Змеиные боги - Лизавета Мягчило

почти слился со змеиным шипением, безобразно скривились губы, прищурились горящие безумием глаза. Гаврилова демонстративно надела кольцо на средний палец и вздернула руку к носу парня. Павел пораженно отшатнулся. Как хотелось бы ему верить, что в ней говорило проклятие странного кольца, но внутренний голос пристыженно жался к лопаткам, давился, неспособный выскулить для Нади хоть одно оправдание. Она всегда такой была, а он поощрял.

Драгоценная бумага и ложка. Вот как.

Он спускал ей многое. Искал оправдания каждому выпаду, каждому дурному слову. И теперь в дающую руку до хруста вгрызлись.

Кого ты оставил около себя? С кем мечтал связать жизнь? Уступал, предпочитал давать, избегая конфликтов и ссор. Что вырастил, то теперь и пожинаешь, Одоевский. Кушай, давись, не обляпайся.

– Оно стоит дороже моего спокойствия?

– Что тебе будет, а? Посидим оставшиеся дни в доме, и вся эта сверхъестественная дрянь перетопчется…

– Ты можешь сдохнуть из-за этого кольца. – Рев вырвался из глотки, царапая безнадежностью. Никогда раньше он так не кричал. – Если один нечистый сумел запереть двери так, что два кабана их не вынесли, то что сможет толпа?! Очнись, где твои мозги? Чем ты думала, стягивая с кости кольцо?! С кости трупа, Надя. Человека!

Павел схватил ее за плечи и встряхнул. Сильно, зло, наверняка останутся синяки на коже. А Надя неожиданно обмякла, стало неудобно держать, и она выскользнула, стоило ему разжать руки. Оплеуха оглушила, тяжелое кольцо расцарапало щеку, обожгло кожу льдом.

Гаврилова отскочила, а Павел вытер тыльной стороной ладони сукровицу с лица, разочарованно качая головой:

– Ты убьешься и потянешь за собой остальных. Только потому, что не смогла обуздать свою жадность, Надя. Надеюсь, этих денег тебе хватит надолго, потому что это последняя золотая вещь, которая попала к тебе в руки незаслуженно.

– Бросить меня вздумал? Это я тебя бросаю, понял? – Надя попятилась за двери, запнулась о порог и чуть не упала. – Трус! Слюнтяй и трус! Кому ты будешь нужен, затюканный и жирный!

С него было достаточно. Пусть ее утопит банник, задушит ночью домовой. Пусть какая-нибудь нечисть убьет ее, пока он не принялся за дело сам.

Павел соскочил с порога, почти побежал по тропинке, выискивая среди гадких тел пустое пространство.

– Э-э-э, пухляшек, стой! – Славик за спиной озадаченно тянул ноты, поставил ногу на ступеньку ниже и тут же отдернул ее обратно. Одна из гадюк сделала выпад вперед. Именно Елизарова змеи не жаловали.

Одоевский сбежал вниз по дорожке, бросив хмурый взгляд на Щека, склонившегося над колодцем. Прочь от дома.

Что-то кричала испуганная Катя, слышались окрики Саши, но все они отдалялись, исчезали. Обида подстегивала, за него переставляет ноги. Что ему клубок змей, когда он пригрел у себя на груди самую ядовитую? Его силуэт быстро исчез на подходе к домам.

Смоль стояла на пороге, глядя однокурснику вслед, пока стволы уже знакомых берез не скрыли его спину. На плечи опустились руки Бестужева, успокаивающе помассировали.

– Мы со всем разберемся, теперь мы знаем причину изменений. Будет проще простого.

– Не будет. – Щек вышел из-за дровянки, куда петляла узкая дорожка. Длинные волосы, влажные у висков, были лениво собраны в свободную косу и перевязаны кожаным шнурком. С кончика прямого носа и длинных ресниц падали капли, оставляли разводы на светлом свитере под самое горло. Его взгляд впился в до сих пор воинственно поднятую руку Гавриловой. Он был направлен на кольцо. – Это венчальное кольцо Полоза, и ничего не успокоится, пока она не примет предложение. Ее достанут в любом уголке деревни.

