Разборка по-кремлевски - Сергей Зверев

ОМОН же вместе с конной милицией довольно бесцеремонно выпроваживал молодежь из Александровского сквера. Правда, обошлось без драк, и пиво ни у кого не отбирали.

К часу ночи город постепенно пустел и без усилий спецслужб. Расползшиеся слухи, что карташовцы готовят рейд по центру, отбивали охоту к поздним прогулкам. По Тверской еще слонялись редкие прохожие, вот они и стали свидетелями странной картины. Сквозь плотное оцепление вооруженных вэ вэшников на Красную площадь проследовала колонна тентованных грузовиков. Пологи в кузовах были низко опущены и надежно привязаны, так что понять, кто сидит в них, было сложно. Но если верить надписям, набитым под трафарет, то там находились «ЛЮДИ».

Следом за ними на главную площадь страны проследовали два десятка автобусов с плотно зашторенными окнами, несколько державного вида легковых машин и микроавтобус. После чего кольцо оцепления надежно сомкнулось.

Микроавтобус замер неподалеку от Лобного места. Тамара Белкина, оператор Виталик и режиссер переглянулись, они понятия не имели, куда их привезли. Дерматиновые шторы были опущены, матовая перегородка, такая же, как в «скорой помощи», отделяла их от кабины водителя. Сидевший с ними неразговорчивый сопровождающий, явно не имевший прямого отношения к партии Карташова, наконец-то обронил:

– Приехали, – и открыл дверь.

Яркая ночная подсветка Красной площади ударила Белкиной по глазам. Телеведущая воспользовалась предложенной ей рукой и выбралась из машины на брусчатку. Только теперь она рассмотрела человека, галантно подавшего ей руку.

– Глебаня, так это вы здесь командуете, – изумленно произнесла она, глядя в глаза знаменитому политтехнологу. – Думала, это все затеял какой-нибудь мудак.

До этого они много раз встречались в программе «Резонанс».

– Не командую, а принимаю участие, – скромно заметил Чернявский.

– Что-то я не могу понять, что тут происходит.

Из автобусов выбирались подтянутые, вполне вменяемого вида карташовцы, деловито развертывали знамена, разворачивали лозунги, охапками выносили коротко нарезанные прутья из арматуры, ящики с бутылками.

Совсем неподалеку от них из грузовиков организованно высаживался ОМОН, громыхая жестяными щитами. Бойцы водружали на головы шлемы, похлопывали по ляжкам дубинками. Из-за храма Василия Блаженного выехал пожарный водомет. Окна в кабине были предусмотрительно заварены частой металлической сеткой.

Оператор так и застыл с камерой в руках и треножником на плече. Режиссер предпочитал многозначительно молчать. Он всегда так поступал, если был риск показаться дураком. О чем говоришь, понять можно, а вот молчать можно обо всем сразу – соглашаться и отрицать одновременно.

– Значит так, уважаемая мной и телезрителями Тамара Викентьевна, – ворковал Чернявский, взяв Белкину под ручку. – Вам предстоит побыть не только телеведущей, но и хорошей актрисой. Я уверен, вы справитесь. Говорю это вам как профессионал профессионалу. Все, что вы видите, – это блеф. И вы, господа, подходите, чтобы потом лишний раз не повторяться, – обратился Глебаня к телевизионщикам. – Любой бунт кровав и беспощаден. Поэтому мы и решили прибегнуть к современной передовой технологии. Бунт будет локальным, абсолютно управляемым, – политтехнолог многозначительно покосился на оцепление. – Официально на Красной площади и на Васильевском спуске проводятся съемки художественного фильма, о чем имеются соответствующие документы, утвержденные в администрации. Вы снимаете попытку штурма Кремля карташовцами. Красочную битву с ОМОНом. А потом эта картинка пойдет на Запад. Вместо водки в бутылках вода, так что пьяные крики – тоже актерская игра.

– А как же москвичи? Они же не поверят! – удивился Виталик.

– Москвичи, – Чернявский цинично усмехнулся, – поверят, когда увидят сюжет по телевизору! По сценарию штурм происходит в ночное время, когда обыватели спят. Как говорится – «...а поутру они проснулись». А вот и наш главный герой! – радостно заявил политтехнолог.

От памятника Минину и Пожарскому подходил Карташов, он был одет, как обычно. Костюм, заправленные в сапоги брюки, кепка. На этот раз лидер партии не стал сыпать лозунгами, а сдержанно поздоровался.

– Когда приступаем? – он взглянул на куранты Спасской башни.

– Через пятнадцать минут устраиваем репетицию. Мы решили, что ваша речь, Артур, должна прозвучать с Лобного места.

– Кто это – мы? – коварно поинтересовалась Белкина.

