Чернокнижник - Александр Смирнов

— Но я и так работаю на износ!

— Увы, мой друг, — сочувственно трясли головой редакторы, — сейчас не кодекс законов о труде диктует нам условия, а рынок. Совремённый читатель похож на капризного ребёнка. Кто предложит ему сладкую конфету, за тем он и пойдёт. На сегодня ваша конфета самая вкусная. Что будет дальше одному Богу известно.

— Но я… — хотел возразить Чернокнижник.

— Вы оказались в нужное время в нужном месте, — прервал его редактор. — Не советую вам шутить с читателем. Ему могут понравиться и другие конфеты. Через два месяца жду вашу рукопись.

Это ведь только кажется. Что знаменитости живут, как в раю. На самом деле многие из них ничем не отличаются от каторжника.

— Я больше не могу так! — жаловался самый популярный писатель своей любовнице. — Они хотят загнать меня в гроб!

— Это ты меня хочешь загнать в гроб! — неожиданно ответила любовница.

— А ты то здесь причём?

— Это я то не при чём? А откуда к тебе такая бешеная популярность пришла?

Чернокнижник только хотел открыть рот, чтобы поведать о своём непревзойдённом таланте, но его тут же прервали.

— Только не надо мне рассказывать о твоём литературном даровании!

После этих слов Чернокнижник застыл с открытым ртом, будто его разбил паралич.

— Что ты рот раскрыл? Или ты себя гением считаешь? Гений живёт в Париже, и нам с тобой это хорошо известно.

— За что ты так напустилась на меня?

За то, что я ради тебя вся измазалась в дерьме, а ты хочешь остаться чистым и пушистым.

— Ты вымазалась в дерьме?

А как ты думал? Неужели ты рассчитывал, что взяв за основу сочинения гения, тебе на голову возложат лавровый венец? Твоя писанина была бы не востребована, также, как и у остальных бездырей, если бы не я!

— Ты?

— Да я. Или ты считаешь, что если бы та дура не повесилась, то твоя популярность была бы такой?

— Это была просто случайность.

— Рассказывай эти сказки своим читаиелям. Никакой случайности не было.

— Ты убила её?

— Не я, а ты. Я лишь заплатила корреспондентам, которые затравили её.

— Ты сделала это специально?

— Нет, я просто хотела, чтобы они пропиарили твою книгу.

— Я же говорю, что это была случайность.

— Нет. Теперь никакой случайности не будет, потому что я знаю формулу успеха. Если мы совместим твою формулу и мою, то нам равных не будет.

Чернокнижник снова застыл в ожидании.

— Чем сейчас занимаются твои институтские знакомые?

— С работой сейчас сложно. Кто-то устроился писать речи политикам, кто-то трудится на жёлтую прессу, а остальные…

— А остальные готовы выполнить любую работу, лишь бы получить на кусок хлеба?

— Примерно так.

— Среди них есть талантливые?

— Конечно есть.

— А сколько глав должно быть в твоём новом романе?

— Я ещё не знаю о чём писать.

— Об этом мы поговорим позже. Меня интересует объём.

— Около двадцати глав.

— Ты возьмёшь себе пять негров. На каждого в этом случае придётся по четыре главы.

— Кого, кого? — не понял Чернокнижник.

— Писателей, которые пишут под чужим именем, называют литературными рабами.

— Кажется, я начинаю врубаться, — улыбнулся Чернокнижник. — Это же моя формула успеха.

— Тебе остаётся только дать каждому сюжетную линию и определить стиль изложения.

— Действительно, это же так просто!

Чернокнижник заулыбался, но его лицо снова померкло.

— Дело за небольшим, — вздохнул он. — Надо придумать сюжетные линии и соединить их.

— А вот это уже моя формула успеха, — улыбнулась Катя. — Самое главное, чтобы было побольше крови, чтобы герои были подлинными и чтобы историю их конца средства массовой информации рассказали по телевидению после того, как книга выйдет в свет.

— Но как это сделать?

— Также, как ты сделал с этой дуррой.

— Но я ничего не делал! Я просто придумал душещипательную историю.

— От которой она повесилась, — засмеялась Катя.

— Почему тебе кажется, что она повесилась из-за моей истории?

— Потому, что именно я это устроила. Понял теперь, как ты стал популярным?

— Значит ты…

— Я, — прервала Чернокнижника Катя. — Я и дальше буду делать так, чтобы ты был на самой вершине славы. Лавры будут возлагать на тебя, но мы будем знать, что и я к ним причастна.

Чернокнижник подошёл к своей подруге и обнял её.

