Коррекция - Геннадий Ищенко

— Гости приехали, — сказал жене Алексей, смотревший во двор из-за шторы на веранде. — По-моему, среди них были Берия с Молотовым. Еще двоих не узнал.

— Опять сидеть в комнатах! — с досадой сказала Лида. — А я хотела прогулять.

Через десять минут к ним пришел Старостин.

— Видели мы ваших гостей, Михаил, — сказала ему Лида. — Можете не предупреждать, мы никуда не выйдем.

— Как раз вас, Лида, просят выйти, — ответил он. — Приехали те, кто часто навещают Сталина. Кроме Берии, там еще Молотов, Маленков и Микоян. Вот Маленков и пристал к Хозяину. Где вы, говорит, товарищ Сталин, держите красавицу, о которой столько разговоров? Не пора ли разбавить нашу чисто мужскую компанию хоть одной женщиной? Сталин ему ответил, что вы замужем и здесь по делу. Приглашать без мужа неприлично, а мужу в их компании делать нечего. Так Маленков все равно не унялся. Я, говорит, слышал, что она художница. Вот мы ее в этом качестве и пригласим. Пусть нас хоть карандашом изобразит. Заодно и посмотрим. За осмотр, мол, деньги не берут, а от вас не убудет. Сталин не стал возражать, сказал, что на ваше усмотрение. Пойдете?

— Одну связку я уже изучила, — задумчиво сказала Лида. — И вроде выполняю достаточно быстро. Как ты думаешь, милый? Я думаю, что отказываться неудобно. Хотят, чтобы я их нарисовала? Почему бы и нет? Я очень сомневаюсь, что кто-то из них при Хозяине вздумает приставать, а если такое случится, так я на нем твою связку и продемонстрирую. Вот только во что мне себя упаковать? Знаешь, что… Надену я, пожалуй, то платье, в котором сюда пришла, и, само собой, туфли на каблуках. Серьги тоже не помешают.

— Хочешь произвести на них впечатление? — спросил Алексей. — Зачем?

— На Хозяина уже поздно производить впечатление, а Лаврентий, если ты не заметил, и так уже ходит под впечатлением. Молотову все равно в тапочках я или на каблуках. А вот двое остальных… Не все ли тебе равно, что они подумают, а мне будет легче держать дистанцию.

— Я в основном беспокоюсь из-за Берии. Почистишь перышки, а у него поедет крыша. И что тогда?

— Михаил, скажите им, пожалуйста, что я сейчас соберу все, что мне нужно для работы, и приду. Послушай, Леш. Ты все еще смотришь на Лаврентия под впечатлением когда-то прочитанного. Я ведь уже давно не девочка, какой сейчас выгляжу, и научилась разбираться в людях. Так вот, в Лаврентии нет подлости. Да, он задавил свою совесть и отстранился от того, что творили в его наркомате. И это понятно. Ни один умный врач не станет сочувствовать своим пациентам, он их будет просто лечить. Иначе ему самому скоро понадобится помощь коллег. В той жизни и в той борьбе, которую сейчас ведут люди, нет места чистюлям. И ты тоже рано или поздно запачкаешься. Власть многое дает людям и немало у них отбирает. Люди всегда остаются людьми, и многое они делают в первую очередь для себя. Но одни льют кровь тогда, когда без этого не обойтись, и борются не только за свое место под солнцем, но не забывают и о других. А для некоторых все средства хороши, лишь бы удержать власть, а лучше – захапать ее еще больше. Так вот Лаврентий из первых. А тяга к красивым женщинам… Она ведь есть в каждом из вас, у него просто больше возможностей и плохие тормоза. А в случае со мной можешь не бояться: он не перейдет черты.

— Почему ты так думаешь?

— Во-первых, потому что ему через год будет пятьдесят, и он думает не тем, что между ногами, а головой. И понимает, что в качестве мужчины мне никогда не будет нужен, а ты для него окажешься потерянным. А он, как я тебе уже говорила, человек дела.

— Есть и во-вторых?

— Есть. Дело в том, что я его уже и так зацепила очень сильно. Мне его жаль, но моя совесть чиста: я перед ним хвостом не крутила. Так вот, есть разница в том, чтобы завести короткую, ни к чему не обязывающую интрижку и развлечься с понравившейся тебе женщиной, особенно когда она сама не против, и навязываться той, которая запала в душу, но совершенно к тебе безразлична. Мерзавцу все равно, ему – нет. Так что хуже, чем есть, ему уже не будет.

— Смотри сама, ты у меня женщина самостоятельная.

— Я у тебя в первую очередь женщина замужняя. Если ты против, я туда совсем не пойду, хотя и обещала. Просто я думаю, что могла бы не только дарить тебе любовь, но и помочь в делах. А для этого нужно хоть иногда выходить из этих стен и показываться на людях. Почему не начать сейчас? Подожди, придет время, они нас с тобой еще будут к себе приглашать. По крайней мере, те, которые уцелеют.

