Блокада молчания - Кирилл Казанцев

— Кто вы такие, мать вашу? — сумел наконец-то вымолвить чиновник. — Вы не из полиции.

— А это не вам судить, Денис Валерьевич. Поговорим теперь о делах куда более серьезных, чем банальные воровство и взяточничество. В мае 2011 года вам приглянулось небольшое процветающее предприятие по производству сувенирной продукции, принадлежавшее господину Томскому. На предприятии трудились творческие люди, их продукция расходилась на ура по всему Черноморскому побережью, от Адлера до Новороссийска. Продать свой бизнес Томский отказался, да еще и прошелся по вашей личности некрасивыми оборотами. Вы рассердились, и в ту же ночь господин Томский и члены его семьи были похищены неизвестными. Вы тоже при этом присутствовали, вырядившись в камуфляжное одеяние. Невзирая на пытки и побои, похищенный отказался подписать документы о передаче вам своего бизнеса. В запале ваши подручные его умертвили, что, собственно, не вызвало вашего сожаления. Но остались члены семьи — жена и двое детей: девочка семи лет и мальчик — двенадцати. Женщина знала, что происходит и кто ее похитил. Вы распорядились сжечь сарай, в котором они были заперты. Женщина и дочь погибли сразу. Мальчишке удалось вырваться через пролом в стене сарая. Он кинулся в горы, подручные — за ним. Мальчика поймали, и один из подчиненных позвонил вам, чтобы уточнить — действительно ли они должны его убить? Не хватит ли уже смертей? Все-таки ребенок… Вы орали как ненормальный, и пришлось вашим клевретам ребенка задушить. О судьбе предприятия официальная хроника умалчивает. О зверском убийстве семьи предпринимателя сообщали в новостях, мол, вроде бы беглые зэки над ними надругались. А это уже статья 105, Денис Валерьевич, — убийство. Вы признаетесь, что отдали приказ уничтожить трех человек, из которых двое были детьми?

— Вы сошли с ума? — прохрипел чиновник. — Это невозможно доказать…

— Как-то странно вы отрицаете свою причастность, — сухо рассмеялся мужчина. — Ну хорошо, не хотите признаваться по-хорошему, будем признаваться по-плохому…

И не успел чиновник опомниться, как его стащили с табурета, огрели по затылку и куда-то поволокли…

Он очнулся на цементном полу в страшной ободранной камере — без окон, с запертой железной дверью, с развалившимися нарами и тусклой лампочкой под потолком. В голове гудело, во рту было полно желчи. Над ним склонились три кошмарные рожи — вонючие, лохматые, чумазые. Один в тельняшке, другой в обычной майке, третий — голый по пояс, весь в наколках, а на самом видном месте на плече красовался эффектный хищник из семейства кошачьих. Под тигром для самых непонятливых было наколото жирными буквами — «ТИГР». На доступном уголовном арго: «Тюрьма — игрушка». У его напарника в тельняшке костяшки кулака, которым он задумчиво тер небритый подбородок, украшало слово «ОМСК». Надо полагать, «Отдаленная местность сибирской каторги». Узрев, что арестант очнулся, все трое радостно заржали. «Пресс-хата!» — ужаснулся Денис Валерьевич. Специально предназначенная камера, где инструктированные зэки обрабатывают несговорчивых сидельцев. Могут забить до полусмерти, опустить ниже подвала. Чиновник забился в припадке ужаса, залился слезами, начал закрываться руками, когда к нему подъехали искореженные хари, источающие запах перегара.

— Люди беспредельные! — восторженно завопил обладатель тельняшки. — Вы только посмотрите, кого к нам подселили! Жирненький, гладенький, симпати-ишный… Да он уже готов к труду и обороне. А ну-ка, радость моя, сымай халатик, полюбуемся твоими формами! Вы только гляньте, какой у него модный халатик! Хиппуешь, клюшка?

— Ага, подставляй гудок, голубь, отдыхать будем! — восторженно загоготал бородатый дядька в майке.

— Свадьба в коллективе, гуляем, мля! — вторил им третий — одутловатый, с волосатым брюшком, с выразительным шрамом поперек глаза. — Да ты не бойся, кореш, мы же не звери какие-нибудь, потом накормим! Вставай, красавчик, раздухарься!

Будь он в нормальном состоянии, сообразил бы, что здесь что-то нечисто. Слишком уж подчеркнуто все, выпукло. Рожи чересчур зверские, феня какая-то театральная. Обильный волосяной покров и сами рожи излишне перекошенные. И чего бы от зэков в камере воняло перегаром? Кружок театральной самодеятельности? Но Денис Валерьевич уже не врубался в тему. Перепуганный до икоты, он замахал руками, забил ногами и истошно завизжал:

— Не трогайте меня!!! Уберите руки, кретины!!!