— Ты больше не сердишься на меня?

— Больше не сержусь.

— Катюша, а как поживает Жу-жу? Что-то мы давно не виделись с ней.

— О Жу-жу на время забудь. У неё впереди много работы.

Чернокнижник хотел обидеться, но вспомнив сколько денег принёс последний роман, решил стерпеть. Что ни говори, а Катерина была права: если бы ни её пиар-компания, вряд ли они получили от издательства столько денег. Правда в результате этой акции погибла женщина… С другой стороны не Катя же её в петлю засунула? Что касается его, то тут совесть абсолютно чиста. Писатель ничем не стеснён в своей фантазии. Более того, если человек так остро реагировал на художественное произведение, то можно говорить о незаурядности автора, его умении выстроить сильные психологические линии. Да к тому же Катерина совершенно права: эта баба была просто дуррой. И нечего больше о ней думать, нечего забивать свою голову всякой ерундой. Работать, работать и ещё раз работать. Народ ждёт его творений, народ не может без них, народ хочет, чтобы он — звезда, горел на небосклоне удачи всегда и никогда не угасал.

Чернокнижник подошёл к столу, вытащил из ящика записную книжку и собрался кому-то позвонить.

— Кому это ты на ночь глядя? — спросила Катя.

Чернокнижник ничего не ответил.

— Завтра звони, — сказала Катя, будто на лбу Чернокнижника был написан ответ на её вопрос. — Утро вечера мудренее.

С этим известным утверждением действительно трудно спорить. Посудите сами, кого можно застать дома утром? Естественно того, кто не ушёл на работу. А разве Чернокнижнка интересовали люди, которые утром уходили на работу? Ни в коем случае! Его как раз интересовали именно те, кто, оставшись дома, сидели, потупив голову, и готовы были бежать куда угодно и делать что угодно, лишь бы не носить этот постыдный и ужасный титул — безработный. Нельзя конечно утверждать, что им было некуда бежать. Нет, места были: можно было наняться, к примеру, грузчиком или дворником, а можно пойти на завод учеником, отложив свой литературный диплом до лучших времён. Зарплата, правда копеечная, но с голоду не умрёшь во всяком случае. Но разве это выход? Встретит вас, к примеру, знакомый, а вы в грязной спецовке и с метлой в руках. Нет, уж лучше руки на себя наложить, если до этого не издохнешь с голода. Гордыня — вот истинная причина депрессии, безработица здесь не причём. А вдруг зазвонит телефон и в трубке прозвучит какое-нибудь головокружительное предложение? Нет, этого быть не может. Но когда верить больше не во что, веришь даже в такую утопию.

Когда Чернокнижник обзванивал своих однокашников, первое, что он слышал, был восторг. На другом конце провода скороговоркой произносились комплементы, будто связь сейчас же оборвут и абонент не успеет высказать всё, что он думает о своём собеседнике. Потом наступала продолжительная пауза. Абонент с замиранием сердца ждал, что вот сейчас прозвучит то волшебное предложение, которого он ждал столько времени. Однако, вместо работы предлагалось посетить кафе и встретится всей группой, чтобы вспомнить студенческие годы. Каждый знает, что творится с человеком при таком резко обрушившимся разочаровании. Наступает небольшой шок, и человек еле сдерживается, чтобы не послать куда подальше и вчерашних друзей и студенческие годы и сам институт, будь он трижды проклят. Он сдерживает себя в рамках приличия, но не в силу своей воспитанности, а благодаря тому самому шоку, который на время перекрыл дыхание. Через несколько секунд шок проходит, но человек к тому времени уже способен вежливо отказаться.

— Что-то ничего из этой заботы не выходит, — посетовал Чернокнижник Кате.

— И не выйдет, — ответила она спокойно.

— Почему не выйдет?

— Посуди сам, посидеть в кафе это хорошо, а кто за всё это платить будет? Они безработные.

— Я про оплату даже не заикался.

— Думаешь, они сами этого не понимают? Кто раньше платил за ваши посиделки?

— Мы всегда вскладчину встречались.

— Ну вот, то, что я говорила. А ты скажи, что банкет уже оплачен, так они, чтобы пожрать на халяву, бегом прибегут.

Катерина будто в воду глядела. Стоило Чернокнижнику только заикнуться, что за банкет платить не надо, как всё перевернулось на сто восемьдесят градусов. Уже не Чернокнижник обзванивал однокашников, а те обрывали ему телефон. Не успевал он закончить разговор и положить трубку с одним приятелем, как другой спешил дозвониться до своего самого лучшего друга.