Учитель из Меджибожа - Григорий Полянкер

Петр Лазутин выкурил уже третью сигарету и все еще ничего не мог поделать с этим типом, который стоял над его душой.

А внизу, по гладкой асфальтовой дороге, сплошным потоком шли машины с войсками. Вот на какое-то время дорога опустела, и за поворотом показался небольшой грузовик. Из кабинки, высунувшись, глядел на «кахве» молодой немец — нижний чин.

«Была не была», — решил задержанный и поднял руку. Машина резко затормозила, остановилась. И Петр поспешил к ней.

Хайль Гитлер! Не смогли бы уважаемые коллеги взять его с собой? Ему срочно нужно добраться до Запорожья. Он выполняет важное поручение начальства…

Сказав, вернее, выпалив это, предложил молодому обер-ефрейтору, сидевшему в машине, и пожилому шоферу турецкие сигареты. Они, не задумываясь, поблагодарили. Собственно, желание закурить и заставило их затормозить возле этого буфета. Все произошло в течение нескольких секунд.

Контакт сразу был установлен. Петр Лазутин на чистейшем немецком языке объяснил, что в этом противном заведении, в буфете, и в помине нет сигарет. Ничего, кроме вонючих котлет и отвратного кофе из жолудей. Он будет рад, если примут у него скромный презент — пачку турецких сигарет.

Оба с удовольствием глядели на шикарную коробочку, а Петр объяснил, что такие сигареты курит его родной дядюшка, генерал Эрих Штокман, который стоит со своей дивизией в районе Запорожья. К нему он как раз и едет. К сожалению, его машина испортилась, и он вынужден добираться чужими… У дядюшки, Эриха Штокмана (они, вероятно, слышали о таком заслуженном генерале, личном друге фюрера), этих сигарет хоть отбавляй. Он Снабжает ими своего племяша.

Они учтиво смотрели на солдата, кивали головой. Кто же не знает генерала Штокмана?! Так это, оказывается, родной дядюшка? Какое счастье, что встретили такого знатного воина… Только пожалели, что не могут отвезти его в самый город, очень спешат. Но километров тридцать, до соседнего поселка, с радостью его подвезут…

— Это отлично! — просиял Петр. — Пусть тридцать. А там я откуда-нибудь позвоню по прямому проводу дядюшке, и тот, узнав, что к нему едет любимый племянник в трехдневный отпуск, немедленно вышлет за ним свою машину. А если не будет занят, то и сам приедет…

Ровно через минуту, пока полицай чесал свою волосатую грудь, Петр уже восседал в кабине грузовичка рядом с оживленным обер-ефрейтором. Тот смотрел на него с восхищением — не так часто встречаешь на фронте племянников видных генералов!

Лазутин облегченно вздохнул. Кажется, пронесло, отбился от мерзкого полицая. Но что это? Мордастый детина вырос перед самым радиатором, машет руками, кричит.

— Что он хочет, этот швайн? — спросил обер-ефрейтор.

— Черт его знает… Какая-то пьяная морда. Тоже, видимо, надо ехать…

Шофер разозлился, высунулся до половины из кабинки и в сердцах плюнул полицаю в лицо, погрозил кулаком. Включил газ, и машина тронулась.

Полицай, отскочив от радиатора, вцепился руками в задний борт грузовика и стал неуклюже лезть в кузов. Машина уже набрала скорость, и Петр (он глядел в заднее окно) был уверен, что полицай сорвется. Но нет! Несколько минут тот настойчиво карабкался все выше и наконец перевалился через борт.

«Вот гадина… — подумал Лазутин. — Никак не избавишься от него! Может испортить мне репутацию, и несуществующий дядя Эрих Штокман не поможет…»

Машина мчалась по ровному шоссе на бешеной скорости. Шофер вез такого важного пассажира, и ему хотелось блеснуть своим мастерством.

Обер-ефрейтор перебрасывался словами со знатным соседом, но тот слушал его рассеянно. Его волновало, что в кузове торчит этот ублюдок. Во что бы то ни стало надо отделаться от него!

— Смотрите, камрады, — отозвался Петр, — какая-то гадина залезла к вам в машину… Подозрительная личность… С белой повязкой полицая, но, наверное, партизан… Видите, какая противная морда… Ну, конечно, диверсант, партизан! Не из тюрьмы ли он бежал? Гестапо, безусловно, разыскивает его!

Услышав это, обер-ефрейтор выхватил из кобуры пистолет, кивнул шоферу, чтоб тот съехал на обочину. Со скрежетом скрипнули тормоза. Машина резко остановилась.

Шофер схватил автомат и вслед за своим старшим выскочил из кабины. Полицай, заметив, что на него направили автомат и пистолет, задрожал, стал махать руками, что-то объяснял. Но шофер, вскочив одной ногой на колесо, резким движением стащил его с машины, ударил прикладом по затылку, и тот заорал, схватившись за голову.

