#На изящном: мифы в искусстве. Современный взгляд на древнегреческие мифы - Мария Аборонова

– Ага… – протянул Одиссей, – как хорошо я все придумал!

– Вот и отлично, – хлопнул его по плечу Эпей, – не сомневался ни секунды, что ты сможешь из моей бесполезной, непонятно откуда взявшейся идеи выстругать огромного коня, выстроить фантастическую стратегию завоевания города. Что бы мы без тебя делали?!

Тем временем Арес с Афродитой, залечив раны, вновь вернулись на поле боя и решили пресечь идею использования коня на корню, уничтожив его. Но между ними и деревянной фигурой встала Афина. Началась очередная схватка. Арес мечтал о реванше, Афина мечтала в третий раз уложить Ареса на лопатки, чтобы окончательно утвердиться в роли главной по рукопашной, но их вновь разнял Зевс[262].

– Что-то мне надоела уже эта война. Отвлекаете меня от более важных дел, не могу сосредоточиться и придумать, в каком образе пойти изменять Гере. Запрещаю всем вмешиваться в ход боевых действий! Никто никому не помогает. Пусть эта треклятая Троя уже падет, мне все равно[263].

Правда, с учетом того, сколько следов Зевса привело к тому, что война в принципе случилась, сильно сомневаюсь, что ему действительно было плевать. Тем не менее противостояние богов в какой-то степени закончилось ничьей.

Коня вкатили в Трою. Его обнюхали, проверили металлодетекторами, просветили рентгеном, но, поскольку в его производстве помогала Афина, никаких следов ахейцев троянцы найти не смогли. Максимально близки они были к провалу, когда жрец храма Аполлона Лаокоонт прокричал знаменитое «я боюсь данайцев[264], дары приносящих»[265] и метнул в коня копье.

На помощь пришел Посейдон, наславший на Лаокоонта змей, которые убили его и, на всякий случай, его сыновей. Кассандра, которую выпустили освежиться перед сном из заточения, тоже прокричала, что конь – это подстава, но ей опять никто не поверил.

Ночью ахейцы-данайцы вылезли из коня, впустили в город сидевшую в засаде армию и устроили троянцам «долгую ночь» в стиле третьей серии восьмого сезона «Игры престолов».

В Париса выстрелили отравленной стрелой, и он, как любой нормальный мужчина, предчувствуя скорый конец, сразу обратился за помощью к первой жене, Эноне, чтобы та воспользовалась своими силами нимфы и исцелила его.

– Что, Елена твоя теперь оказалась бесполезна?

А Елена тем временем не то что бесполезна оказалась, она уже, сверкая пятками, бежала из Трои. Влюбленность влюбленностью, но нежелание возвращаться к Менелаю, который спустя десять лет кровопролитной войны вряд ли просто захочет ее крепко обнять (хотя у некоторых античных авторов были и такие версии), оказалось сильнее стрел Амура.

Энона встала в позу и помогать Парису отказалась, что можно понять, конечно. Парис поступил как свинья, когда бросил ее ради Елены, и Эноне в качестве отмщения захотелось увидеть его слегка умирающим. Но эффект оказался не таким, на который она рассчитывала. Оказалось, что реально мертвый бывший не приносит такого облегчения, как в фантазиях (на заметку). Не сумев справиться с угрызениями совести, Энона повесилась[266].

Троя пала. Ахейцы убили Приама у алтаря Зевса, сына Гектора сбросили с крепостной стены, а Кассандру Агамемнон сделал своей наложницей и забрал с собой.

Пора было возвращаться домой.

Глава 9. После Троянской войны. Одиссея

Тут мы, наконец, можем вернуться к рассказу о том, откуда Юнг взял «комплекс Электры».

Когда Агамемнон ушел на войну, оставив Клитемнестру в худшем состоянии, в котором можно было оставить женщину, у нее появились мысли и она начала их думать. Мужчины, такого ни в коем случае допускать нельзя. Иначе вернетесь домой, а там ваша женщина весь день думала о ваших отношениях и сейчас она вам все популярно объяснит.

В момент слабости Клитемнестру тут же подсек Эгисф, двоюродный брат Агамемнона, ранее изгнанный из Микен: «Ты достойна лучшего, твоя постель ночью так холодна, а я очень горячий», – все в таком духе.

К возвращению Агамемнона у Клитемнестры с Эгисфом уже был не только налаженный сексуальный быт, но и план цареубийства. Как-то так всегда оно все в комплексе случается: «С супружеской изменой обычно заказывают одного мертвого мужа».

Фредерик Лейтон. Электра на могиле Агамемнона. 1869. Частная коллекция

Длительное отсутствие Агамемнона впоследствии легло в основу далеко идущих выводов Юнга и различных художественных авторов о том, как тяжело и грустно приходилось жить его дочери Электре с кучей родственников и маминым любовником во дворце. Буквально жареный павлин в горло не лез, а фигура отца обрастала значимостью, словно сахарная влюбленность подростков в голливудских звезд по плакатам в 90-е. По факту же – ничего подобного в оригинальных версиях трагедий не было. Да, Электра скучала по отцу, как многие дочери, но не более того. Алтарь в спальне не ставила.

Спустя десять долгих лет Агамемнон наконец вернулся с Троянской войны. Да не один, а с интересными трофеями – в стиле возвращения Геракла к Деянире.

– Любимая жена, я привез роскошные шкуры диких зверей, изящные вазы, много золота, новую наложницу Кассандру, огромные рубины, пушистые ковры…

– Стоп, – сказала Клитемнестра, – что еще за вазы?..

План убийства, казавшийся Клитемнестре в какой-то момент уже ненужной деталью, заиграл новыми оттенками ненависти.

– Какие красивые вазы четвертого размера, – улыбнулась мужу Клитемнеста. – Пойдем провожу тебя в баню с голыми молодыми рабынями, а на выходе оттуда мы с моим любовником отрубим тебе голову.

– Конечно, пойдем, – ответил Агамемнон, переставший, как настоящий мужчина, слушать после слов «голые и молодые». Потерял бдительность – потерял голову, такой каламбур.

После убийства царя, чтобы два раза не вставать, Клитемнестра с Эгисфом убили и Кассандру, и ряд особо активных воинов из свиты Агамемнона. В такой кровавой, простите, бане Орест, как прямой законный наследник, выглядел слишком вызывающе, но до него меч добраться не успел. Электра быстро смекнула, что к чему, и помогла брату бежать[267]. Самой же пришлось остаться в токсичной обстановке, состоявшей из ненавидящей ее за такую подставу матери и любовника последней.

После «кровавой бани» Электра еще семь лет жила в абьюзивной семье, страдала и ходила на могилу отца под неодобрительные взгляды матери. Горевание по убитому родителю у Юнга – это «неосознанное влечение к отцу». Понятно все.

Клитемнестре с Эгисфом править было весьма комфортно, но осадочек в виде сбежавшего Ореста добавлял ложку дегтя в солнечные будни. Честно говоря, и Электра тоже напрягала своим постоянным паломничеством на могилу отца. «Мы и так помним, что убили его, спасибо». Убить саму Электру при этом было нельзя. Боги не одобрили бы. Все предыдущие убийства и потенциальное убийство Ореста они бы одобрили, а вот Электра – уже слишком. Такие