Ослик Иисуса Христа - Константин Шеметов

Так и вышло. Они быстро нашли общий язык и распределили роли. Ослик поставлял идеи, Захаров переводил их в привычные для ВК формы, а Вика строила схемы – как бы осуществить план. Нефёдова по обыкновению занималась продвижением, решала судоку (и давала уговорить себя). Нашлось место и Додж. Будучи опытным экономистом и человеком, далёким от искусственного интеллекта, она считала деньги и выполняла весьма важную для компании роль эксперта-обывателя. Незавидная, но, безусловно, необходимая роль, особенно в применении к IT-технологиям.

День ото дня они сближались. Шло время.

И вот в один из декабрьских вечеров (за окном мело, близился снегопад) друзья по традиции собрались в «планетарии» на Мясницкой за обсуждением деталей проекта.

Вопрос касался нейрофизиологии и биомеханики кожи. Довольно старая тема, но крайне важная для выработки универсальных соглашений о тактильном поле, предложенных Генри Осликом. Сенсорный экран, «цифровая глина» (digital clay) и технология «гаптпад» (haptpad, от греч. hapto, прикасаться) остались в прошлом. На повестке дня были совершенно новые стандарты виртуализации, в том числе и стандарты осязательных интерфейсов. Но не суть.

В какой-то момент Генри приметил на столике у телескопа внушительное собрание писем. Часть конвертов были стянуты резинкой (по пять-десять штук), остальные валялись как придётся. Казалось, письма кто-то собирался перечесть, да так и позабыл. Его интерес вскоре заметила Россохина, но лишь взглянув на письма, погрустнела. Тайка и вовсе старалась не смотреть туда. И тогда он обратился к Захарову.

– Письма от Джони, – признался тот.

Оказалось, Джони слал им письма из тюрьмы.

Письма из тюрьмы – надо же! Как раз примерно от пяти до десяти писем в год. Для конспирации изгой отсылал их на адрес несуществующей подруги в Харькове. И правильно делал: отсутствие адресата – лучший способ быть услышанным. Переждав с неделю-другую в обшарпанном подъезде, письма отправлялись обратно на почту («Почта Украины», читай – «России»), где тамошние почтальоны успешно выкидывали их на помойку: нет посылки – нет проблемы. На помойке письма подбирали бездомные, прочитывали их (в основном рассказы, подписанные неким Биёбони Махатмой Ричем) и относили вновь по адресу.

Так бы всё и крутилось, если бы однажды люди, которым шли письма, не поняли что к чему. Они загуглили «Биёбони Махатма Рич» и постепенно (через блоги и форумы) вышли на «Виртуальный клон».

История напоминала творчество Килгора Траута – вымышленного писателя из романов Курта Воннегута. Килгор, правда, в тюрьме не сидел, зато сам же и выбрасывал свои рассказы на мусорку. Их подбирали бездомные и таким образом становились, по сути, первыми (и последними) читателями безвестного гения.

Джони не был, конечно, гением, но так или иначе письма стали доходить куда и требовалось. Получив отсканированные копии, Россохина распечатывала их (и выбрасывала в мусорку). Нет, не выбрасывала естественно, но и не особо радовалась. Ей мнился как бы преступный след во всей этой истории, да ничего не попишешь. Она добросовестно распечатывала и складывала письма в соответствии с датой отправления. Никто, не знал, что с ними делать – вот бумаги и лежали себе на столике у телескопа в Джонином «планетарии» под искусственным небосводом.

Между тем там было из чего выбрать.

На выходные Ослик взял письма с собой и, по правде сказать, зачитался. Вперемешку с рассказами шли небольшие отступления. «О том, о сём, – подумал про себя Генри, – но ни о чём конкретно». То Джони смотрит на воду, вытекающую из крана в своей камере, то сливает бачок и наблюдает за завихрениями в унитазе. Дальше следуют подробности (как бы мимоходом), а то и замечания. Вот одно из них: «Вода течёт и днём и ночью вне зависимости, открыт ли кран или закрыт». Спустя же абзац-другой можно было наткнуться и вовсе на чудо. «Что до завихрений, – например, – даже в унитазе они прекрасны». И так далее.

Попутно Джони размышляет и о будущем страны. Размышляет, но опять же – не в явной форме, поскольку это запрещено, а через аллегорию, рассказывая, к примеру, о насекомых, в изобилии населяющих его тюрьму. «Будни насекомых неприметны, – пишет он. – Насекомые вполне счастливы, что и понятно: единственное, в чём они нуждаются – еда и секс».

«Будет им и еда и секс! – заключает Фарагут в одном из писем. – Во всяком случае, руководство тюрьмы над этим работает, – не без иронии констатирует Джони. – Уже сегодня в тюрьме созданы все условия для гармоничного развития личности. Повсюду царят дисциплина и порядок. Заключённым читают политинформацию, у них есть спортивный зал и даже парикмахерская. Салон красоты в некотором роде. Салон красоты „Беллуччи“».