Обер-ефрейтор с минуту смотрел на корчившегося от боли швайна.

— Вальтер, подтяни его к тому обрыву, подальше от дороги, и поговори с ним как нужно… Только быстрее!

Грузный, чуть сутулый шофер, вскинув автомат, подошел и ударил сапогом лежавшего в кювете полицая, показал рукой вперед. И тот, дрожа от ужаса, пополз к краю обрыва.

Через минуту прогремела автоматная очередь. Послышался дикий вопль, и все смолкло.

Машина тронулась, выехала на блестевшее под солнцем шоссе и помчалась дальше.

— И ходят же гады, только воздух портят… — обрадованно сказал Петр Лазутин. — Меньше будет таких подлецов, и нам легче станет…

— Конечно, — согласился обер-ефрейтор. И шофер, довольный своим подвигом, кивнул головой и нажал на газ.

Чтобы как-то развеселить своих соседей, Петр Лазутин сказал:

— Да, есть мудрая русская пословица: баба с воза — кобыле легче…

— Это не русская пословица, а, кажется, немецкая… — решил показать свою образованность шофер.

Петр Лазутин посмотрел на него:

— Да, да, ты, брат, прав! Возможно, и немецкая. Кажется, недавно в своей речи доктор Геббельс ее употребил… Умнейшая голова, скажу я вам… Когда слушаю его, душа радуется… Красиво говорит!

И шофер, и обер-ефрейтор согласились с ним. Они смотрели вперед. Какая досада! Скоро уже перекресток и придется повернуть в сторону. Ведь этому славному малому, который угостил их такими хорошими сигаретами, нужно будет сойти и добираться на другой попутной.

Грузовик мчался на большой скорости. Все трое жадно курили, смеялись, шутили и радовались, что расправились с русским швайном. Особенно был этим доволен незнакомец. Кто-кто, а он-то наверняка знал, что этот мордастый тупица с белой тряпкой на рукаве сулил ему большую неприятность.

Эти километры машина преодолела незаметно и на перекрестке резко свернула направо, остановилась. Все трое очень сожалели, что уже приходится расставаться. Но что поделаешь, война, и каждый обязан выполнять свой воинский долг. Пожелали счастливо добраться попутчику к своему знатному дядюшке.

Машина понеслась дальше по извилистой грейдерной дороге. Петр Лазутин стоял на обочине и еще долго смотрел на длинный пыльный хвост, который она оставляла в чистом, давно не вспаханном поле.

ОПАСНЫЕ ВСТРЕЧИ

Нервы были напряжены до предела. Кажется, он проделал далеко не весь намеченный путь, а уже встретил столько преград и тревог! Хотя большую часть дороги ехал на попутной машине, все же чертовски устал, словно прошел пешком тысячу верст.

Увидев небольшой лесок на возвышенности, направился туда. Вытянулся во весь рост на траве, устремив взор в небо, где кружили легкие, тюлевые облака, словно отара овец резвилась под солнечными лучами. Дорога казалась необычайно далекой и опасной. Он еще не представлял, как доберется до города. Ему все время мерещился тот тупоголовый рыжий детина. Сколько таких еще встретится на его пути!

Передохнув немного, поднялся и неторопливо отправился в путь, держась подальше от асфальта. Спешить было некуда. Вот здесь, среди неба и земли, он теперь чувствовал себя свободным, как птица, отрешенным от всех мирских забот. Только когда вдали увидел избы, постройки, деревню, его охватила тревога. Хоть знал, что там должны жить добрые люди. Они радушно встретят его, накормят и дадут на время приют.

Но он должен быть осторожным, чтобы снова не попасть в какую-нибудь переделку.

Так, должно быть, будет все время, пока он не доберется до места. В большом городе найдет своих добрых друзей, и те помогут ему, как и он им когда-то помогал. Но столько времени уже прошло, как он их видел, и ничего о них не знал! И кто может поручиться, что с ними все благополучно, если ни один человек не знает, на каком он свете находится, что с ним может случиться через день, через час. Вокруг царят война, произвол, беззаконие.

Он медленно шагал чистым невспаханным полем. Не заметил, как и день прошел. Скрылось за облаками солнце, наступили сумерки.

Неподалеку словно из-под земли выросла деревня. Он это увидел сразу, когда взбежал на крутой косогор. Там, где проселочная дорога сворачивает к крайним избам, мерно покачивался под ветерком журавель. Придорожная криница. Не помешает испить студеной воды, утолить жажду.

Подойдя ближе, путник увидел на разбитой снарядом старой груше напечатанный на машинке грозный приказ. В конце знакомые слова: «Тодт… Капут… Смерть…»