Чернявский погрозил ей пальцем:

– Тамара Викентьевна, обо всем узнаете в свое время. Кстати, ждать осталось совсем недолго.

Режиссер вернул политтехнологу примерный план съемок, с которым уже успел ознакомиться:

– Тут написано, что восставшие забрасывают ворота Кремля бутылками с зажигательной смесью, а потом высаживают их автопогрузчиком. Я уже, можно сказать, вижу эти красочные кадры. Но нельзя ли посмотреть разрешение соответствующих органов на это действие. Спасские ворота все-таки – памятник архитектуры. Власть может измениться, но ответственности за нанесение порчи культурному наследию никто не отменял и не отменит.

– Вы совершенно правы. Забыл вас предупредить. Точная копия ворот и нижней части башни установлены на Васильевском спуске. Ее из-за собора не видно. Ну, такая стена со створками. Будете снимать ее штурм крупно. Ее и подожжем. А саму башню снимем издалека. Мы же не варвары. Кстати, там же установлены и биотуалеты. Это так, для информации.

– Да, – проговорил режиссер, обращаясь к Белкиной, – всю жизнь я мечтал снять художественное кино, но не думал, что это произойдет подобным образом.

– И я в детстве мечтала стать актрисой.

ОМОН уже выстраивался грозной цепочкой у Мавзолея. Бойцы, стоявшие в плотной шеренге с огромными жестяными щитами, напоминали римских легионеров. Командир гаркнул, и резиновые дубинки мерно застучали по щитам. Режиссер, стоявший рядом с Белкиной, покачал головой:

– Это обычай идет еще со времен Древней Греции. Когда родился Аполлон – незаконный сын Зевса, то отец поставил возле пещеры воинов, и они стучали в щиты, когда малыш плакал, чтобы заглушить плач. Делали они так, чтобы не услышала Гера – жена Зевса. А то бы прилетела и удушила Аполлона вместе с его матерью.

– У нас сегодня не программа «Урок истории – телевидение школе», – отозвалась Белкина, – хотя ваша информация и интересна...

Оператор уже выставил камеру и махнул Тамаре: мол, занимай позицию. Света хватало. Белкина, гордо выпятив грудь, стала перед объективом и произнесла:

– Только нашей съемочной группе представилась уникальная возможность оказаться на Красной площади в это смутное время... – Белкиной на мгновение почудилось, что среди карташовцев мелькнуло лицо Клима Бондарева, но тут же оно исчезло.

Глеб Чернявский одобрительно закивал: мол, в таком же ключе и продолжай. По отмашке политтехнолога двинулась колонна «восставших». Они, чеканя шаг, с развернутыми знаменами и зажженными факелами направлялись к Мавзолею, выкрикивая что-то подозрительно напоминавшее «Зиг хайль!» Впереди всех со скорбным лицом шагал Карташов с венком из пролетарских гвоздик, кумачовые ленточки развевались на ветру.

ОМОН попытался преградить путь к Мавзолею.

– Предатели! – закричал Карташов. – Прислужники продажной клики! Позор!

В шеренгу милиционеров полетели камни. В щиты ударили обрезки арматуры. Наконец восставшим «удалось» прорвать строй предателей. ОМОНовцы, рассыпавшись, позорно удирали к ГУМу, теряя по дороге щиты, дубинки и шлемы. Карташов торжественно возложил венок у стены Мавзолея.

– Снято! – крикнул оператор, пройдясь камерой по разбросанной на брусчатке ментовской экипировке.

– Перекур, – объявил политехнолог.

Статисты, восставшие и омоновцы, мирно сошлись, делились огоньком. Карташов тем временем уже взбирался на Лобное место. Оператор примерялся с камерой. Он прислонил сложенный штатив к парапету.

– Сделаем так, – советовал Виталик. – Пусть он выступает, а я буду обходить возвышение с камерой на плече. В движении красиво получится. Современный зритель не любит статичных кадров. Все привыкли к клиповой эстетике.

Тут же сделали небольшую репетицию, и Чернявский дал добро на продолжение съемок. Телевизионщики быстро втянулись в работу, стараясь не задумываться над тем, для чего впоследствии пригодятся эти съемки. Режиссер даже порозовел и помолодел лицом:

– Ну, Тамара, кто еще снимал постановочное кино с массовкой на Васильевском спуске? Михалков и я. А на Красной площади вообще никому до нас снимать не разрешали! В историю войдем. Я еще подышу на «Оскара».

– Я себя другим утешу, – Белкина нервно докурила сигарету. – Всякое искусство абсолютно бесполезно, как сказал Оскар Уайльд.

Карташов тем временем, стоя на Лобном месте, возносил над головой руку с зажатой в ней кепкой и выкрикивал: