Там, где кончается река - Чарлз Мартин

— Может быть, еще?..

Отзвуки последних нот еще плавали в воздухе над рекой, когда я окликнул:

— Линк…

Все взглянули на меня — незнакомца, который приплыл по призрачной реке. Я кашлянул.

— Можешь сыграть еще разок? Пожалуйста…

Толпа расступилась, кто-то поставил на песок перевернутое ведерко. Линк уперся в него ногой, закрыл глаза и погрузился в музыку.

Когда песня закончилась, Эбби прижалась ко мне лбом. Я совсем измучился. С моего лица стекал пот, рубашка прилипла к спине. Мы стояли неподвижно целую минуту. Потом я подошел к реке и опустился на колени в воде. Эбби улыбнулась и шепнула:

— Наконец-то ты научился танцевать…

Я уложил ее в лодку, поблагодарил Линка, и мы отчалили в ночи. Если о нас действительно поползли слухи, я предпочел бы проплыть под покровом мрака как можно больше. Отоспаться можно и днем.

Я погрузил весло в воду, когда Эбби прошептала:

— Я помню свой первый танец с мистером Джейком, в театре. После спектакля, когда опустили занавес, я была так взволнована, что он взял меня за руку, и мы принялись танцевать за сценой. Мне… мне просто не хотелось останавливаться.

Вскоре после того как мама объяснила мне, что такое «доступная женщина», я решил отомстить толстухе, которая пустила слух. На крыльце у нее висел огромный термометр, который было видно с другого конца поляны. Термометр был размером почти с меня и находился с солнечной стороны трейлера, а значит, показывал пятью градусами больше, чем было на самом деле, поэтому толстуха считала его особенным, Ей нравилось опережать по части погоды всю Южную Джорджию. Так или иначе, однажды вечером она куда-то укатила, оставив трейлер без присмотра. Я не стал мешкать — взял камень, подошел к термометру и разнес его вдребезги. Стекло взорвалось. Я услышал громкий хлопок, а потом посмотрел наземь и увидел полдесятка больших серебристых капель, похожих на хромированные подшипники. Я потрогал их палкой, и они задрожали. Во мне пробудилось любопытство, поэтому я согнал их вместе, и они слились в одну большую, размером с яйцо, каплю, в которой я увидел свое далекое искаженное отражение.

Вода стекала с весла и равномерно капала в реку. Позади нас высоко в небе висела яркая луна. Капли воды напоминали ртуть, они сливались в одну длинную сияющую струйку.

Эбби закрыла глаза.

— Кажется, мы можем вычеркнуть номер восемь.

Глава 21

Ее родители были сердиты. Точнее сказать, в ярости. Они сделали все, что могли, чтобы воздвигнуть барьер между мной и Эбби. Они твердили ей о моих привычках, неудачах, неподобающем происхождении, ну и так далее. В грязи мы недостатка не испытывали. Из нас двоих я, наверное, чувствовал это острее, нежели Эбби.

Пока длился этот хаос, я кое-что понял об их семье. До сих пор я считал, что у людей наподобие Колмэнов все в порядке. Они выглядят счастливыми, следовательно, они счастливы. По правде говоря, Колмэны страдали. Кэтрин — хорошенькая женщина, за которой все ухаживают. Сенатор — восходящая звезда политики. Внешне — брак, заключенный на небесах. Но при этом никому не приходило в голову спросить, действительно ли они любят друг друга. Мысль о любви посетила их потом. Но Колмэны научились носить счастливую маску и демонстрировать миру, что у них идеальный брак. Кэтрин Колмэн стала снежной королевой, а сенатор не сходил с экранов телевизоров. Потом появилась Эбби, и они принялись воспитывать ее следующим образом: «Нам лучше знать, что тебе нужно, поэтому пошевеливайся и устреми всю свою энергию на то, чтобы стать такой, какой мы тебя видим». Они ни разу не догадались спросить у Эбби, к чему она стремится и могут ли они каким-то образом исполнить ее мечту.

В результате маленькая Эбби лежала без сна, прислушиваясь к родительским ссорам (хотя они клялись, что никогда не ссорятся), и обещала себе, что выйдет замуж по любви. Любой ценой.

Поэтому я был даже рад, что Колмэны ссорились. В противном случае Эбби вышла бы замуж за какого-нибудь адвоката в крапчатом костюме и при галстуке. Но она стала моей женой. У меня никогда не было крапчатого костюма, и я не сумел бы повязать галстук, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

Ее родители провели черту — я не имел права появляться в их доме, на их земле и вообще в пределах видимости. Эбби же, напротив, надлежало присутствовать на всех семейных торжествах и политических мероприятиях.

Я объяснил жене:

— Ступай, милая. Это твоя семья. Ты не можешь от нее отказаться. А я буду тебя ждать.

Она покачала головой и взялась за телефон.

— Ты — моя семья. Поэтому даже не пытайся меня уговорить.

Эбби еще два года проработала моделью в Нью-Йорке, а затем отказалась от продления контракта и вернулась домой. Ее так ни разу и не выбрали лицом «Эсти Лаудер», хотя весь Чарлстон считал, что она этого достойна. Эбби относилась к модельному бизнесу как альпинисты к горам. Как только она достигла вершины, то огляделась и увидела другие высоты. Когда мою жену спрашивали, почему она бросила подиум, Эбби пожимала плечами и говорила: «Я уже там побывала». Она имела в виду, что отстояла свою точку зрения и порвала связь с отцом. Это не значит, что Эбби его не любила. Это значит, что он не мог держать дочь на коротком поводке, когда она гостила дома.

Модельный бизнес и путешествия по всему свету открыли ей глаза на ее истинное призвание — дизайн. Поэтому Эбби вернулась в Чарлстон, за два года окончила четырехгодичный курс обучения в колледже по специальности «дизайнер интерьера» и поступила на работу в местную фирму. У нее был настоящий дар. Вскоре у Эбби появились собственные клиенты. Она умела мыслить четырьмя измерениями. Цвета и формы Эбби воспринимала как все, но ее особенность заключалась в том, что она замечала варианты и возможности там, где остальные видели только гнилое дерево, старую мебель и обвалившуюся штукатурку.

Я узнал об этом спустя полгода после того, как мы поженились. Благодаря карьере модели и отцовским выплатам у Эбби были собственные сбережения. Кругленькая сумма.

Однажды она остановила «мерседес» возле заколоченного дома, словно сошедшего со страниц романа Стивена Кинга. Облупленная краска, разбитые стекла, дыры на крыше, обвалившаяся с одной стороны веранда — этот дом годился только на слом. Четыре года назад, в сентябре 1989 года, ураган «Хьюго» чуть не стер Чарлстон с лица земли. Ему была присвоена пятая категория, причиненный ущерб оценили в тринадцать миллиардов долларов, и пострадали в основном обе Каролины. В итоге множество домов, разрушенных ураганом, так и остались гнить в развалинах. В частности, этот. Четыре года спустя городские власти устали ругаться с бывшими владельцами и собирались обречь его на снос. Эббичто-то где-то прослышала — и купила дом.