— Ладно уж, иди приводить себя в порядок.

Через десять минут Лида вышла из спальни и повернулась, давая себя осмотреть.

— Ну и как я тебе?

— Для меня ты во всех видах хороша, а их сразишь, несмотря на возраст. А Лаврентию я заранее сочувствую. Надеюсь, что ты не ошиблась в его оценке. Не забудь карандаш и бумагу.

— Да, сейчас возьму. Пожелай мне удачи!

— Удачи. И долго там не задерживайся, а то приду забирать. Шучу, иди уже и не вздумай рисовать на них шаржи. Не те люди, могут не понять.

Лида поцеловала его в губы, обдав ароматом духов и вышла из гостиной.

Глава 12

— Лидия Владимировна, — сказал Рыбин. — Вас ждут в большом зале. Давайте я вас провожу.

— Спасибо, Леша, — поблагодарила Лида. — Не скажете, почему большой зал? Гостей же всего четверо, а в малой столовой восемь мест. Такие встречи всегда проводятся в большом?

— Часто, — ответил Алексей. — Я думаю, что из-за проигрывателя. Да и грампластинки почти все там.

Они вышли в прихожую, где у двери в большой зал стоял Пушкарев.

— Счастливый у вас муж! — сказал он, с восторгом глядя на Лиду. — Вы красивые, как актриса, даже еще лучше!

— Спасибо, Гриша, — сказала она. — Пойду рисовать руководство.

В зале, оказавшемся в три раза больше совсем немаленькой малой столовой, стоял длинный стол, за который можно было усадить полсотни человек. Сейчас за этим столом обедали пятеро. При появлении Лиды все прекратили разговоры и повернули головы в ее сторону.

— Подойдите сюда! — сказал ей Сталин. — Вот товарищи хотели, чтобы вы их нарисовали. Сможете?

— Да, конечно, — ответила Лида. — Только мне нужно где-нибудь присесть. Я могу занять одно из пустых мест?

— Садитесь, где хотите, — кивнул Сталин. — Меня тоже можно рисовать.

"Хоть бы представил, — подумала она, садясь за пять мест от Маленкова. — Чем-то он недоволен. Моим появлением или внешним видом?"

Разложив свои принадлежности, она начала рисовать круглое лицо Маленкова, постоянно ловя на себе любопытные и восхищенные взгляды. Через пятнадцать минут на листе ватмана был выполнен портрет Георгия Максимилиановича, и она перенесла внимание на Молотова. Когда они поели, у Лиды уже были готовы три портрета, и вскоре она должен была закончить четвертый.

— Долго еще? — спросил Сталин.

— Четверых нарисовала, — ответила она. — Остались только вы. Мне нужно еще минут десять-пятнадцать.

— А почему меня рисуете последним? — полюбопытствовал он.

— Я всегда последней стараюсь сделать самую сложную работу, товарищ Сталин.

— Ну, рисуй, — кивнул он. — Лаврентий, поставь что-нибудь из пластинок, послушаем музыку. Или, может быть, споем?

— Выпили всего по рюмке – какие песни? — сказал Маленков. — Споем позже.

Берия включил радиолу, подождал, пока прогреются лампы и поставил пластинку.

— Я закончила! — Лида встала из-за стола и раздала рисунки. — Я могу идти?

— Интересно! — Молотов протянул свой портрет Маленкову. — Посмотри, Георгий. Как на фотографии, вот только взгляд… Разве я так смотрю?

— Смотришь, — ответил Маленков, возвращая портрет. — Меня точно изобразили, спасибо! Сохраню на память.

— А вы маслом рисуете? — спросил Микоян. — Я бы вам заказал портрет.

— Рисую, — ответила Лида. — Но сейчас я работаю с портретом мужа, а потом буду рисовать товарища Сталина.

— Спасибо, Лида! — подошел к ней Берия. — Спасибо за то, что рассмотрели.

— Это что же в тебе такого увидели? — спросил Молотов. — Покажи рисунок.

— Я его уже убрал в портфель, — отказался Берия. — Как-нибудь потом.

— Лаврентий, пластинка доиграла, — сказал Сталин. — Поставь что-нибудь из песен. А вы идите сюда. Это я?

— А вам не нравиться? — спросила Лида. — Наверное, это из-за того, что вы были чем-то недовольны. Поэтому получился образ хмурого вождя. Если бы вы смеялись, был бы совсем другой портрет. Художник только отражает действительность. Чтобы я ее могла менять, я должна вас лучше знать, а я вас видела всего от силы полчаса за все время, пока мы живем на этой даче.

— Девушка молодец! — сказал Маленков. — Такая работа нуждается в поощрении, не правда ли, товарищи? Вот чего бы вы хотели?

— А на рояле можно сыграть? — спросила она, глядя на Сталина. — Я, правда, лет десять не играла, но одну вещь должна помнить.