Когда мертвые заговорят - Вики Филдс

приобнял. Альма прижалась к нему на секунду и тут же отпрянула.

– В общем, все зря, – заключила она.

– Не зря. Ведь рано или поздно восемнадцать настанет, и ты можешь подготовиться к этому моменту. Поступить в университет. Арендовать квартиру. Помочь ему с учебой.

– Знаю, просто… иногда у меня нет сил бороться, понимаешь?.. Я стараюсь, но… – Она вздохнула, бросила на Дориана взгляд и, словно опомнившись, хмыкнула. – Ладно. Не важно. Идем домой.

Она поднялась на ноги, и вдруг Дориан сказал:

– Ты прокатишься?

– Что? – Она с изумлением обернулась.

– Я попросил тебя прокатиться.

– С тобой?

– О нет. – Он непроизвольно рассмеялся, покачав головой. – Нет уж. Нет. Я не умею.

Альма скептически улыбнулась.

– То есть ты хочешь, чтобы я прокатилась для тебя? Пока ты будешь сидеть здесь, развалившись на скамейке?

– Развалившись подразумевает удобство, а его здесь нет.

– Не буду я кататься.

– Отвлечешься.

– Спасибо, нет. Проникновение со взломом меня здорово отвлекло.

– Ну и зря, – Дориан прошел мимо и стал подниматься по лестнице. Не оборачиваясь, он насмешливо протянул: – Не ожидал, что ты такая трусиха.

Реакция на его провокацию последовала мгновенно: Альма схватила его за рукав и повернула к себе.

– Ты меня назвал трусихой? Давай, отлично! Я прокачусь, если ты тоже встанешь на коньки. Или, может, испугаешься сломать ножку?

Дориан сам не знал, что на него нашло, зачем он спровоцировал и Альму, и себя в том числе, однако через десять минут он ковылял на коньках по льду, вцепившись в руки Альмы как в спасательный трос. Она смеялась. Дориан никогда в жизни не слышал ничего приятнее, чем ее смех.

Он переживал, что сломает ногу (или обе ноги), что их обнаружит Рене, что слишком открылся Альме (хоть это она грустила в его обществе), что она начинает ему опять нравиться. Или, хуже того, она никогда не переставала ему нравиться. На самом деле все те месяцы он раздражался потому, что она была не с ним. Альма Сивер была ни с кем. Но главное – не с ним. Улыбалась ему, но как какому-то незнакомцу. Будто они друг другу никто. Будто он не спасал ее от хулиганов. Будто не целовал ее. Словно не хотел поцеловать вновь.

Сейчас, когда Альма расхохоталась, глядя на неуклюжие попытки Дориана прокатиться без ее поддержки, он решил, что может поломать ногу (или обе) ради того, чтобы она продолжала так легко и непринужденно смеяться. Он бы хотел, чтобы ее ничто не тревожило. Чтобы у нее было все хорошо. Чтобы она не отчаивалась и продолжала смеяться, смеяться, смеяться, смеяться…

Он шлепнулся, не удержав равновесия, и смех Альмы стих.

– Дориан?! – Она склонилась над ним, присев на колени, и он чувствовал, что подол ее юбки касается его бока. Ощущение встревоженной Альмы рядом – еще одно восхитительное чувство. Когда перед глазами перестал вращаться куполообразный потолок, он увидел, что от остального мира его и Альму отделяет занавес ее огненно-рыжих волос.

– Ты как? Не ушибся? Знаешь что… – Судя по тону голоса, она стала паниковать, – пора нам домой. Отвезу тебя в боль…

Он дернул ее за плечи на себя, и Альма пискнула и повалилась ему на грудь.

– Ты ушибся? – почему-то шепнула она. Дориан с трудом выпрямился, и Альма села, опираясь ладонями по обеим сторонам от его бедер.

– Да, ушибся. Я опять хочу тебя поцеловать.

Она моргнула и нахмурилась. А затем отвела взгляд в сторону, осмысливая услышанное, а Дориан готов был снова упасть и стукнуться головой. Зачем, зачем он сказал об этом вслух? Нужно было сделать это без вступлений и предлогов. Дориан хотел стукнуть себя по лбу, а когда Альма резко посмотрела на него, он решил, что уж она-то его точно ударит. Но она в очередной раз удивила его, легкомысленно спросив:

– Может, сначала перекусим?

* * *

Дориан открыл глаза. Пробуждение было спокойным – не рывок из сна, не участившийся пульс и сбившееся дыхание. Воспоминания с Альмой всегда были какими-то домашними, даже когда она швыряла в него туфлями или пыталась наподдать шваброй. Она ничуть не изменилась со школы.

Дориан смотрел на часы, на то, как бежит секундная стрелка. Ровно три часа дня. Одна минута четвертого. Две минуты четвертого. Он считал. Если прикинуть, они с Альмой были вместе почти десять лет. Он успел изучить ее характер, привычки и манеру поведения.

Десять лет. Он перечеркнул их одним разом. Их связь. Ее доверие и поддержку. Когда застрелился отец, Альма постоянно была рядом. Когда Аспена держали в психушке, рядом был Дориан. Забирал ее из Ледового дворца, просил Рене притворяться, что он ничего не знает, и каждый раз запирать дверь, чтобы Альма проникала внутрь здания своими силами. Чтобы у нее оставалось чувство, что она хоть что-то контролирует. Она чувствовала себя неуязвимой лишь на льду.

А Дориан об этом забыл.

16:07

– Давай, малыш, ведешь себя словно ребенок!

– Я не ребенок, и я давно доказал тебе это.

Секундная стрелка бесконтрольно бежала вперед, отсчитывая минуты. Часы. Годы. Десять. Долгих. Лет. Закончились в один миг.

16:09

Я не позволю тебе умереть, ты нужен мне живым!

Но он умер.

Дориан все равно взял и умер.

16:10

– Почему ты мне помог? Ты так и не ответил. И в кофейне, и в библиотеке, и еще много раз после – я ведь сильно обидела тебя.

– Я еще не решил.

– Ты даже страннее меня.

16:15

Перед Дорианом уже давно возник этот вопрос: уйти или остаться? Если он уйдет, она будет страдать. Будет ли страдать Дориан? Не важно. Альма и так разбита. Аспен в коме. Дориан забыл ее имя, ее личность, их помолвку, десять лет…

Если он останется, то постепенно угаснет. Сейчас Ной дал ему шанс. Он просил правильно расставлять приоритеты, но что он знает о правильных мотивах? О целях? Если бы Ной прямо сказал, что имеет в виду, Дориан бы уже давно все сделал и ушел. И не мучился. Но он вспомнил. Он вернул себе память. Он вернул любовь Альмы. Он почти вернул назад свою жизнь.

16:27

Нет, на самом деле у Дориана никогда не было этого вопроса. Вопрос был лишь в том, как скоро Дориан завершит цель, доведет дело до конца. У него никогда не было шанса. Была просто цель и все. Когда ты мертв, у тебя больше нет шансов. Они были до. А теперь есть только один путь – вперед, не сворачивая. Не делая выбор. Не решая, пить тебе утром чай или кофе. Стоит ли идти на этой неделе три раза в спортзал? Сделать ли своей девушке подарок? Пригласить ли ее на свидание? Попросить выйти за тебя? Ты мог делать все это до своей смерти, но не после, потому что шансы были до того, как ты погиб. После нет ничего.

16:32

Дориан наконец-то встал с кровати. Словно в замедленной съемке, он принял душ, побрился и надел темно-синюю рубашку