Террорист из «Гринго» - Александр Мокроусов

ставится на стол, взгляд черных глаз направляется на меня. Между нами нет двух метров стола, между нами нет ничего. Его глаза смотрят в мои, я не отвожу взгляд и твердо, без каких-либо эмоциональных ширм, спокойным, все для себя решившим голосом произношу:

– Я согласен.

Два слова. Никаких кивков головой для подтверждения. Никаких театральных заламываний рук или выгибания пальцев, чтобы показать тяжесть решения. Два слова.

Все это время, начиная с часу дня, я знал, что соглашусь убить Елену. Вернее не так. Я знал, что выскажу свое согласие убить Елену. Я искал, как этого избежать, но не мог найти ни одного варианта. Поэтому, я должен согласиться и тянуть время так, как только возможно.

Но тянуть бесконечно нельзя. И вот я соглашаюсь.

Неискушенный переговорщик, имея в голове желание потянуть время, наверняка тут же попросил бы об отсрочке исполнения. В простой, линейной схеме это было бы вполне логично. Я согласен, но прошу пойти на встречу. Я согласен убить, только дай мне убить не сейчас, а утром.

Но Патель Сингх слишком умен для таких простых заходов, поэтому я просто соглашаюсь. Два слова.

Глава 16

А он театрал. Ему явно недостает внимания к себе и зрелищ для себя.

Вместо ожидаемых мною согласия на отсрочку и уход по каютам, или отказа и выкладывания на стол заготовленных мною аргументов, вместо всего этого он просто молчит.

В салон возвращается француз-повар. На столе появляются бутылка давешнего коньяка, бутылка, заранее откупоренного красного вина, тарелка с сырами. Причем, сначала повар ставит одну большую плоскую тарелку, на которой, в совершенно артистическом беспорядке свалены разные сыры, ежевика, виноград, клубника и орехи. Ставит на центр стола, взглядом оценивает расстояние до наших мест, непроизвольно сдвигает блюдо к хозяину, еще раз оценивает увеличившееся расстояние до моего места. Забавно.

Я, улыбаясь, слежу за реакцией Пателя. Видя замешательство повара он говорит что-то на французском языке. Через пару минут повар возвращается с двумя деревянными подставками, уставленными сырами и припорошенными ягодами. Нож, небольшой треугольный шпатель для сыра, есть только на доске Пателя. Ну, так и каменного пармезана я у себя не вижу.

– Я предпочитаю сыры, от которых куски нужно отламывать или откалывать, менее твердые сыры не вызывают во мне такого восторга вкуса. – Говорю я исключительно чтобы вывести его на разговор. Молчащий контрагент – это очень неудобно. Проще делать выводы из слов, интонации и мимики, нежели только из жестов.

Но Патель ничего мне не ответил. Не успел. Он уже набрал воздух для какой-то длинной фразы. Но в этот момент с верхней палубы в салон ворвался капитан. Именно ворвался, не спустился, не вышел, а скатился, будто даже не касаясь ступенек, и тут же согнулся над Пателем, горячо и громко шепча ему что-то на непонятном мне восточном языке.

Понимание иностранного языка начинается с простого. Вы начинаете слышать не просто поток речи, словно журчание ручья, а выделять отдельные слова. Вы их еще не понимаете, но уже можете разбить поток на отдельные островки слов. Это не трудно сделать слушая европейские языки. Немецкий, французский. Особенно легко это сделать слушая испанский, ведь в нем, как и в английском, очень много интернациональных, международных слов, понятных любому землянину.

Капитан и Патель говорили не на испанском. И это здорово, потому что чем дальше язык от европейского, тем больше в нем заимствованных слов. Слов, которые понятны без перевода.

В речи капитана и Сингха я не мог отделить одно слово от другого. Но, как блеск самородков в искрящемся ручье, я мог четко выделить интернациональные слова: сос, радио, транспондер, локатор, и даже сигнал…

Слушая громкий, горячий шепот моих восточных товарищей я решал очень важную задачу. От решения этой задачи сейчас зависело очень многое. Да, я долго тренировался, я умею это делать, но столь высокие ставки на стол я еще никогда не клал. Я прикладывал все свои усилия, чтобы не делать то, что мне очень хотелось сделать. Я очень старался сдержать свои губы от того, чтобы они растянулись в счастливой улыбке.

Примерно девять часов назад я поднялся на палубу и увидел в ведерке со льдом бутылку шампанского. Предсказуемо? Разумеется. Удивиться шампанскому на борту роскошной яхты может только инопланетянин. Напротив, это серебряное ведерко и торчащая из него лебединая шея бутылки были очень банальным кусочком интерьера. Вероятно, я бы мог даже не заметить, вернее не придать этому ведерку того значения, не сделать того вывода, который сейчас, спустя девять часов, привел события в вот эту точку.

Я люблю алкоголь. И я нисколько не демонизирую его влияние на человека. В моем представлении алкоголь – как открытый огонь. Спичками можно разжечь костер или газовую конфорку и приготовить пищу, можно растопить камин или печь и согреться. А можно прикурить сигарету, поджечь дом или сжечь рукопись. Но в любом случае спички, огонь – это лишь инструмент в руках человека.

Ровно так же и с алкоголем. Мифы об отсутствии безопасной дозы, о том, что любое количество алкоголя – путь в бездну – ну правда, оставим это бабушкам на скамейке у подъезда. Если у вас нет клинической зависимости, то у вас есть безопасная доза алкоголя. Для кого-то это пятьдесят, для кого-то пятьсот граммов. Для меня это сто – сто пятьдесят виски. Причем всегда, меньше – значит лучше.

Не бывает любви без заинтересованности. Я люблю хороший алкоголь, поэтому отлично разбираюсь в напитках. Конечно не так, как владельцы виноторговых компаний, но и в моем секторе бизнеса спиртное играет не последнюю роль.

Девять часов назад я увидел воткнутую в кубики льда бутылку шампанского «Рамат а Голан». Каберне Совиньон из Израиля.

Часто ли на рынке встречается израильское шампанское? Скажу откровенно, я впервые в жизни увидел такую бутылку, а я повидал много, очень много алкоголя, а о еще большем количестве я хоть что-то слышал.

Накануне вы знакомитесь с очаровательной сотрудницей «Моссада», обмениваетесь номерами, вам звонят и прозрачно показывают, что девушку схватили, вы вынуждены согласиться принять приглашение на яхту. И вот вы находите в кулере бутылку очень редкого, или как минимум не популярного, израильского вина. Вывод, который я сделал девять часов назад – Елена на борту. Но главное, ее не сразу мне «показали», ее готовятся показать. Она пока еще жива, о чем говорит третий куверт, но ее принадлежность к Израилю уже известна. Просто так израильское шампанское на столе не появится. А ведь она