Прометей. Ледяное безмолвие - Сергей Skolorussov

По приказу генерала привели Рашева. Женщина при нём повторила:

– Я ему сказала: иди прямо к Соболевскому. Он говорит: академик в длительной командировке. После этого я направила его в кабинет Наиля Ахмедзиевича.

– Ко мне? – выдохнул Рашев, прижав растопыренную ладонь к груди. Эмоциям в его мимике не было предела. Можно было даже подумать, что он вообще в своём кабинете никогда никого не принимал. Наиль Ахмедзиевич возмущённо затряс руками, словно его пытались уличить в государственной измене: – Она лжёт. Никакой Бузмаков ко мне не приходил.

– Вы не знаете Бузмакова? – задал естественный вопрос генерал.

– Конечно, нет! – убедительно ответил заместитель директора института. Ответил так, как будто от этого зависела его жизнь.

– Это же ваш работник, – генерал не менял тона. – Вот и Ирина Эдуардовна подтверждает.

– Не знаю я никакого Бузмакова, – упорствовал заместитель директора института.

– Как же так? – удивилась Ирочка. – Владимир Натанович сразу его признал. Правда, тут же объявил о его увольнении. Я ещё не выжила из ума и прекрасно помню его слова: «Вся ваша лаборатория, которая зависла в Москве, уволена без выходного пособия за самоуправство». Так прямо и сказал.

– А! – дошло наконец до Рашева. Он тут же переменился в лице и в голосе: – Да, да, да, да… я и забыл совсем. Лаборатория Шелихова. Как же… конечно… Я лично сто раз им звонил, чтобы они законсервировали лабораторию, а сами с отчётами срочно явились сюда. Но они не послушались. Пусть теперь пеняют на себя. Я не понимаю некоторых людей: есть приказ – надо его исполнять.

Артём ухмыльнулся и пробурчал что-то ехидное.

Рашев уловил его ехидство и, осёкшись, настороженно спросил:

– Они что-то натворили?

– Хотели вас с Гольдбергом убить, – Шустицкий уже откровенно издевался над Рашевым. – Это ведь Бузмаков и Шелихов явились в институт в то утро и пытали Гольдберга до тех пор, пока он не скончался.

Рашев опешил:

– Бузмаков и Шелихов?

– Это ведь они гнались за вами до того злосчастного перекрёстка.

До учёного наконец дошло, что над ним откровенно издеваются:

– Нет, те, что пытали уважаемого Владимира Натановича, были иностранцами. У них был акцент. С Бузмаковым я не знаком, а Шелихова прекрасно знаю. Сам его рекомендовал на должность руководителя лаборатории.

Опытная секретарша при его последних словах слегка закатила глаза и дёрнула плечами, явно указывая на враньё Рашева.

Генерал всё видел. Он спокойно сказал:

– Толку от вас, господин Рашев, никакого. Ни для нас, ни для российской науки. Много шума, но мало толку. Одним словом: вы пустышка.

Наиль Ахмедзиевич не осмелился перечить человеку в генеральском костюме со знаками отличия ФСБ. Он обмяк и затих на своём стуле.

Но генерал не унимался:

– Если вы сейчас не признаетесь, кому передали проект, мы к вам применим радикальные меры.

Рашев вскочил, словно пружина:

– Да не знаю я! Истинный бог не знаю! Меня же проверяли на этом вашем чудо-приборе!

Артём согласно кивнул.

Калачов вздохнул, встал с кресла и подошёл к окну. За стеклом уже давно стемнело. Геннадий Васильевич развернулся лицом к «аудитории»:

– Ладно, насчёт самих изобретателей что-то начинает проясняться. Но всё равно сальдо с бульдо не сходится. Что-то тут не так. Куда проект подевался? Не могли наши заокеанские друзья им завладеть? – обратился генерал к компьютерному гению. – Что там наша «птичка» докладывает?

Кирилл прекрасно понял, какую птичку имел в виду генерал:

– Она докладывает, что «заокеанские друзья» продолжают поиски. Даже наращивают усилия. Очень активно наращивают.