Рассказ под таким названием Ослик обнаружил в письме, датированном 4 марта 2024 года. «На следующий день после выборов президента РФ», – подумал Генри и вряд ли ошибся – связь была очевидной. Президентом снова выбрали всё того же «Сукина» (Джони специально переврал фамилию, иначе письмо не дошло бы и до почтового ящика). Так вот, всё того же Сукина – гаранта еды и секса.

Главный герой рассказа – русский эмигрант из Глостера (Великобритания), учёный и писатель, некто Гиласи Лошак, прибыл на родину повидаться с папой. Папа, как выяснилось, недавно умер, и Лошак попросту слонялся по Москве в ожидании обратного рейса.

«Итак, – пишет Джони, – Лошак остался один. Но избавиться от этой мысли было непросто. Возвращаясь с выставки макраме у Лосиноостровской, Лошак вдруг подумал, как всё же бесполезна его жизнь. Он уже год или два ни с кем не переписывался, у него не было ни семьи, ни детей, он не привнёс ничего нового в науку, а в литературном плане терпел одно фиаско за другим, не говоря уже о макраме: искусство макраме он не постиг и теперь уже вряд ли постигнет».

«Не слабо», – оживился Ослик. А ведь в тюрьме Джони явно не до плетения. «Далось ему это плетение, – читал Генри дальше. – Скорей бы в Глостер, размечтался Лошак и улыбнулся: в Глостере хотя бы тихо, мозг отдыхает, а захочешь суеты – два-три часа, и ты в Лондоне. («Тауэрский мост», припомнил Гиласи композицию Земфиры «Небо Лондона».) И тут, миновав улицу Коминтерна и Янтарный проезд, Лошак наткнулся на салон красоты».

Салон красоты «Беллуччи» – гласила вывеска как раз напротив кинотеатра «Арктика». Арктика в представлении Гиласи была бескрайней пустошью, что, в целом, правда. Согласно справочнику, Арктика примыкает к северному полюсу, включает окраины Евразии и Америки, а на её просторах мог бы с лёгкостью уместиться Европейский союз. Впрочем, Евросоюзу там делать нечего – в Арктике чересчур холодно, скудная растительность (в основном лишайники и мох), а из животных – преимущественно овцебыки и белые медведи.

«Эти медведи ели что ни попадя и при случае могли бы съесть в том числе и Гиласи, – иронизирует Джони Фарагут. – Гиласи Лошака – учёного, писателя и отщепенца, покинувшего родину по велению души и то и дело возвращавшегося туда бог знает зачем».

Зачем, в самом деле? Как ни странно, этот вопрос беспокоил и Ослика. Даже теперь, когда он, казалось бы, определился с целями «визитов» (визитов к доктору), Генри нет-нет, а и сомневался в своей теории. «Модель крокодила», как мы помним, основана на приращении страха, но ведь и приращение имеет некий предел. В этом месте Ослик как раз и терялся.

Джони, видно, тоже непросто – с одной стороны у него Арктика, с другой – салон красоты. Тут что с Ириной Ясиной (Ослик на днях прочёл её «Историю болезни» и находился, образно говоря, в нежной коме). Рассеянный склероз Ирины Ясиной был, как Арктика, а беспомощность медицины – как салон красоты в Джониной интерпретации. «Добро пожаловать в „Беллуччи“, – пишет Джони. – Но на этом и всё. В состоянии запущенной болезни любой салон предстанет волшебством. Одна вывеска чего стоит, а тем более такая».

Генри заглянул в Интернет. Под фамилией «Беллуччи» там нашлись довольно любопытные (и столь же незамысловатые) персонажи. Среди них: Томас Кокширали Беллуччи – бразильский теннисист, Клаудио Беллуччи – нападающий футбольного клуба «Сампдория», ну и конечно Моника Беллуччи – фотомодель и актриса. Сеть пестрела её фотографиями в полуобнажённом виде (да в каком только виде не пестрела), но Ослик так и не понял, к чему всё это? Модель не только не возбуждала, но и убивала всякое желание. Эрекции – как и не бывало, короче.

А вообще этот салон «Беллуччи» напоминал Россию. Он манил своим названием, а на поверку оказывался всё той же Страной Советов, которую Ослик застал ещё в детстве, о которой начитался будь здоров и которую наблюдал сегодня в реальности – спасибо, не надо. Парикмахеры, маникюрщицы и визажисты были всё теми же потомками рабочих и крестьян, так удачно (и, похоже, надолго) взявшими власть в октябре 1917-го («запущенная болезнь»?). Восстанием в ту пору руководил Владимир Ульянов. Теперь же этим «салоном красоты» управлял его тёзка (и в той же степени жалкий тиран) – Владимир «Сукин».