Каждому по заслугам - Людмила Мартова

моих ребят нашел связь между двумя жертвами. Вот только я все равно никак не могу взять в толк, при чем тут эти проклятые картины. И те, и другие хранились замурованными в стене. Они все ворованные? Или только Левитан?

– Слушай, Миш, я несколько лет тому назад читала, как из одного провинциального музея украли, а потом нашли картины именно Левитана. Их было несколько, почти на семьдесят миллионов рублей. Художник не один сезон провел в Плесе, поэтому там есть небольшой музей, обладающий двумя десятками левитановских подлинников. И вот в двухтысячном году на музей был совершен хорошо подготовленный налет, в результате чего пропали пять картин.

– Что ж там, систем охраны не было?

– Были. Налетчики воспользовались отсутствием решеток на окнах. Им на кражу всего три минуты понадобилось. Они камеры видеонаблюдения краской из баллончиков закрасили, выбили окно, сняли пять картин, которые приглядели заранее, и сбежали. Когда наряд приехал, их уже и след простыл.

– Похоже на то, как двадцать два года назад был осуществлен налет на нашу картинную галерею. Левитан именно тогда и исчез, вот только Гольцов, возглавлявший в то время это культурное учреждение, уверял, что ничего не пропало, и заявление писать отказался.

– Все пять украденных в Плесе картин были небольшого формата, но оказались лучшими полотнами из коллекции музея. А спустя три года работы нашлись. Просто действовала профессиональная банда, которую задержали в ходе расследования совсем другого дела, а у них в схроне лежали украденные шедевры.

– В схроне. Как и в нашем случае.

– Да. Картины вернули в музей. Их, кстати, воровали уже во второй раз. Те же самые полотна. В первый раз это случилось в начале девяностых, но тогда преступление удалось раскрыть по горячим следам. А тут три года понадобилось, да и случайно нашли. Чего уж там.

Почему-то Зимину вдруг показалось, что рассказанное сейчас Снежаной очень важно для его расследования. Казалось бы, связи между событиями двадцатилетней давности в Плесе с нынешними событиями нет и быть не может. Или все-таки есть? Похоже, неизвестные злоумышленники, действовавшие через год после событий в Плесе уже в их картинной галерее, просто до мелочей воспроизвели картину первого преступления. Замазали краской камеру, разбили окно, вынесли картину, которую явно присмотрели заранее, и спрятали ее, не торопясь продавать. Вот только нашли ее через двадцать два года, а не через три. Опять совпадения, опять обрывки фактов, которые предстоит как-то связать в единую цепь.

Ночью следователю Зимину снились художественные ценности. В своем сне он бродил по большим выставочным залам со стенами, увешанными картинами. В одном из залов на пустой белой стене была устроена видеоинсталляция. Огромные буквы, то синие, то зеленые, то кроваво-красные вспыхивали, исчезали и снова появлялись, наползая друг на друга и складываясь в слова.

«Левитан», «Репин» и «Филонов» сменялись фамилиями «Гольцов», «Вакулин», «Дубинин», «Лопатин», «Карпов» и снова «Левитан». Фамилия знаменитого пейзажиста почему-то была написана крупнее прочих. Она становилась все больше, больше, буквы наливались краснотой, словно кровью, пока вдруг не лопнули. Внутри сна Зимин почувствовал, как на его лицо упали тяжелые маслянистые капли, и резко проснулся, сел в кровати, растирая ладонями лицо.

Фу, какой неприятный сон. Он покосился на лежащую рядом жену и вздыбленную гору ее живота под одеялом. Снежана крепко спала, равномерно дыша, и живот ритмично вздымался и опускался, убаюкивая безмятежного малыша внутри. Как пускать его в этот мир, в котором так много зла? Не безответственность ли это – давать жизнь детям, если ты не уверен, что можешь обеспечить их безопасность? И как жить потом, если выяснится, что ты не смог.

«Старею я, видимо, – мрачно подумал Зимин и вылез из кровати, чтобы сходить на кухню. Выпить воды и успокоиться. – Тревожен стал без меры. И по-старчески сентиментален». На кухне он взглянул на часы. Половина третьего ночи. Еще можно спать и спать. Сквозь открытое окно вдруг донесся короткий, словно придушенный вскрик, и тут же снова стало тихо. Сделав несколько глотков воды из стоящей в холодильнике бутылки, Зимин прислушался, навострив уши. Как собака. Или как медведь, почуявший опасность.

Было совсем тихо, и он решил, что короткий вскрик ему почудился. Пришел из неприятного сна. Вернув бутылку на место, Зимин закрыл дверцу, вернулся в постель и заснул. До утра никакие сновидения его больше не беспокоили.

* * *

Минувшей ночью Костя впервые остался у Нюси ночевать. Возможно, он и не решился бы на такой смелый шаг, просто после того как между ними произошло то волшебное, что следовало за поцелуем, о котором Нюся так мечтала, Костя тут же снова уснул мертвым сном, только теперь не на диване, а в Нюсиной кровати.

Это было настолько неромантично, что, вернувшись из ванной комнаты и обнаружив своего возлюбленного спящим, Нюся не выдержала и рассмеялась. Нет, ей и в голову не пришло обижаться. Она знала, какая тяжелая у него работа, с бессонными ночами, днями, проводимыми на ногах, и постоянным столкновением с человеческой подлостью, гадостью и грязью.

Как любовник Костя оказался внимательным и нежным, в первые минуты трогательно смущался, гораздо больше самой Нюси, которая считала себя девушкой раскованной и без предрассудков. То, что происходит в постели между мужчиной и женщиной, касается только их двоих. В этом нет ничего постыдного, а мера допустимого определяется лишь добровольным желанием обоих. Это были единственные правила, которых она придерживалась.

Впрочем, по мере того как между ними разгорался огонь, из тлеющего превращавшийся в бушующий, стеснение Кости проходило, так что результатом Нюся была вполне довольна. Умелый, опытный, выносливый, что ж, отлично. Будем считать, что повезло. А теперь пусть поспит.

Утром она проснулась первой, выскользнула из кровати, ушла на кухню готовить завтрак. Кажется, Костя как-то говорил, что на работу ему к восьми. Значит, до того, как уйти, нужно успеть хорошенечко подкрепиться. Она поджарила полоски бекона, сделала яичницу-скрэмбл, которую сама очень любила, намазала бутерброды свежеприготовленной пастой из авокадо, шлепнув сверху небольшие кусочки соленой семги, выложила на блюдо маленькие красно-бордовые помидоры черри, полюбовалась на дело своих рук. Красиво.

Костя проснулся ровно в семь, словно в него был встроен будильник, вышел из спальни в наспех натянутых джинсах. Вид у него опять был смущенный. Ну да. Первое утро всегда испытание. А уж если накануне заснул…

– Доброе утро.

– Монинг, – улыбнулась Нюся. – Я в ванной тебе два полотенца приготовила, большое и маленькое. Ты сходи в душ, а потом завтракать. Ты будешь чай или кофе?

– Кофе, – ответил он быстро. – С молоком, если можно. Нюся, я…

– Ничего