Зажечь звезду - Софья Ролдугина

Разбухшая салфетка с влажным «чпок» шлепается на пол.

— Дэйри, о чем ты?

Эльф продолжает улыбаться. И этот странный взгляд… В нем безумие выбора — и покой принятого решения.

— Я не вижу причин жить. Я — кукла, заводная красивая кукла, которая существует только ради других. Но я так устал… Мне моя жизнь не нужна. А здесь такое удачное совпадение.

Через поры кожи начинает сочиться кровь. Пока — маленькими багровыми капельками. Как морось. Похоже, яд был из тех, что блокируют свертываемость крови и повышают давление.

— Дэйр, не смей! Ты многим нужен. Ты же целитель, ты не имеешь права — так… Ты мне нужен, в конце концов! Выпей это дурацкое противоядие! Смотри, здесь хватит, ну давай же…

— Нет.

— Придурок!

Я с размаху отвешиваю ему пощечину. Вторую, третью… Дариэль обмяк в кресле, голова мотается из стороны в сторону, глаза закрыты.

— Слабак! Урод! Ненавижу!

Руки мои измазаны красным…

— Пей! — я толкаю колбу к его губам. Он не сопротивляется. Мокрой салфеткой, той, которой пыталась собрать антидот, протираю его лицо и руки. Надо бежать, звать на помощь, но как же страшно оставлять его здесь одного! Внезапно эльф открывает глаза — уже разумные и немного испуганные.

— Прости… Боги, Нэй, какой же я идиот… Чуть было не… И тебя еще напугал… Прости, маленькая.

Жив… Вытираю слезы, забыв о том, что у меня грязные руки. Дариэлева кровь размазывается по лицу. Эльф вздыхает и начинает искать по карманам платок. Я улыбаюсь.

Противоядие все-таки подействовало. Мы успели. Но Дэйри пришлось несладко — две недели тогда провалялся пластом, несмотря на лечение леди Элен и заботливый уход Лиссэ. Но как только он оправился, первым делом провел со мной серьезный разговор, объяснивший многое… Оказалось, что вот такие приступы тяги к суициду случаются с ним регулярно. И гадать, что может их спровоцировать — бесполезное занятие. Как правило, Дариэль способен взять себя в руки и не делать глупостей, но иногда желание «сломать красивую куклу» становится нестерпимым. И тогда происходят такие вот «случайности». Самое интересное, что Дэйр абсолютно не склонен к депрессиям, и попытки убить себя — вовсе не результат тоскливых размышлений. Просто иногда он просыпается с твердой уверенностью, что должен прекратить свое существование… и ничего не может с этим поделать.

— И давно это у тебя?

— Примерно с девяноста пяти лет.

— Тогда удивительно, как ты дожил до наших дней.

— Мне везет, — улыбается. — Люди опять-таки рядом…заботливые… С прочными веревками…

— Не язви! С чего это началось? Ни за что не поверю, что ты с детства такой, в результате падения со Священного дуба…

— Ну, с дуба не с дуба… Когда-то я попал в очень крупную передрягу. Меня ломали, очень долго и изощренно. Приводили к мысли, что я — бесполезная, хотя и красивая кукла… Буквально такими словами. И, к сожалению, таки сломали. После этого случая у меня и открылся дар исцеления. Смысл всего моего существования — беречь чудо чужой жизни. На то, чтобы сберечь свою, желания порой не остается…

— Но кому это могло понадобиться? В смысле, издеваться над тобой.

— Не знаю, Нэй. Их искали тогда, долго искали… Не хочу вспоминать об этом.

— Как скажешь…

Так с детства сложилось, что я считала суицидальные стремления — болезнью, причем позорной, той, которую нужно скрывать всеми силами. Философия ведьм: слабой быть стыдно. Унылые, выставляющие напоказ депрессию люди казались мне слабыми и в чем-то неполноценными. Нет, я и сама часто грустила… Но есть же разница между печалью и нытьем? Впрочем, таких индивидуумов можно понять: погрузиться в отчаяние легче, чем взять себя в руки и сделать шаг вперед. «Улыбаться тяжелее — мышцы лица напрягаются», — с усмешкой говорил Дариэль. Пессимизм не требует работы.

Мэйсон никогда не казался ни ленивым, ни слабым, ни больным. Поэтому мне и в голову не пришло сложить два и два. Взгляд, поведение, ощущение неясной тревоги, исходящее от него… И тот поцелуй — так не с возлюбленной прощаются, а с самой жизнью. Слишком горько. Хотелось бы верить, что я ошибаюсь, но…

Я решительно повернула и зашагала вверх по дороге — обратно к Академии. Пусть уж лучше выставлю себя круглой дурой, чем уеду, не выяснив, что происходит с Рэмом. Это было бы слабостью.

А ведьмы слабостей не любят.

Наверно, что-то изменилось во мне с принятием этого решения. В первый раз в жизни я не побоялась повернуть назад и взять на себя ответственность. Сколько можно убегать от проблем? От неприятных разговоров, от напоминаний о поставленных планках, от людей, которым я небезразлична? Особенно от людей. Даже здесь, в Академии, я выступила в своем репертуаре: с тем же Валем мы общались почти полгода, а я даже не знаю, есть ли у него братья или сестры и чем он увлекается! Да и Рэмерт… Я должна, должна была настоять, докопаться до причин его депрессии. А вместо этого — смылась по-тихому, даже несмотря на то, что подозревала, что та потусторонняя жуть перекинулась на него. Это пора прекратить!

В голове царил сумбур, сердце колотилось как бешеное, но я никогда еще не чувствовала себя настолько правильно. Даже когда приняла решение во что бы то ни стало спасти Максимилиана.

— Леди, кажется, вас просили до вечера покинуть данное…

— А еще не вечер, — огрызнулась я, проскальзывая в калитку. — И у меня здесь остались дела.

Интересно, почему встречать меня вышел один из преподавателей, да еще тех, что были на защите? Неужели за мной следили? Но зачем? Ах, да, результаты экспериментов. Хорошо, что я забрала все записи. Надо будет потом еще раз наведаться в свою комнату и проверить, не забыла ли я еще чего любопытного. Например, светоч… Но сначала — Мэйсон.

— Да куда вы так несетесь?! Сказано же было убираться отсюда до…

Еще один! Впрочем, нет, тот же самый. Только тон сменил с холодно-вежливого на искренне-разгневанный.

— Послушайте, — я обернулась к преподавателю — полноватому мужчине средних лет. — У меня правда дела. Я уйду до заката, но сейчас, прошу вас, не мешайте. Не время.

— Леди… — почти прошипел он, хватая меня за плечо. От неожиданности я дернулась и врезалась локтем в стену. Ну, хватит. Тревога за некроманта, эйфория от собственной смелости, раздражение на приставучего мага, боль от ушибленного нерва — все смешалось в один ком, обесцвечивая мир. Перед глазами отчетливо сверкнули невесомые нити.

Не Найта сейчас — Дэй-а-Натье.

— Руки прочь.

Маг заглянул мне в лицо — и испуганно отшатнулся. Ладно, потом извинюсь. Где вход в башню Колата?

Когда я почти миновала этаж со спальнями, из-за поворота выскочил взъерошенный Хэл.