Офицерская честь - Юрий Торубаров

Шувалов посмотрел на императора. Тот, довольный, кивнул головой. Гости заулыбались. Но на этом инцидент с Нарбонном не был окончен. Поднялся сам герой повествования. Он улыбнулся графу Прованскому, чем удивил Александра и других гостей. «Уже успели спеться», — подумали они. Он откашлялся и начал. Глаза его смеялись.

— А я-то думал, зачем они меня так обхаживали? И долгие встречи, пышные банкеты. Но вдруг утром ко мне внезапно явился граф… Косубей…

— Кочубей, — поправил его Шувалов.

— Да, извините, граф Кочубей с…

— Нессельроде, — опять подсказал Шувалов.

— Да, с ним. И вы, сиятельные господа, думаете с чем? — он обвел компанию смеющимися глазами.

— С прощальным визитом. Я что-то не помнил, что уведомлял их о своем отъезде. А дальше… дальше мне с царской кухни принесли на дорогу таких великолепных, вкусных съестных припасов, что, клянусь, господа, мне захотелось остаться, чтобы повторить…

Раздался дружный смех.

— Но, господа, — подождав, когда смех стихнет, продолжил Нарбонн, — ко мне явился, кто вы думаете… кучер и объявил, что карета подана.

Опять смех. После сказанного, приложив руку к сердцу, Нарбонн, глядя на Александра, поклонился ему и сказал:

— Я был очень благодарен за вашу заботу. Уничтожая эти припасы, вспоминал вас самым добрым словом. Еще раз хочу выразить Вашему Императорскому Величеству свою сердечную благодарность и заверяю вас, что я не был в обиде за мое столь скорое отбытие. И мне кое-что удалось узнать…

Тут рассмеялся и император, а Нарбонн закончил довольно печальным, но скорее на-игранным, голосом:

— Только жаль, что мои сведения не сыграли такой роли, как мое появление.

Кое-кто даже хлопнул в ладоши. Все оценили тонкий юмор этого аристократа.

А на другой день жизнь закрутилась. Решать вопросы без Австрии Александр не хотел. Поэтому он пригласил к себе Шувалова и опять срочно отрядил в Дижон, куда перебралась ставка австрийского императора. Поездок было много. Один только вопрос: оставить или нет императорский титул Наполеону, потребовал нескольких поездок. Победила позиция Александра. Он настоял на сохранении титула.

Потом Францу захотелось, чтобы его дочь, а может быть, она сама его попросила, из Блуа переехала в Рамбуйе. Сопровождающим Франц просил назначить графа Шувалова. Как тот догадался, дочь вспомнила день своего бракосочетания, когда единственным человеком, который смог ее успокоить и так благотворно повлиять на настроение, был как раз Шувалов. До этого она была в полном отчаянии. А такое не забывается. Она была так благодарна ему. И вот, когда ее ждал новый переезд, она вспомнила о том милом русском человеке. Александр посоветовал ему взять в качестве охраны сотни две-три казаков. Время было беспокойное.

— С вашего позволения, Ваше Величество, я возьму сотню своих кирасир и две сотни казаков.

Царь согласно кивнул головой.

Чтобы найти замок, где остановилась императрица, Шувалов выслал вперед одного толкового офицера, знавшего французский, с двумя казаками. Путь Шувалов избрал юго-западный, подальше от Фонтенбло, где еще находился низложенный император со своей гвардией. Существовала опасность, что через своих шпионов он мог знать о поездке и попытаться захватить жену и сына. Поэтому через Версаль он пошел на Шартр, затем на Шатоден и Вандом. Там его встретил посланный офицер и проводил до замка, где проживала императрица.

Он стоял на высоком холме, у подножия которого несла свои воды голубая Лаура. Один из герцогов Орлеанских два столетия тому назад выбрал это место в нескольких лье от Блуа, среди нескончаемой равнины, слегка нарушаемой небольшими, плавными возвышенностями. Само место говорило о том, что тут царствует спокойствие.

Появления гостей Луиза ждала уже несколько дней. Она сразу узнала графа и, счастливая, подошла к нему.

— Вы? — не то спросила, не то выкрикнула она, а глаза ее сияли от счастья. — Проходите, — и она пригласила его в зал.

Было тихо, спокойно. Время здесь застыло. Этого-то и не выдержала молодая императрица. Она не знала, что делается там, в беспокойном Париже, что с ее мужем. Шувалов коротко, не вдаваясь в подробности, рассказал ей о положении Бонапарта. По ее лицу он не понял: не то она опечалилась, не то ей было все безразлично. Оно просто сделалось каким-то неживым. Тишина заставила ее бежать отсюда. Но что ждет ее там?

— Ваше Величество, — обратился к ней граф, — Вам не приятны такие сообщения. Извините, но врать я не умею.

— Не в этом дело, граф, — вздохнув, сказала она.

Но пояснять не захотела. Воцарилось молчание. Граф решил осмотреть зал. Он был в нем впервые, но бывая во многих замках, особого отличия не заметил. Такой же большой стол с креслами, такое же оружие на стенах, старинные канделябры, свечи в которых, похоже, остались с давней поры. Охотничьи трофеи. Только, может быть, здесь не было шкур на полу, а был цветастый ковер, который помнил жгучие лучи южного солнца.

Так как смотреть было особенно нечего, а Луиза продолжала молчаливо стоять и о чем-то сосредоточенно думать, у графа мелькнула мысль: а вдруг то был просто ее каприз, и она откажется ехать? Кашлянув, он решил ее спросить:

— Прикажете, Ваше Величество, распрягать коней?

— Что, что вы сказали? — переспросила она, как бы приходя в сознание.

— Я спросил, что, может быть, распрягать коней?

— Что вы, что вы. Как только сын проснется, мы можем ехать. Вы, наверное, голодны? Хороша хозяйка, даже не предложила вам отобедать.

Она растерянно стало оглядываться. Увидев на столе колокольчик, взяла его и резко зазвонила. Двери открылись, и показался слуга.

— Слушаю, госпожа, — сказал он, склонив голову.

— Приготовьте обед, — приказала она.

— Он готов, госпожа.

— Вот и хорошо! — она вдруг изменилась. — Пойдемте обедать!

И графу показалось, что она даже хотела протянуть руку, но вовремя опомнилась.

Во время обеда подошла пожилая женщина и что-то шепнула ей на ухо.

— Несите его сюда.

Шувалов догадался, что речь идет о сыне. Трудно было скрыть тот интерес, который внезапно возник в нем. Как-никак наследник великого отца. Что отец велик, вопреки всему, Шувалов не просто верил, он понимал, вернее, даже знал из личного опыта.

Но внести мальчика не удалось. В обеденный зал вбежал крепкий малыш с озорными блестящими глазами. Малыш бесцеремонно подбежал к Шувалову:

— Вы кто: папин маршал? Что-то я вас не видел, — спросив, он задержал на нем взгляд своих серых глаз.

— Нет, я не папин маршал. Я — русский генерал.