Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства - Николай Павлович Павлов-Сильванский

князя Афанасия Шаховского, затем и в город не хотел ехать». Видя, что нельзя скрыть настоящей причины ослушания государева указа, Чихачев тут же стал бить челом о суде с князем Афанасием Шаховским, меньше которого ему быть невместно. Бояре нашли, что ему можно быть меньше князя Афанасия и приговорили было Ивана Чихачева за князя Афанасьево бесчестие бить кнутом. Но думный дьяк Томило Луговской не согласился с таким решением и сказал боярам: долго-де того ждать. «Да взяв у него посох, стал его бить по спине и по ногам, а боярин, Иван Никитич Романов, другим посохом бил его по спине и по ногам же, а говорили: “Не поделом бьешь челом, знай свою меру”; и, бив его, велели быть в белом платье по прежней сказке». Смелость, с какой думный дьяк поднял руку на дворянина, замечает проф. Сергеевич по поводу этого случая, достаточно говорит о роли, принадлежавшей дьякам в Московском государстве вообще и в Боярской думе в частности[131].

Глава III. Поместья и вотчины

1

Всем чинам, от высших до низших, присвоены были известные поместные оклады. Помещиками были как бояре и окольничие, стольники и стряпчие, дворяне и дети боярские, так и дьяки и подьячие. Оклады городовых дворян и детей боярских разделялись на «статьи», из коих каждая следующая отличалась от предыдущей незначительным количеством четей-четвертей (полудесятин): 800, 750, 700 четей и так далее до 200, 150 и иногда до 50. Придворные и московские чины получали, кроме поместий в провинции, также подмосковные поместья. Бояре – по 200 четей, окольничие и думные дьяки – 150; стольники стряпчие и дворяне московские – 100, выборные дворяне из городов – 75, жильцы – 50 четей.

В каких бы чинах ни состояли помещики, они равно были обязаны отбывать военную службу со своей земли. Поместная система была своеобразной системой содержания войска. Не имея средств содержать постоянную конницу на денежное жалованье, правительство обеспечивало ее землей. Дворяне получали также и денежное жалованье, но в незначительном размере, достаточном нередко лишь на военное снаряжение в поход[132]. Земельные поместные наделы назывались одинаково с денежными дачами – государевым жалованьем: «новики верстались государевым царевым и великого князя жалованьем, поместными и денежными оклады». Поместное жалованье выдавалось обыкновенно не за службу, как вознаграждение за исполнение уже служебной обязанности, но для службы за счет будущей службы, для материального обеспечения служилого человека, с тем чтобы по требованию правительства он во всякое время мог в полной исправности явиться в полк «конен, люден и оружен». Новики-новобранцы наделялись поместьями, хотя они еще не служили, и владели поместьями по несколько лет, не будучи призываемы на ратную полковую службу, но они обязаны по первому призыву явиться к месту сбора с конями, доспехом, саадаком или пищалью и с известным числом вооруженных людей.

Пока помещик исправно удовлетворял этому требованию правительства, он свободно пользовался своим поместьем так же, как вотчиной. Хозяйственная его деятельность не была ничем стеснена: размеры запашки и способы обработки земли зависели всецело от его усмотрения; крестьяне обязаны были слушать во всем помещика так же, как вотчинника, «пашню на него пахать и доход платить ему хлебный, денежный и всякий мелкий доход, чем он их ни изоброчит». Имея право пользования (jus utendi), помещик не мог, однако, злоупотреблять этим правом (jus abutendi). Правительство обязывало его «не пустошити поместья, дворов не развозити», не разгонять крестьян непомерными поборами, не переводить их с поместных земель на вотчинные. В 1621 году правительство даже определило наказание кнутом за опустошение поместья. Но это распоряжение не исполнялось и впоследствии не подтверждалось; запрещение разорять поместье отнесено было Уложением 1649 года только к мурзам и татарам. Оно не могло стеснять помещиков вследствие отсутствия правительственного контроля над их хозяйствами. Когда владелец просил обменять его старое запустошенное поместье на новое, правительство производило обстоятельное расследование, не было ли разорено поместье по вине самого помещика; но если оказывалось, что оно запустело «не от голоду и не от лихого поветрия, не от тягла и не от кого иного, как от самого помещика», то правительство ограничивалось тем, что не удовлетворяло его челобитья и оставляло ему разоренное имение[133].

Свободно хозяйничая в поместном имении, помещик был его временным, условным владельцем. Он был столь же не обеспечен во владении поместьем, как чиновник в получении жалованья. Владение поместьем было строго обусловлено службой; помещик имел на него право пользования, но не имел прав распоряжения. В противоположность вотчине поместье не было не только наследственным, но даже пожизненным владением. Условность обладания им ставила помещика в полную зависимость от Разрядного приказа. Не явится помещик вовремя на службу, постигнет его неизлечимая болезнь, навлечет он на себя опалу, и он лишается части или же всего своего поместного имения.

Подобно жалованью, поместные наделы увеличивались за долговременную исправную службу и особые служебные заслуги и уменьшались, когда дворянин оказывался неисправным или неспособным нести впредь ту службу, какую нес раньше. Время от времени производились смотры служилым людям и переделы поместий. Особо назначенные для того лица высших чинов, бояре или окольничие с дьяками, при содействии выборных из местного дворянства «окладчиков», разбирали и верстали служилых людей, определяли, кто кому в версту, к какой статье поместного оклада должен быть причислен каждый помещик. Данные о каждом помещике заносились в составлявшиеся при этом разборные списки и десятни. Размеры поместных имений увеличивались или уменьшались сообразно прежней службе и служебной годности дворян и детей боярских. Бояре и дьяки «смотрели детей боярских и, которые собой и службой добры, а поместным окладом поверстаны мало, тем, расспрашивая про службу окладчиков, окладов прибавливали, а которые собой и службой худы и верстаны поместными оклады большими, у тех оклады убавливали». Окладчики из местных дворян должны были дать все необходимые для этого сведения: «кому мочно и кому немочно вперед государеву службу служити», и как кто служил ранее, «на срок ли (в срок) приезжают на государеву службу дети боярские и с государевы службы до отпуску не съезжают ли», и чем объясняется неисправность службы некоторых из них, «кто к службам ленив за бедностью, кто ленив за старостью или увечьем и кто воровством и огурством».

Самым обычным нарушением служебного долга было пьянство – неявка на службу и побег со службы, из полка. За бегство с поля битвы у служилого человека отнималась половина поместного и денежного оклада. За двукратный побег из полка виновного карали, кроме наказания кнутом, убавкой 50 четей поместного оклада; наконец, за третий побег он лишался всего поместья. Неявка на службу также влекла