И надо же такому случиться, что он непреднамеренно ударил ногой по коленке «матроса». Тот взревел от резкой боли, и его наигранная злость явно переросла в настоящую. Уродец оскалился прокуренными зубами, схватил чиновника за грудки, разрывая халат, и с диким ревом швырнул его на конку.

— Давай, Сопатый, вдарь ему в шнитт! — возбужденно заголосил волосатик в майке.

— Келарь его, келарь! — подпрыгивал в экстазе голопузый.

Они орали в полный голос, кривлялись, и это еще больше нагоняло ужаса. Чиновник не сильно пострадал, ударившись о конку, но тряхнуло основательно, и он окончательно обезумел от такого поворота. Что происходит?! Он не тот человек, с которым подобное может происходить! Он только и успел присесть, как с одной стороны подлетел «одноглазый», с другой волосатик, вывернули руки. Он взвыл от жуткой боли и моргнуть не успел, как уткнулся носом в ширинку Сопатого, а тот уже делал вид, что стягивает штаны.

— Открывай амбразуру, голубец! — злобно шипел зэк. — Вафлю хрумкать подано! Штанишки будет, не мандражируя! Да только с чувством, толком, понял? А то не считается, будем заново тренироваться!

— А то ишь какой жгучий козлик! — заливисто ржал голопузый. — Объездить бы надо! Слышь, Сопатый, ты ему не сильно пасть-то разрывай! Если что, я после тебя!

— Не трогайте! Я не буду, я не хочу!!! — с каким-то климактерическим надрывом вопил чиновник, мотая головой.

— Смотри-ка, он не хочет! — загалдели все разом. — А кто ж тебя спрашивает, мил-человек? Надо, Федя!

— И не играй нам по пятому номеру! — схватил чиновника за волосы голопузый. — А то ишь, под психа сейчас канат будет!

Вопль, исторгшийся из глубин чиновника, был мощнее пожарной сирены. Ну не хотел он лишаться невинности в антисанитарных условиях. Он завертелся, мобилизуя все силы, оставшиеся в организме. Вырвался из стальных зажимов, оттолкнул Сопатого и бросился к противоположной стене. Затормозить он после такого разгона не сумел, споткнулся о конку, размозжил лоб о стену, а в следующее мгновение на него набросились озверевшие зэки, принялись пинать, охаживать кулаками по ливеру, без особого, впрочем, энтузиазма. Но изнеженному, чувствительному телу и этих тумаков было достаточно. Он свернулся, завыл в предсмертной тоске. А когда его снова схватили под локти и поволокли к ближайшей конке, швырнули на колени, сунули голову под нары, он исторг из себя мученическое и долгожданное:

— Не надо, я все расскажу, я во всем признаюсь!

Зэки удовлетворенно переглянулись, Сопатый украдкой подмигнул товарищам. Ослабилась хватка, и «подсудимый», почувствовав послабление, заработал всеми конечностями, включил задний привод и выбрался из-под конки. Махая руками, он подлетел к двери, принялся долбиться в нее всем телом, словно птица о стекло.

— Откройте, откройте, я все скажу!!!

Заскрежетали острожные запоры, распахнулась дверь, из темноты просунулась рука, схватила чиновника за грудки и выволокла в коридор. Спустя минуту в камеру, похмыкивая, вторгся капитан полиции в заломленной фуражке. «Зэки» стояли кружком, обсуждали случившееся и снимали с себя элементы грима — накладные бороды, парики, шрамы. Не такие уж и зверские под ними оказались лица.

— Все штанишки, Сергеич? — поинтересовался Сопатый нормальным человеческим голосом, послюнявил палец, стер в слове «Тигр» последнюю букву и задумчиво уставился на оставшиеся.

— Все отлично, мужики, — бодро известил капитан. — Поет как соловей, заслушаешься. Слушайте, я вам, ей-богу, признателен, отлично сыграли. Коротко и ясно.

— Да ладно, хоть в форме себя подержать… — добродушно проворчал голопузый. — А то театр в нашей провинции окончательно развалился, труппу сократили, главврача выгнали, скоро и нас с мужиками пинком под зад… Он и раньше-то особым успехом не отличался. Ты приглашай, если что, Сергеич, мы еще и не такое сыграем.

— Камеру-то выключил? — спросил волосатик, покосившись на паутину под дверью, под которой что-то моргало, а вернее, уже не моргало.

— А то, — сказал фальшивый капитан. — Вы не волнуйтесь, мужики, при монтаже мы ваши колоритные личины замутим, голоса исказим, мама родная не узнает. Выходите, чего тут к полу приросли? — Он засмеялся. — Понравилась блатная жизнь с ее суровой романтикой? Добро пожаловать за выстраданной премией. Да пошевеливайтесь, люди, — вам домой ехать, а у нас еще работа под утро…