Дорога в тысячу ли - Мин Чжин Ли

быть, у вас есть деньги дома, и вы можете нам заплатить? — спросил он. — В целом выходит примерно двадцать иен.

Ёсоп недавно дал ей деньги на еду на следующие две недели. У нее было шесть иен в кошельке. Если бы она отдала их, не осталось бы ничего на еду.

— Сто двадцать иен — это весь долг? — спросила Сонджа, для которой бумага была совершенно непонятна.

Коротышка покачал головой.

— К настоящему времени сумма выросла почти вдвое, если включить проценты. А какое вам дело? У вас есть деньги?

— Полная сумма сегодня составит двести тринадцать иен, — уточнил более высокий, который умел быстро считать в уме.

Кёнхи громко вздохнула, закрыла глаза и оперлась на дверную раму.

Сонджа шагнула впереди спокойно сказала:

— Мы достанем вам деньги. — Она говорила с ними так же, как стала бы говорить с Фатсо, постояльцем, когда он требовал постиранные вещи, она даже не смотрела на мужчин. — Просто вернитесь через три часа. До того, как стемнеет.

— Увидимся позже, — ответил высокий.

Две женщины быстро шли к торговой улице, расположенной возле станции Цурухаси. Они не задерживались перед витринами магазина тканей или перед другими прилавками, не приветствовали дружелюбных продавцов овощей. Они стремительно и целенаправленно шли вперед.

— Я не хочу, чтобы ты это делала, — сказала Кёнхи.

— Отец рассказывал мне о таких людях. Если весь долг не выплачивается сразу, процент становится все выше и выше, и вы уже никогда не сможете расплатиться. Отец говорил, что всегда отдаешь намного больше, чем взял в долг. Подумай об этом — как сто двадцать иен превратились в двести тринадцать?

Ким Хуни видел, как соседи теряли все имущество после того, как брали в долг небольшую сумму на покупку саженцев или оборудования. Когда приходили за выплатой долгов, соседям приходилось отдавать весь урожай. Отец Сонджи ненавидел ростовщиков и часто предупреждал ее об опасности использования заемных денег.

— Если бы я знала, я бы прекратила посылать деньги нашим родителям, — пробормотала Кёнхи.

Сонджа смотрела прямо перед собой, избегая зрительного контакта с кем-либо из прохожих. Она думала, что скажет скупщику.

— Сестра, ты видела его знак на корейском, верно? — спросила Сонджа. — Он должен быть корейцем, не так ли?

— Я не уверена. Я не знаю никого, кто бывал там.

Следуя корейской вывеске, размещенной на фасаде низкого кирпичного здания, женщины поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Вход в кабинет владельца ломбарда был занавешен, и Сонджа осторожно сдвинула занавес.

Июньский день выдался теплым и безветренным, но пожилой мужчина за столом был в зеленом шелковом шарфе, заправленном под белую рубашку и коричневый шерстяной жилет. Три квадратных окна, выходящие на улицу, были открыты, а два электрических вентилятора тихонько жужжали в противоположных углах офиса. Два молодых человека с одинаковыми пухловатыми лицами играли в карты у среднего окна. Они подняли глаза и улыбнулись вошедшим женщинам.

— Добро пожаловать. Чем могу быть вам полезным? — спросил владелец ломбарда по-корейски, его акцент трудно было определить. — Хотите присесть?

Он указал на стулья, но Сонджа ответила, что предпочтет стоять. Кёнхи стояла рядом с Сонджей, опустив глаза, и не смотрела на мужчин.

Сонджа раскрыла ладонь, на которой лежали часы.

— Уважаемый, сколько вы могли бы дать нам за это?

Мужчина поднял седые брови и вытащил лупу из ящика стола.

— Где вы это взяли?

— Моя мама дала. Это литое серебро и позолота, — сказала Сонджа.

— Она знает, что вы это продаете?

— Она дала мне для продажи. Для ребенка.

— Разве вы не предпочли бы кредит под залог часов? Может быть, вы не хотите окончательно расставаться с ними. — Кредиты редко погашались, и он мог рассчитывать, что часы останутся у него.

Сонджа проговорила медленно и отчетливо:

— Я хочу продать их. Если вы не хотите покупать, я не буду беспокоить вас больше.

Владелец ломбарда улыбнулся, прикидывая, заходила ли беременная уже к его конкурентам. Неподалеку находились еще три ломбарда, и хоть ни один из них не принадлежал корейцу, если она говорила на японском, то смогла бы без труда там продать часы. Красивая женщина, которая сопровождала беременную, больше походила на японку одеждой, трудно сказать, кто она. Возможно, часы принадлежали ей и она просто попросила беременную подругу помочь.

— Если у вас есть необходимость продать часы, — сказал он, — я всегда с удовольствием помогаю соотечественникам.

Сонджа ничего не ответила. На рынке говорят мало, так учил ее отец. Кёнхи удивлялась, что ее невестка была спокойнее, чем когда-либо прежде. Владелец ломбарда внимательно осмотрел часы, открыл серебряный корпус, изучил механизм, видимый через прозрачный кристалл сзади. Это были необычные карманные часы, и невозможно поверить, что мать этой беременной женщины могла иметь такую вещь. Часам не больше года, на корпусе ни царапины. Он повернул механизм циферблатом вверх и положил на зеленое кожаное пресс-папье.

— В наши дни молодые люди предпочитают наручные часы. Я даже не уверен, смогу ли их продать.

Сонджа заметила, что после того, как сказал это, он сильно моргнул, хотя до этого не моргал совсем.

— Спасибо, что посмотрели на них, — сказала Сонджа.

Кёнхи старалась не показывать свое беспокойство. Сонджа взяла часы и подобрала длинный подол, готовясь покинуть ломбард.

— Мы ценим ваше время. Спасибо.

— Я хотел бы помочь вам, — сказал владелец ломбарда, слегка повысив голос.

Сонджа обернулась.

— Если вам нужны деньги сразу, возможно, легче продать часы здесь, чем ходить в такой жаркий день по улицам в вашем состоянии. Я могу помочь вам. Похоже, что скоро у вас будет ребенок. Надеюсь, это мальчик, который будет заботиться о своей матери, — сказал он, а потом внезапно добавил: — Пятьдесят иен.

— Двести, — сказала она. — Часы стоят как минимум триста. Они сделаны в Швейцарии и совершенно новые.