Зло, которое творят люди - Сандроне Дациери

Что хорошего ты сделала в жизни? Кроме того, что вымогаешь у меня деньги.

– Я держу тебя в узде, вот что я делаю. Прежде чем ехать домой, заглянем в супермаркет. Мне нужны кое-какие продукты. Само собой, платишь ты.

В следующие два дня Итала не глядя подписала сотню отчетов; постепенно она перестала изводить себя мыслями о Мацце и Марии и почувствовала себя достаточно спокойно, чтобы принять агента Бруни, недавно переведенного под ее начало, который совершил свой первый проступок.

Бруни, тридцатипятилетнего мужчину со сплющенным носом и козлиной бородкой, уже дважды отстраняли и столько же раз разжаловали. Чудо, что он все еще носил форму.

– Сколько времени ты уже числишься в отделе? – спросила его Итала, прекрасно зная ответ.

– Примерно два месяца, госпожа инспектор.

– Тогда почему мне говорят, что ты не желаешь работать? Что ты бездельник?

– Это неправда, просто я еще осваиваюсь. Я немного медленно набираю обороты…

Итала научилась обращаться с такими полицейскими еще во время своего первого назначения, поэтому посмотрела на него без всякого выражения.

– Ты уже чересчур освоился, если требуешь деньги со своего сослуживца из другого отдела. За то, чтобы в ускоренном порядке оформить ему разрешение на ношение оружия.

– Да это ведь не для него, а для его друга.

– Сейчас же иди и верни их ему. Скажи, что пошутил, или еще что-нибудь в этом роде.

Бруни оторопел:

– Госпожа инспектор, я не понимаю… Здесь все подхалтуривают, а мне нельзя?

– Все подхалтуривают? Что это значит?

– Издеваетесь? У вас весь кабинет завален коробками с барахлом, – едва ли не с возмущением ответил Бруни.

– Барахлом? Ты имеешь в виду посылки, которые мы готовим для сирот?

– Да, как же.

– Твои обвинения очень серьезны. Ты должен написать рапорт и донести на меня комиссару.

На лице ее подчиненного впервые отразилось беспокойство.

– Послушайте, я говорил это не потому, что хочу быть стукачом. Я не хочу, чтобы коллеги плевали мне в лицо.

– Ты подошел к этому очень близко.

– Честное слово, мне не нужны неприятности, это вы…

– Мне ничего не известно о черных деньгах, – все тем же ровным тоном перебила Итала, – но если бы они действительно крутились в моем отделе, то, вероятно, оседали бы в карманах у тех, кто усвоил три главных правила. Знаешь, что это за правила?

Бруни покачал головой.

– Первое правило этих толковых полицейских, если таковые существуют: служба – это святое. Они не бездельничают, не опаздывают, не пренебрегают своими обязанностями. Второе правило: участок – это храм. Они не притрагиваются ни к чему, что попадает сюда через главный вход, будь это хоть золотые дублоны, не вымогают деньги у сослуживцев. Третье правило: эти гипотетические полицейские делают деньги подальше отсюда. Вне участка, вне службы, вне дежурства. И держат рот на замке.

Бруни покраснел – вероятно, впервые со времен начальной школы:

– Ясно, госпожа инспектор.

– Ты образумишься или мне похлопотать, чтобы тебя в очередной раз перевели? Если, конечно, тебя захочет взять кто-либо, кроме меня.

– Я бы хотел остаться здесь.

– Молодец. Даю тебе месяц, чтобы стать тем полицейским, который мне нужен. Через месяц снова поговорим. Дальнейшее будет зависеть от тебя.

Сразу после ухода Бруни в кабинет протиснулся Отто:

– Ваше величество, вы довели его до слез?

– Настолько далеко я не зашла, но держи его под крылом. Если увидишь, что он слишком форсит, мы его прогоним. Мне не нужен еще один прохвост вроде тебя.

– Слышала про Контини?

«Опять?» – подумала Итала.

– Что?

– Прокуратура выступила с заявлением. Они говорят – с известной долей осторожности, конечно, – что склоняются к версии о самоубийстве.

– Да ведь еще и недели не прошло!

– Новые методы.

«Старые системы», – подумала Итала. Если им – Мацце, Нитти и бог знает кому еще – удалось прекратить расследование, то замять смерть заключенного для них пустяк.

– Если бы такое стряслось у нас, даже сама Мадонна не помогла бы нам, – продолжил Отто. – Но кто тронет тюремщиков…

– Ладно, мне надо работать, – буркнула Итала. – Пойди и займись чем-нибудь полезным.

Отто отдал римский салют и, смеясь, удалился. Итала уставилась в стену. Господи, ей не хотелось думать об этой истории, но от каждой чуши, которую она слышала, кровь леденела у нее в жилах. Они – Нитти, Мацца, вся эта шатия – замяли смерть Контини, но почему? Чтобы о нем перестали говорить? Или потому, что были к ней каким-то образом причастны? Судя по бурной реакции Маццы, который примчался к ней сам не свой, для него гибель Контини стала неожиданностью.

Итала закурила, спрашивая себя, как бы заполучить протоколы карабинеров шестилетней давности.

Все друзья Марии Локателли, опрошенные в ходе расследования относительно ее исчезновения, были ее ровесниками, никому и в голову не приходило заподозрить кого-либо из них в ее убийстве. Более того, большинство ребят даже не вызвали на повторный опрос после того, как нашелся труп. Протоколы их показаний, стоившие Итале двух коробок виски с синей этикеткой, не содержали ничего существенного, однако никто и не искал информацию, нужную ей. Скорее всего, свидетели по-прежнему проживали по старым адресам, но ей не хотелось снова показываться в Конке.

Впрочем, одна из них, Нина Какая-то-там, к тому времени уже бросила учебу и работала кассиршей в табачной лавке в трех километрах от деревни – слишком близко, по мнению Италы. На всякий случай она «одолжила» гражданский автомобиль, официально находившийся на техобслуживании, и отправилась туда на следующее утро.

Когда она приехала, перед лавкой тянулся длинный ряд припаркованных грузовиков, но женщина за кассой выглядела слишком старой, чтобы быть одноклассницей Марии. Прежде чем Итала успела приступить к расспросам, из подсобки вынырнула девушка лет двадцати в голубой форме и вылила в канализацию ведро мыльной воды. В ее чертах смутно угадывалась одна из девочек с фотографии.

– Нина? – окликнула ее Итала.

– Да? – обернулась девушка.

– Можем поговорить минут десять? Я родственница Марии Локателли.

Нина поставила ведро и вытерла со лба пот.

– Приятно познакомиться, синьора, но я работаю.

– Всего десять минут. Я приехала издалека.

– Кем вы ей приходились? Я никогда вас не видела.

– Троюродной сестрой. Ну же, десять минут. Если нужно, я закажу что-нибудь в баре.

Нина неохотно кивнула:

– Не надо. Я только предупрежу хозяина.

Через две минуты девушка вернулась, на ходу стягивая с себя резиновые перчатки. Итала, казалось, ясно увидела, какой она станет с годами – состарившейся в облупившихся стенах бара, измученной детьми и мужчинами.

Они сели на парапет и закурили.

– Я собираюсь поговорить с магистратом, который занимается расследованием убийства Марии, – сказала Итала. – Такое впечатление,