– Только ее? Замечательно. Гаврилова, чеши отсюда. – Елизаров был серьезен, сейчас даже он казался злым. По-настоящему разъяренным, готовым рвать и метать.

Как же у нее хватило наглости снять кольцо с тела?

– Нет. Не только. – Щек отвел взгляд, коротко пожав плечами, аккуратно продвигаясь среди хладнокровных к порогу. Каждый шаг четко выверен, мужчина обходил ядовитых гадюк, касаясь самым краем носка безобидных ужей. И Кате казалось, что это его забавляло – игра со смертью. Проходил напрямик, через самые густые клубки. – Эта охота их раззадоривает, почти все после долгой зимы голодны. Такова их природа. Деревенские знают их повадки и легко избегут опасности, но вы… Под большим вопросом. Косвенно змеиный царь вас не тронет, вами попытаются пировать другие нечистые. Более кровожадные.

Щек закончил путь, ловко вскакивая двумя ногами на ступеньку, и игриво сощурился.

Так тревожно стало от происходящего, что Катя не могла выдавить из себя и намека на радость от его присутствия. Впервые рядом со Щеком было неспокойно, она не чувствовала себя в безопасности. Мужчина говорил о нечисти и ее повадках так же воодушевленно, как маленький ребенок рассказывает правила новой игры.

– Что за ерунда? Как змея может сделать предложение? Чем она может его озвучить вообще? – Гаврилову веселое безумие Щека пробрало куда больше, чем крики и укоры Одоевского. Рука с кольцом на пальце от лица упала вниз, будто кукловод перерезал ниточки у надоевшей куклы. Она трусливо завела ее за спину.

– По поверьям, он умеет обращаться в человека. Сначала идут змейки-сваты, затем выходит сам жених. Но, Щек, разве змеи не женятся жарким летом? – Катя проводила его растерянным взглядом и шагнула следом в дом. Компания затянулась внутрь, Саша зашел последний. Помедлив у двери, запер ее на засов.

Дом казался зловещим и неуютным, Смоль успокаивала себя тем, что это все игра воспаленного воображения. Опустилась на лавку, плотно сводя ноги, сжала колени пальцами. Происходящее пугало, пижама у ожога пропиталась желтоватой сукровицей, болело тело, жрало напряжение.

Щек опустился рядом на пол, прижался спиной к ногам, игриво запрокидывая голову на коленки, глядя снизу вверх. Янтарные глаза перетягивали на себя весь фокус, заставляя неловко ерзать, ощущая, как румянец жжет щеки.

– Я слышала твой голос в парилке. Ты меня спас?

– Отчасти. – Он лукаво прищурился, обнажая в широкой улыбке зубы. – Я был не одним желающим записаться в твои рыцари. Командная работа с вашим хмурым предводителем.

Хмурый предводитель кипел и сейчас, бросив на него осторожный взгляд, Катя дернулась, Щек с насмешливым стоном поднял голову. Бестужев стоял в тени коридора, наблюдая за ними издалека. Плотно сжатые губы, потемневшие от злости глаза, желваки на скулах. С него можно было рисовать картину «Гнев Аполлона». Смоль уколол стыд.

– Спасибо.

Саша что-то искал в ее взгляде и, не найдя, разочарованно кивнул, разорвал расстояние и сел рядом на скамейку.

– Я не смог бы иначе. – Констатация вышла болезненной, обреченной. От боли, с которой он это произнес, сжались внутренности. Спина Щека напряглась, и Кате захотелось провалиться под землю, уйти от этого глупого противостояния. В своих чувствах она давно запуталась.

Глядя в ледяные глаза Саши, она тонула, возвращалась в прошлое, в котором зимой он грел окоченевшие пальцы в своих ладонях и хохотал, выпуская