Злое железо - Алексей Молокин

Старший сержант Голядкин, бывший студент факультета общей физики, а ныне человек без будущего, сидел за залитым водкой и блевотиной служебным столом и тупо глядел в пропитанное табачной вонью пространство.

В дурно пахнущей луже, образовавшейся на столешнице, рядом с почти пустой бутылкой водки и опрокинутым граненым стаканом валялся донельзя изгвазданный служебный пистолет – что-то вроде нашего «ПМ». Владелец пистолета оторвался от созерцания дороги в мир иной и перевел осоловевший взгляд на столешницу. И тут его опять мощно стошнило. Прямо на табельное оружие.

– Надо же, до чего допился человек, – сочувственно сказал за моей спиной розовощекий сержант-дежурный, – служебными пистолетами блюется!

…После того как следователь-стажер Голядкин привел себя в относительно человеческий вид, с ним все-таки удалось поговорить. И даже получить необходимую подпись и печать, которые он поставил, ни о чем не спрашивая и глядя куда-то далеко, может быть, в свое несуществующее теперь будущее.

Информации от него было значительно меньше, чем… ну, скажем, прочего. Из всего сказанного уважаемым следователем-стажером, я понял, что ночь он провел у госпожи Арней, в результате чего магическим образом, напрочь лишился будущего. Поутру, придя на работу, он вытащил из несгораемого шкафа, необходимого в каждом милицейском кабинете, припрятанную для особых случаев бутылку водки, накатил стакан, после чего окончательно осознал, что будущего у него и впрямь нет. Тогда он накатил еще стакан, вытащил из кобуры табельный пистолет, вставил обойму, взвел затвор, зажмурился и сунул воняющий ружейным маслом ствол в рот. Выстрелить сержант, правда, так и не успел. Но не по причине трусости, а по причине полной несовместимости вкуса паленой водки и ружейной смазки. Остальное мне было уже и так известно.

Горькая необходимость чистить оскверненное табельное оружие заставила сержанта на время, а скорее всего навсегда, забыть о сведении счетов со своей никчемной теперь жизнью и, время от времени мучительно корчась от желудочных позывов, отправиться куда-то в глубь родного отделения милиции. Так что кое-какое будущее у него появилось. На чем мы и расстались.

– Подумаешь, баба его трахнула, – сказал румяный дежурный, провожая меня до двери. – Со мной и не такое бывало. Одно слово, интеллигент, чуть что – сразу блевать!

– Подумаешь, да не скажешь, – неопределенно буркнул я, с усилием толкая тугую дверь. – Смерть – она тоже, рассказывают, баба.

– Да уж, – хохотнул мне вслед дежурный, – уж эта трахнет, так трахнет.

Вот так я покинул сие гостеприимное, но уж больно дурно пахнущее место.

«Надеюсь, госпожа Арней сегодня утром находится несколько в лучшей форме, чем ее незадачливый любовник», – думал я, с удовольствием вдыхая утренний апрельский воздух и вышагивая меж невзрачных трехэтажных домов в сторону краеведческого музея.

Госпожи Гизелы Арней, однако, в музее не оказалось, госпожа Арней сегодня пребывала в своем особняке на окраине города, о чем мне, недовольно поджав губы, и сообщила сухонькая пожилая вахтерша. Я записал адрес и пешочком направился в коттеджный поселок на окраину, благо погода очень даже располагала. Брать такси или просить подбросить какого-нибудь частника, честно говоря, не хотелось. Автомобили с братками лихо проносились мимо, иногда притормаживали, предлагая помощь, но я дружески махал рукой и вежливо отказывался. Приятно чувствовать себя популярным, конечно, но все-таки хотелось просто пройтись по провинциальному апрельскому городу, сверху донизу пронизанному чистейшей капелью, вволю поглазеть на прохожих и проезжих. Да и поразмыслить о том, да об этом тоже не мешало.

…А ведь мой уважаемый герой-начальник, милейший инвалид героического труда Сергей Иванович, неожиданно оказавшийся не то в шутку, не то всерьез дядей аймы Люты, рассказал мне далеко не все. Ох, хитер мой начальничек, хитер. Не случайно он подбросил мне это дельце и не просто так навел на ссыльного барда Авдея. И господин Наум-Александер тоже что-то знал, тоже мне среброкудрый классик на почетной должности барда в законе. Не все так просто с этим миром, с его странной системой трех демократий и внезапно проснувшимся злым железом. В сущности, злому железу вообще полагается быть мертвым или, на худой конец, – спящим. Стало быть, его кто-то разбудил. Пенсионер Вынько-Засунько вряд ли смог бы сделать это самостоятельно, всей его старческой обиды не хватило бы, чтобы докричаться до самой ничтожной спящей крупицы недоброго металла. Да и сам старик мне ночью жаловался, что, дескать, перестало получаться. Хотя был еще какой-то ножик, с ним-то у него получилось.

Что ж, придется так или иначе встретиться с госпожой Арней, даже если ей сегодня так же худо, как несчастному следователю-стажеру. Впрочем, Гизела Арней, похоже, была не из тех женщин, которые, выставив за дверь незадачливого любовника, закусывают коньяк горстью швейных иголок. Совсем не из тех!

Я добрался до помпезного особняка типично новорусской архитектуры раннего периода, поразившись общей неухоженности местности вокруг этого, судя по всему, элитного поселка. Подойдя к стальной двери, я нажал крупную, армейского стиля кнопку звонка, вызывающе, словно сосок немецкой порнозвезды, торчащую из бронированного косяка небольшой стальной дверцы. В заборе имелись еще и ворота, в которые, наверное, мог проехать даже бронепоезд, но я пришел пешком, поэтому ворота мне были как-то ни к чему.

Дверь, лязгнув, отворилась, и передо мной появился внушительных габаритов браток. Кажется, я его уже видел в «Ниссане», хотя, может быть, и нет – все братки в этом городе были чем-то похожи на друга. Впрочем, во всех мирах братки похожи, пока к ним не приглядишься, только тогда понимаешь, что они все-таки разные. Вообще для обычного человека все они словно китайцы для европейца – на одно лицо. Пока не научишься различать. Да я и сам теперь – вылитый браток.

– Привет, Костян, – угрюмо сказал он, отводя глаза, – пришел все-таки.

– Пришел, – согласился я, пожимая здоровенную жесткую лапищу. – Как видишь, пришел, мимо не прошел.

– Ну, тогда проходи. – Браток был явно расстроен. – Гинча сказал, чтобы тебя пустить, хотя зря ты это, по-моему.

– Дело у меня такое, – объяснил я, стесняясь сам не знаю чего. – Профессия, понимаешь…

– Ну-ну, – неодобрительно прогудел браток. – На всякий случай – меня Гонзой зовут, то есть Гонсалесом, не забыл? Гинча сказал, чтобы я тебя в случае чего вытащил, если твой этот… иммунитет или, там, амулет какой не сработает. Однако же и специальность ты себе выбрал. Нет бы в киллеры пошел, с твоими-то данными.