хотел научиться ею пользоваться.

– То, что я видела утром, убеждает меня: да, она у тебя действительно есть! И это объясняет ту быстроту, с которой ты восстановился после пяти месяцев, проведенных в постели. Нам надо изучать происходящие изменения, я еще подумаю, как использовать новые способности.

– Но на это могут уйти месяцы! – отчаялся Тобиас.

– Возможно, но, если нам предстоит жить с этим всю жизнь, стоит попытаться!

Вдали завыл рожок. Две чередующиеся ноты, низкий и высокий звуки.

– Тревога, – простонал Тобиас.

– Что это значит? – спросил Мэтт.

Эмбер, вставая, ответила первой:

– Наблюдатель на мосту заметил кого-то в лесу. Низкая и высокая ноты. Опасность.

– Бежим туда. – Мэтт тоже поднялся.

– Подождите. Не забывайте: все, что мы знаем об изменениях, должно пока остаться между нами, хорошо?

Мальчики кивнули и со всех ног побежали к мосту.

24

Три капюшона и двенадцать пар доспехов

Наблюдатели на мосту заметили полдюжины жрунов, бродящих на подступах к нему в поисках возможности перебраться на остров. Они оставались там до наступления ночи, пока, ворча, не убрались на свою территорию. Монстры явно осмелели: их ближайший лагерь находился на расстоянии двадцати километров от острова. Значит, им удалось проделать длинный путь, и это очень не понравилось пэнам. Поэтому жруны, как и совершенный утром подвиг, стали главными темами разговоров.

Мэтт отважился вытащить меч из ножен и почистить его только через два дня. Лезвие покрывала коричневая корка. Закончив, он спустился в подвал, где была мастерская и где, как ему сказали, можно было найти точильный камень, которым пользовались долгоходы. Он точил лезвие, периодически его смачивая. Но при каждом скрежете металла о камень на Мэтта вновь наваливались воспоминания: ему чудилась кровь, бьющая из живота жруна, и его отсеченная кисть, катящаяся по траве, разбрызгивая алые капли. Сердце в груди сжималось от отвращения. Вновь и вновь представляя себе эту ужасную картину, он продолжал точить лезвие, пока оно не стало острым как бритва.

Неужели Эмбер права и у него появилась необычайная сила? И поэтому он так легко работал мечом… Чувство вины почти ослепляло его и заставляло дрожать.

Днем он слышал, как Бен объявил, что завтра утром отправится дальше: долгоход чувствовал себя отдохнувшим и собирался продолжить путь на север. Мэтт спрашивал себя, будет ли Эмбер тосковать по нему? Разнося поленья по комнатам, Мэтт ловил на себе восхищенные взгляды подростков. Еще никто на острове не рискнул лицом к лицу сразиться со жруном, а тем более проткнуть его и отрубить руку. Во время работы Мэтт познакомился с самыми маленькими пэнами, обычно державшимися вместе, – девочками и мальчиками девяти-десяти лет. Это были всеобщий любимец Пако, Лори, девчушка со светлыми косичками-хвостиками, Ферджи, Энтони, Джуд, Джонни, Рори и Джоди. Они ходили за Мэттом по пятам, предлагая ему помощь, от которой он вежливо отказывался. Для них он стал героем. Сам Мэтт испытывал странную смесь удовлетворения и гордости с горечью и отвращением. Вспоминая свои движения в бою, он сразу же ощущал тошноту, быстро подступавшую к горлу. Он не хотел быть таким героем. Не в такой ситуации. Не хотел бы помнить, что его слава родилась из убийства. Ведь жрун когда-то был человеком. Мэтт не переставал думать о том, что убил человека. Пусть даже то, что от него осталось, было столь чудовищным, агрессивным, полным идиотизма. Тем не менее жрун тоже был живым существом.

Закончив работу, Мэтт пошел в лес, собираясь побыть в одиночестве. Там он нашел камень, который, как прикинул мальчик, весил очень много, и постарался сосредоточиться на нем. Медленно дыша, закрыл глаза. Потом нагнулся и попытался оторвать камень от земли.

Как минимум восемьдесят килограммов.

Мэтт сжал зубы, напрягся, но был вынужден признать, что ни на йоту не сдвинул его. Мэтт покраснел.

Потом убрал руки и, тяжело дыша, потер пальцы о джинсы. «Не выйдет! Я не сдвинул его ни на миллиметр!» А вдруг Эмбер ошибается? Вдруг в нем не происходит никаких серьезных изменений?

Яблоко… Эмбер права, ни одно яблоко не смогло бы разлететься на мельчайшие куски, как то, которое он швырнул жруну в лицо. Тут явно дело нечисто. И изменения кажутся наиболее логичным ответом на вопрос, как это получилось.

«Тогда почему я не могу сдвинуть этот проклятый камень?» Ответ пришел сразу: он еще не научился управлять своей силой. Словно новорожденный, он должен исследовать каждый уголок собственного тела, а заодно и голову. «Точно! Мне нужно открыть эту силу в себе, научиться ей пользоваться и нормально управлять!»

Мэтт тренировался еще целый час, стараясь ощутить камень где-то внутри себя, прислушиваясь к биению сердца, пульсации крови. Мобилизовав всю свою волю, он несколько раз пытался поднять тяжесть, но безуспешно.

Вечером, во время ужина в большом зале, он рассказал Тобиасу, как тренировался, а потом довольно рано отправился спать.

Завернувшись в одеяло, он обнаружил, что забыл задернуть занавески. Лунный свет проникал в комнату, на полу лежали тени от листьев самых высоких деревьев. Лежа в кровати, Мэтт мог видеть Гидру и несколько огоньков, еще горевших в окнах. Он разглядел комнату Эмбер и понял, что у нее зажжены несколько свечей, вставленных в фонарики. Мэтту не составило труда вообразить, как, сосредоточившись на поверхности стола, Эмбер пытается усилием воли переместить карандаш. Такая упрямица, как она, вполне могла заниматься этим делом всю ночь.

Глядя на фасад Гидры, Мэтт заснул.

Он проснулся на поляне.

Была ночь, и луна переместилась по небосклону; прошло минимум два часа с момента, когда он уснул. Мэтт устало потер веки. Что он здесь делает? «Я сплю! Это просто сон, вот и все…» Однако он ощущал себя более активным,