Какое надувательство! - Джонатан Коу

В этом замечании прозвучало всепонимающее лукавство, которое слушатель более искушенный, нежели Родди, засек бы немедленно.

— Так о нас и писали, раз уж об этом зашла речь, — в блаженном неведении отозвался Родди. — Я даже встречался с автором — несколько лет назад давал ему интервью. Настырный такой малый, должен сказать. Но тогда все прошло тихо-мирно. Он хорошо поработал.

Они подъехали к главной аллее. Родди свернул, и машина моментально нырнула в темный тоннель под кронами деревьев. Во дни давно прошедшие аллея, должно быть, еще могла пропустить приличных размеров экипаж, но теперь крыша и ветровое стекло встретили упорное сопротивление лоз, плюща, лиан, низких ветвей и всевозможных сучьев. Когда машина все же вырвалась на свет угасавшего дня, со всех сторон предстало точно такое же запустение: лужайки сплошь заросли сорняками, о клумбах и дорожках можно было лишь догадываться, надворные постройки по большинству, казалось, готовы развалиться — окна выбиты, кирпич осыпается, двери висят на ржавых петлях. На Родди, судя по всему, впечатления это не произвело — с несгибаемой решимостью он подогнал машину по гравию к самой парадной двери.

Они вышли, и Фиби огляделась. Немую робость ей внушало не столько благоговение, сколько странное и непривычное дурное предчувствие. Теперь она поняла, что Родди удалось заманить ее в такое место, где ей будет особенно одиноко и уязвимо. Ее охватила дрожь. А пока он вытаскивал из багажника вещи, она окинула взглядом второй этаж поместья, и за средником одного окна уловила какое-то движение. Мимолетное: бледное, изможденное и перекошенное лицо глянуло из дикой путаницы седых волос на прибывших с такой безумной злобой, что от одного этого взгляда в жилах застыла кровь.

Родди рухнул на кровать и шелковым платком промокнул лицо, цветом теперь напоминавшее свеклу.

— Фу… Должен признаться, я этого не ожидал.

— Я же предлагала помочь, — сказала Фиби, подходя к эркерному окну.

Продолжительные звонки и стук кулаками в парадную дверь не вызвали никакой реакции, поэтому Родди пришлось выуживать собственные ключи. Затем он настоял на том, чтобы единолично втащить наверх чемоданы, а папку Фиби осторожно придерживал локтем под мышкой. Сама Фиби молча шла за ним — ее потряс дух мрака и тления, пропитавший дом. Гобелены на стенах обтрепались и истерлись до самой основы; тяжелые бархатные шторы на площадках уже кто-то задернул, и умиравший солнечный свет внутрь не проникал; два комплекта рыцарских лат, шатко стоявшие в нишах друг напротив друга, казалось, проржавели насквозь; и даже головы разнообразных охотничьих трофеев, закончивших свою жизнь украшениями на стенах поместья, смотрели с крайним унынием на мордах.

— Гимор где-то здесь, но он уже наверняка в стельку пьян, — объяснил Родди, отдуваясь. — О, давайте-ка проверим, получится или нет.

Он уцепился за шнурок колокольчика, свисавший над кроватью, и шесть или семь раз неистово дернул. Из утробы здания донеслось треньканье.

— Должно получиться, — задышливо произнес Родди, растягиваясь на кровати. Минут через пять в коридоре раздались шаги — нестойкие и невероятно медленные, причем поступь одной ноги звучала гораздо тяжелее другой. По мере приближения можно было расслышать, что их сопровождает кошмарный хрип. Шаги резко замерли, хрип не умолкал, а через несколько секунд в дверь громко постучали.

— Войдите! — крикнул Родди, и дверь со скрипом приоткрылась.

В щели обозначилась потрепанная фигура, сильно смахивающая на покойника; глаза, мерцая из-под нависающих бровей, подозрительно заметались по всей комнате, пока не остановились на Фиби, которая сидела в эркере и в изумлении разглядывала это явление. Запах алкоголя сшибал с ног: она подумала, что опьянеть можно от одного вдоха.

— Молодой хозяин Уиншоу, — просипел дворецкий голосом хриплым и лишенным всякого выражения; взгляд его не отрывался от гостьи. — Какое удовольствие видеть вас с нами снова.

— Насколько я понимаю, вы получили мое сообщение?

— Так точно, сэр. Комнату вам приготовили еще утром. Однако я не был осведомлен… то есть я не припоминаю, чтобы меня информировали… что с вами прибудет… — он сухо откашлялся и облизал губы, — спутница.

Родди сел на кровати.

— Это мисс Бартон, Гимор, молодая художница, которую, как я надеюсь, в ближайшем будущем мне выпадет честь профессионально представлять. Она останется на день или два. Я подумал, что в этой комнате ей будет удобнее всего.

