Дорога в тысячу ли - Мин Чжин Ли

17

— Откуда ты взяла деньги? — крикнул Ёсоп, сжимая в кулаке документ о полной выплате долга.

— Сонджа продала часы, которые ей дала мать, — ответила Кёнхи.

Каждую ночь на улице кто-то кричал, но из их дома никогда не доносилось громких звуков. Ёсоп, который не склонен был легко гневаться, теперь впал в ярость. Сонджа прижалась к стене в дальнем углу комнаты, склонив голову, неподвижная, как скала. Молчаливые слезы текли по ее щекам. Исэк еще не вернулся из церкви.

— У тебя были часы стоимостью более двух сотен иен? Исэк знает об этом? — крикнул Ёсоп на Сонджу.

Кёнхи подняла руки и встала между мужем и невесткой.

— Мать дала ей эти часы, чтобы продать ради ребенка.

Сонджа сползла вниз по стене, больше она не могла стоять. Резкие боли пронзили ее таз и спину. Она закрыла глаза и спрятала лицо на груди, между руками.

— Где вы продали часы?

— В ломбарде у овощного ряда, — сказала Кёнхи.

— Ты сошла с ума? Какие женщины ходят по ломбардам?

Ёсоп пристально посмотрел на Сонджу.

— Как женщина может поступить таким образом?

Сонджа взглянула на него умоляюще снизу вверх:

— Это не сестра виновата.

— И ты спросила своего мужа, можно ли вам пойти в ломбард?

— Почему ты так расстраиваешься? Она просто пыталась помочь нам. Она беременна. Оставь ее в покое.

Кёнхи пыталась переключить внимание мужа на себя. Она прекрасно знала, что Сонджа не разговаривала с Исэком. Почему Ёсопу пришлось заплатить за все? Почему он контролировал все деньги? В последний раз они поругались, когда она хотела пойти на работу.

— Сонджа беспокоилась о нас. Мне жаль, что ей пришлось продать эту прекрасную вещь. Попытайся понять, дорогой. — Кёнхи мягко положила ладонь на его руку.

— Глупые женщины! Каждый раз, когда я пойду по улице, буду встречаться на пути с этими людьми, я и они будем знать, что глупые женщины заплатили мои долги! У меня яйца сжимаются от этой мысли!

Ёсоп никогда не выражался так вульгарно, и Кёнхи поняла, что он оскорбил Сонджу. Он называл невестку глупой, он обвинял Кёнхи в том, что она позволила этому случиться. Но для них было разумнее погасить эту задолженность, а если бы он прежде разрешил ей найти работу, у них были бы сбережения. Сонджа плакала. Схваткообразные боли в нижней части живота усилились, и она не знала, что сказать. Она не понимала, что происходит с ее телом.

— Дорогой, пожалуйста, пожалуйста, пойми, — говорила Кёнхи.

Ёсоп ничего не сказал. Ноги Сонджи были раскинуты, как у пьяницы на улице, руки опухли, огромный живот поднялся. Он спрашивал себя: почему позволил этой женщине войти в его дом? Откуда у ее матери могли появиться дорогие часы? Прошли годы, но он хорошо помнил ее родителей. Ким Хуни был калекой, сыном двух крестьян, он держал пансион на маленьком арендованном участке. Могла ли его жена получить такую ценную вещь? У них жили, главным образом, рыбаки или мелкие торговцы рыбой. Он мог допустить, что девушка получила в приданое несколько золотых колец стоимостью тридцать или сорок иен. Возможно, нефритовое кольцо иен за десять. А если она украла часы? Неужели Исэк женился на воровке или шлюхе? Он не мог произнести это подозрение вслух, потому молча открыл металлическую дверь со следами коррозии и покинул дом.

Когда Исэк вернулся домой, то увидел рыдающих женщин. Он попытался их успокоить, чтобы они смогли связно объяснить, что произошло. Он слушал их сбивчивые объяснения.

— Так куда он пошел? — спросил Исэк.

— Я не знаю. Я понятия не имею, куда он пошел, — всхлипывала Кёнхи, стараясь сдерживаться и не расстраивать Сонджу еще больше.

— С ним все будет в порядке, — сказал Исэк и повернулся к жене.

— Я не знал, что у тебя есть такая ценная вещь. Это от твоей матери? — спросил Исэк осторожно.

Сонджа все еще плакала, и Кёнхи кивнула.

— Где твоя мать взяла их, Сонджа? — спросил Исэк.

— Я не спрашивала. Возможно, кто-то был должен ей деньги.

— Понятно. — Исэк кивнул, не зная, что с этим делать.

Кёнхи погладила горячую голову Сонджи.

— Ты объяснишь это Ёсопу? — спросила Кёнхи у шурина. — Ты ведь согласен, что мы все сделали правильно?

— Да, конечно. Брат взял деньги в долг, чтобы помочь мне. Сонджа продала часы, чтобы оплатить этот долг. Он сделал это, чтобы помочь нам добраться сюда, и как он мог собрать эти деньги так быстро? Мне следовало подумать об этом раньше. Я был наивным, как обычно, а брат заботился обо мне. К сожалению, Сондже пришлось продать часы, но она поступила правильно, заплатив наш долг. Я скажу ему все это, сестра. Пожалуйста, не надо волноваться.

Кёнхи кивнула, испытывая облегчение.

Сонджа почувствовала острый спазм, она со стоном согнулась. Теплая вода потекла вниз по ее ногам.

— Должен ли я позвать акушерку? — спросил Исэк.

— Сестра Окья живет через три дома от нас, на той же стороне улицы, — сказала Кёнхи, и Исэк выбежал из дома.

— Все в порядке, все в порядке, — бормотала Кёнхи, крепко сжимая руку Сонджи. — Это роды. Женщины страдают, дорогая моя Сонджа. Мне так жаль, что тебе больно. Господи, дорогой Господь, пожалуйста, помилуй и помоги ей.

Сонджа прижалась к ее юбке и припала к ней ртом, чтобы не кричать. Она кусала грубую ткань и громко стонала.

Сестра Окья, повитуха, была пятидесятилетней кореянкой из Чеджу, которая приняла большинство детей в этом районе. Хорошо обученная родной теткой, Окья содержала собственных детей за счет своей работы. Ее муж приносил семье не больше пользы, чем мертвый,