– Понятно, значит, надо искать, – Калачов вновь обратился к секретарше: – Ирина Эдуардовна, а Бузмаков случайно при вас не говорил о некоем «Прометее»?

– Нет.

– А просто о проекте? Об очень важном проекте.

– О проекте говорил, – оживилась женщина. – У него в руках была красная кожаная папка. Он ей эмоционально тряс перед моим лицом. Это, говорит, проект, который спасёт Россию. Да что там Россию – весь мир. Но я не знала, как ему помочь. Соболевского нет, Гольдберг его и слушать не стал. Тогда я его и отправила к Наилю Ахмедзиевичу. Надежды мало, но всё же…

Рашев вновь эмоционально развёл руками и закатил глаза. Женщина продолжила рассказ:

– Я подумала, что он встретился с Рашевым. Прошёл час, я собралась и вышла на улицу. И там, на остановке, снова увидела Бузмакова. Парень садился в фургон с сильно затемнёнными стёклами. Где-то же он целый час торчал в нашем почти пустом здании.

– У меня пока нет провалов памяти. В тот день я раскладывал документы, стирал файлы, писал докладные. Допоздна работал. Но Бузмаков в моём кабинете не появлялся.

– У него не было этой папки в руках, когда он садился в фургон? – обратился Калачов к Ирине Эдуардовне.

– Не было. Я это отчётливо видела.

– Стало быть, папка в институте. Возможно, Бузмаков передал её ещё кому-нибудь.

– Нет, в тот день в здании никого больше не было. Только Гольдберг и Рашев. Он не мог к нему не зайти. Я Бузмакову чётко сказала: «Идите в 614 кабинет…»

Внутри Рашева распрямилась пружина. Он подскочил к женщине и грубо заорал:

– Идиотка! Я в 514 сижу, дура.

Генерал погрозил ему пальцем:

– Не забывайтесь, где вы находитесь.

Но женщина внешне не обиделась, спокойно и чётко изложив свою позицию:

– Я не обязана бегать по зданию и проверять, где кто сидит. Есть официальный сайт. Там чёрным по белому указано – кабинет 614.

Целовальников тихонько захлопал в ладоши:

– Молодцы, молодцы. С нашим бардаком никакие цэрэушники не страшны. Опечатка в сайте нам только на руку.

В кабинет быстрым шагом зашла Юшкевич. Увидев посторонних, она нагнулась к уху генерала и прошептала:

– Я нашла бабушку Шелихова. Её внук и Кузнецова остались в замороженной Москве.

Глава тридцать пятая

14 апреля

Резиденция президента США

Палм-Бич, Майами

План «А» и план «Б»

Президент попыталась одним ударом загнать мяч на лужайку. Не получилось. Порыв бокового ветра снёс его в бункер с песком.

– Дьявол! А вот наш любимый Джо на этой лунке всегда кладёт мяч рядом с флажком, – вспомнила она о госсекретаре.

– Нэнси, Карриган мужчина, – заметила Леа Джайзани, назначенная на должность директора ЦРУ три недели назад. – Причём здоровенный мужчина.

Нэнси Льюис усмехнулась:

– Когда я была мужчиной, я всё равно никогда не могла положить мяч на «грин» с первого драйва. Не знаю почему. Вероятно, мне это не дано. Впрочем, в то время, я не любила гольф. Вернее, не любил. Он мне казался очень нудным.

– Признаться, я тоже не любила. Женщины до сих пор в него мало играют. Но мой отец был победителем «Чемпионата путешественников – 2027» в Коннектикуте. Он всегда таскал меня с собой, считая, что гольф очень развивает человека не только физически, но и интеллектуально. Мой фатер говорил, что в гольфе мозги важнее мускулов.

Они сели в гольф-карт и двинулись к тому месту, куда долетели их мячи. Президент предложила:

– Говори.

Леа улыбнулась: как здорово, что президент тоже женщина. Не надо лишних слов. Естественно, они уединились не для игры в гольф.

– Мне нужна отмашка