Веселое заведение - Сандра Даллас

Сандра Даллас

Веселое заведение

Часть I

ЭДДИ

1

Поезд еще только подходил к станции захолустного городка Палестина, штат Канзас, а фермеры и их жены с постными лицами, в выцветших, когда-то черных шерстяных одеждах, надеваемых лишь в торжественных случаях, уже выстроились вдоль железнодорожного полотна, точно зубья от грабель. Стояла невыносимая жара; трое мальчишек, развалившиеся на багажной тележке в тени депо, равнодушно взирали на кошку, не имея ни сил, ни даже желания привязать ей к хвосту консервную банку. «На таком солнцепеке и течная сука к себе кобеля не подманит», — подумала Эдди Френч, щурясь от нестерпимого блеска прерии, обесцвеченной жаром до грязно-белого оттенка заношенного белья. Она приложила к носу платок, инстинктивно пытаясь отгородиться от запахов пота, скотного двора и пшеничных блинов, пропитавших одежду фермеров. Хотя большую часть из прожитых ею на свете тридцати шести лет Эдди провела вдали от фермы, позабыть эти прокисшие запахи ей так и не удалось. Она вытерла блестевшее от пота лицо влажным платком, который оставил на коже грязные разводы.

Путешествие в Канзас-Сити оказалось даже более удачным, чем она предполагала; во всяком случае, довольно выгодным: она возвращалась домой в Нью-Мексико, имея на руках достаточно денег, чтобы купить новую кухонную плиту и пристроить к дому веранду. Ее старинный приятель, с которым она встречалась каждый год в августе, когда приезжала в город по делам, ублажал ее как никогда: купил ей два платья и щедро заплатил за проведенное с ним время. Более того, он был настолько внимателен, что она задумалась: уж не хочет ли он перевести их отношения на постоянную основу? Может быть, жена умерла и он решил узаконить их связь? Не то чтобы ей так уж этого хотелось — совсем нет; но всякой девушке приятно, когда мужчина предлагает ей руку и сердце. Однако, когда неделя подходила к концу, он сказал Эдди, что переезжает с женой в Монтану и они, как ему этого ни жаль, больше никогда не увидятся. Он умолял Эдди остаться еще на два дня; до этого дела он был охоч, как козел до капусты. Когда она вспоминала последнюю ночь, проведенную с ним, на глаза у нее наворачивались слезы. Эдди даже захлюпала носом, жалея себя из-за того, что столь приятная связь закончилась. Она знала, что будет скучать по этому человеку, но вот скучать по Канзасу ей бы и в голову не пришло. «Кто бы только знал, как я ненавижу этот Канзас», — подумала она, ощутив несвежий запах собственного влажного, разгоряченного тела. Сухой, жаркий климат Нью-Мексико сказывался на ее волосах и коже не лучшим образом, но она предпочитала его сухую жару влажности и духоте Канзаса. Она была рада, что возвращается домой.

Возможно, ей следовало телеграфировать Уэлкам, сообщить, что она задерживается. Эдди фыркнула: «Уэлкам note 1 — ну и имечко же, прости господи. Странное даже для негритянки». И негритянка эта, по ее разумению, вполне могла сбежать, прихватив с собой ее посуду, пока она ездила в Канзас. Впрочем, эта посуда мало чего стоила. Нет никакого смысла покупать приличные тарелки и чашки, когда шлюхи то и дело швыряются ими в клиентов или друг в друга. Эдди ценила Уэлкам куда больше посуды. Все ее прежние служанки не продержались в «Чили-Квин» и нескольких дней, между тем как Уэлкам прожила в ее заведении целых четыре недели. Хотя наклонности у нее были самые что ни на есть мошеннические, она любила свою работу и, кажется, намеревалась трудиться у Эдди и впредь. Так, во всяком случае, она говорила. Когда они познакомились, Эдди неожиданно прониклась к негритянке теплым чувством и, не имея на то никаких оснований, поверила ей. До такой степени, что, отправляясь в Канзас, оставила «Чили-Квин» на ее попечение. Конечно, Эдди могла на время прикрыть лавочку, но опасалась, что за время ее отсутствия все ее шлюхи разбегутся. Так что ей только одно и оставалось — довериться Уэлкам.

Как-то утром негритянка объявилась у ее порога и поинтересовалась, нет ли у нее какой-нибудь работы. Она смешно разговаривала, сдабривая жаргон американских негров-рабов невесть где позаимствованными выражениями из речи образованных джентльменов. Господь свидетель, Эдди нуждалась в помощнице. Шлюх, искавших работы, к ней в дом заходило множество, хотя случалось, что, когда их услуги были действительно необходимы, они все словно под землю проваливались. Но таких женщин, которые соглашались бы исполнять домашнюю работу, стирать и готовить еду для обитавших в доме ленивых и неблагодарных человеческих существ, было днем с огнем не сыскать. Дошло до того, что Эдди пришлось взять на место уборщика слепца, а потому многого она от Уэлкам не ожидала. Но через неделю эта дородная смазливая негритянка, обладавшая столь внушительными размерами, что, казалось, могла один на один схватиться с гризли, уже полностью включилась в дело и вела себя в заведении как полноправная хозяйка. Она готовила, стирала и держала в строгости девиц. Помимо всего прочего, Уэлкам ловко расправлялась с пьяницами, используя сковородку в качестве весьма грозного оружия. Эдди не знала точно, каким ветром Уэлкам занесло в Налгитас; похоже, она, как и большинство девиц, оказалась там случайно. Возможно, она просто устала от бесконечных странствий и решила найти себе местечко, которое могла бы называть домом. Эдди ни о чем ее не спрашивала. К чему вопросы, если все складывается на редкость удачно? Когда с неба сыплет манна, молчи и подставляй миску. Эдди оставалось только надеяться, что Уэлкам сможет удержать ее девиц в повиновении и что, когда она вернется, негритянка все еще будет жить у нее в доме.

Пока Эдди прятала платочек за свой широкий корсаж, поезд судорожно вздрогнул, дернулся и, лязгнув всеми своими сочленениями, остановился. Кондуктор вылез из вагона, держа наготове металлическую лесенку, и установил ее на перроне. Потом он протянул руку женщине, тащившей за собой тяжелую сумку. Один из фермеров сделал шаг вперед, забрал у женщины сумку, и они вместе зашагали прочь от вагона, причем женщина семенила сзади, отставая на несколько шагов. Из полудюжины пассажиров, которые сошли с поезда, не было ни одного, кого бы встретили объятиями или приветственными возгласами. И дело тут было не в жаре. Эдди знала: местные жители обладали суровым нравом. Они редко демонстрировали свои чувства; если, конечно, предположить, что у них вообще были какие-нибудь чувства. Толпа редела по мере того, как пассажиры сходили с поезда. Оставшиеся на платформе люди сгрудились около металлической лесенки, стремясь поскорей забраться в вагон.