— Как пожелаете, сэр. Я спущусь и отдам распоряжения кухарке, чтобы обед подавали на четыре персоны.

— Четыре? Почему — кто еще приезжает?

— Сегодня днем я получил телефонограмму, сэр, от мисс Хилари. Судя по всему, она прилетает вечером и также намеревается прибыть в сопровождении… — он снова прочистил горло и облизал морщинистые уголки рта, — спутника.

— Понятно. — Казалось, Родди не очень доволен известием. — Ну, в таком случае нас, разумеется, будет пятеро. Я полагаю, отец отужинает с нами?

— Боюсь, что нет, сэр. Днем ваш отец перенес легкий несчастный случай и уже отправился на покой. Врач порекомендовал ему сегодня больше не утомлять себя.

— Несчастный случай? Что за несчастный случай?

— Весьма прискорбное происшествие, сэр. Целиком и полностью по моей вине. Я вывозил его на дневной моцион и — самым непростительным образом — потерял управление его креслом, отчего оно понеслось до самого подножья холма, где и разбилось. О курятник.

— Господи, а… травмы?..

— Одной курице снесло голову, сэр.

Родди пристально посмотрел на него, словно желая удостовериться, что это не шутка.

— Хорошо, Гимор, — наконец произнес он. — Я уверен, что мисс Бартон захочется немного отдохнуть с дороги. Ступайте скажите кухарке, что к ужину нас будет четверо.

— Будет исполнено, сэр, — ответил дворецкий, шаркая к двери.

— А что на ужин, кстати?

— Курица, — не оборачиваясь, ответил он.

Фиби и Родди снова остались одни. Повисла неловкая пауза, затем со смущенным хохотком Родди выдавил:

— Его в самом деле уже давно пора выгнать на вольные хлеба. Я вот только не знаю, кого еще они найдут приглядывать за таким местом.

— Мне стоит осмотреть вашего отца, как вы считаете? Я, наверное, смогу что-то сделать.

— Нет-нет, об этом врач наверняка уже позаботился. Лучше не вмешиваться.

— Ваш дворецкий, кажется, сильно хромает.

— Да, бедолага. — Родди поднялся с кровати и принялся бесцельно расхаживать по комнате. — Уже лет десять — пятнадцать, здесь тогда еще жил мой дядя Лоренс. В то время им не давали покоя браконьеры, поэтому повсюду установили капканы. И похоже, старина Гимор сам в один попался — насколько я понимаю, поздно вечером. А нашли беднягу только утром. Должно быть, от боли он потерял сознание — после того случая, видать, и стал прикладываться к бутылке. Говорят даже, от этого — понимаете, да? — он немного повредился. Умом, я имею в виду. Стал таким странноватым.

Фиби ничего не ответила.

— Я ведь предупреждал вас, что это за место.

— К ужину я должна переодеться? — спросила она.

— Да боже упаси. Только не ради меня, и уж точно — не ради моей дорогой сестрицы и ее так называемого спутника. Хорошо, что вспомнил, кстати, — надо бы спуститься и выставить им посадочные огни. Гимор наверняка забыл. Давайте я зайду за вами минут через десять и покажу усадьбу, пока совсем не стемнело?

— А как же ваш отец?

В улыбке Родди не отразилось ничего.

— А что мой отец?

Спустились сумерки. Родди и Фиби стояли на террасе, выходящей на ледниковое озеро Кавендиш, и пили „шато-латиф“ 1970 года, только что поднятое из винного погреба. Они бегло осмотрели дом, во время экскурсии Родди пресыщенно блистал познаниями об ионических колоннах и трехцентровых арках, а Фиби должным образом восторгалась кирпичными ромбовидными орнаментами, ключами сводов и прихотливой резьбой пазух. Теперь же у Родди на уме, казалось, было что-то иное. Пока Фиби не отрываясь смотрела на параллельные цепочки посадочных огней, протянувшиеся через все озеро и сходившиеся, судя по всему, только на противоположном берегу, Родди не сводил глаз с ее профиля. Фиби предвидела: сейчас он скажет что-то неприятное — и мысленно готовилась.

— Вы очень красивы, — наконец произнес он.

— Я не совсем понимаю, — ответила она, медленно и не без легкой улыбки, — какое это имеет значение.

— Именно поэтому вы здесь. И сами это знаете. — Родди придвинулся к ней на несколько дюймов. — У меня есть двоюродный брат, его зовут Томас. Намного меня старше — ему уже под семьдесят, наверное. Довольно влиятелен в городе. Так вот, когда он был моложе — в конце пятидесятых — начале шестидесятых, — он финансировал некоторые кинокомпании и так познакомился со многими людьми в этом бизнесе. Постоянно отирался на студиях и так далее.