Сбежать от зверя. Прощение - Анна Григорьевна Владимирова

– А что за план-то?

– Катя пропала. Нужно помочь ему найти ее.

Рус помолчал некоторое время.

– Знаешь, что мне это напоминает? – протянул наконец. – У высших судей есть запрет на оказание помощи своим родственником. Если его притянут к ее делу, то переслушают всего – что и когда говорил. А так и до казни может дойти. Этим обеспечивается строгость и надежность их системы судейства. Серый – Высший вед, судья первого уровня. Для него любое пятно на репутации в виде грубого нарушения правил системы недопустимо.

– Вот это новость, – подобрался я, чувствуя, как разрозненные куски картинки стремительно стягиваются одна к другой.

Руслан работает в отделе ликвидации. Все ликвидаторы контролируются судьями Высших ведов. Это я к ним никакого отношения не имел – просто следователь, который охотится и загоняет жертв. А стоило интересоваться больше…

– Так что у тебя по итогу? – потребовал Руслан.

– Я пока не знаю точно, но как только разберусь, позвоню тебе.

– Держи в курсе.

Хотел бы я знать, что у меня по итогу. Серый подводил меня к тому, чтобы я сам предложил поискать Катю. Значит Рус прав, и ведьмак не мог просить меня прямо. Только это значило, что Катя встряла серьезно, раз ему стало очень нужно ее защитить и не попасть под статью.

Ладно. Разберемся…

На месте я был через полтора часа. За это время кое-как придумал для Марины оправдание и отправил на ее новый номер. Нехорошо – заврался. Я не сказал ей, что поехал встречаться со Стереговым. Я ей вообще ничего не сказал, потому что она спала. Ее мобильный лежит в коробке на столе в гостиной – только руку протяни. Но Марина не звонила мне с истериками и не писала гневные сообщения. Снова. И это бесило не меньше непонятных обстоятельств, распутывать которые я мчался. Но с ней я разберусь позже.

Артур ждал меня на проходной. Мы обменялись взглядами, и я последовал за ним через все круги ада – раздевания, обыски и просвечивания. Ведьмак виновато взирал на меня после каждого этапа, но я не подавал виду, как ненавижу эти ведовские системы. Оставалось надеяться, что в нашем ведомстве к ним относятся не менее страстно. Надо будет поинтересоваться.

– Ну и? – следовал я за ним по территории. – Есть предположения, куда делась Катя?

– Нету, – огрызнулся он.

А сам спешил к отдаленному вытянутого вдоль забора зданию. Общежитие. Чистый смердящий медикаментами холл встретил гробовой тишиной. Замшелые ковры и винтажные обои, скрип старого паркета и светопреставление от дрожи старинных люстр под высоким потолком – ну просто классика нафталинового жанра! Хорошо, хоть тут не заставили вытряхнуться из шмотки – ее бы на лету сожрала моль.

– Что это за памятник постсоветской ведовщине? – неприязненно поморщился я. – Понятно, почему тут так тихо и пусто.

– Видимо, студенты действительно не очень любят местную атмосферу, – пресно отозвался ведьмак.

– А Катя что же?

– Она тут живет, – безразлично пожал он плечами, только взгляд выдавал возросшее напряжение. – Думаю, может, ты за что-то зацепишься. Я был в ее комнате, но ничего подозрительного не заметил. Мне кажется, что ты знаешь ее лучше. Кстати, спасибо, что предложил помощь.

– Не за что, – хрипло отозвался я.

Все это не нравилось. Стены давили и больше напоминали склеп. Хотя зверь внутри не дергался. Но и ведьмак не давал подсказок, и это нервировало все больше.

Катина комната оказалась под самой крышей. В коридоре этажа мрачно, но свежо. Из открытой в дальнем углу двери вместе со сквозняком вырывались различные запахи – несомненно, комната принадлежала женщине. И в ней она позволяла себе пахнуть так, как ей хотелось. Но это вряд ли могло обнадежить.

Марина спрашивала меня, как я понял, что она была сегодня с Катей. По запаху. А вернее – по его отсутствию. Но сейчас обсуждать все это с Довлатычем нельзя. Мы просто искали Катю. Просто заглянули в ее комнату…

Я только порог переступил и… меня парализовало.

Большую часть помещения занимала художественная мастерская. Катя буквально жила в ней, почти не оставив место жилой части комнаты – красивой кровати с призрачным паланкином, туалетному столику сбоку и платяному шкафу. Последний давно сдавал позиции натиску мастерской – весь обляпанный красками, разрисованный набросками и обклеенный стикерами. Такая Катя была мне не знакома, да и черт с этим.

Я лишь бегло огляделся, возвращая внимание к холстам. Много разных стояло у стены, но на видном месте выставлены лишь несколько с похожим сюжетом: рыжая девочка и мальчик с каштановыми волосами. На всех картинах герои похожи, но вот обстоятельства разные. Обычные я пропустил мимо – пара детей в обнимку, та же пара – уже постарше и держится за руки на улицах города…

Взгляд сразу цеплялся за самое большое полотно, выставленное в центре. Из всех она была прорисована настолько детально, будто Катя занималась ей несколько лет.

Видимо, не только мы с Мариной когда-то были вынуждены мечтать о свободе.

Уже несложно было понять, кого именно рисовала Катя. Пронзительно, ярко, эмоционально… Мальчиком на ее картинах был Стерегов. Она рисовала его четко, с устрашающей тенью, будто он был медведем. На холодном общем фоне они казались горящими фитильками свечей. Он держал ее за руки через решетку, касаясь ее лба своим. Катя трогательно стояла на носочках, будто пытаясь дотянуться до Стерегова, но решетка не позволяла…

– Ну и что думаешь? – равнодушно вопросил из-за спины ведьмак.

Я тяжело сглотнул.

– Чего ты от меня добиваешься? – обернулся к нему.

– Времени мало, – процедил Артур, гневно раздувая ноздри. – Очень мало…

Обстановка накалилась почти осязаемо – он был готов сорваться и заложить себя с потрохами, только ради чего?!

Я отвернулся и опустился на колени перед портретом, лихорадочно складывая факты. Это Катя таскала Стерегову препараты. Иначе Довлатыч не стоял бы тут. Она любила Стерегова когда-то, судя по всему. Только когда он вырвался из тюрьмы, погибли оба ее родителя. А дальше можно было фантазировать бесконечно. Что я должен был понять? Где препарат?

Вряд ли.

Украденный препарат тут ни при чем. Артур не может говорить о Кате, потому что она в беде. На препарат плевать. Значит, он хочет спасти ее.

Как?

Я снова всмотрелся в картину.

Катя и Стерегов.

Стерегов видел Катю в больнице. Не узнал? Не может быть. Значит, она что-то сделала, чтобы не узнал. Запахи она вообще мастерски с себя стирает. А если бы он ее узнал?

Два фитилька на картине – двое горящих чувствами друг к другу.