Ничего личного - Наталья Андреева

— А тебе мою?

— Тебе не приходилось через все это проходить. И не далее как в начале осени. Ты же всегда был по другую сторону баррикады. И, если честно, тебе тоже наплевать на то, как умер Иванов. В тебе говорит оскорбленное самолюбие.

— Это ложь! — закричал он.

— Это правда, милый, — мягко сказала Саша.

— Ты… ты дура!!!

— Ну, знаешь… — сказала Саша.

А Сережка заревел. Алексей спохватился и быстро-быстро заговорил:

— Извини, извини, извини… Я не хотел… Кто тебя попросил? Анька? Барышев?

— Никто. Я сама так решила.

— Ты врешь. Ты добрая, хорошая, честная. Я тебя полюбил за то, что ты была лучше, чем они все. Ты что, притворялась, что ли? Нарочно?

— Я тоже человек. Я хочу просто жить, понимаешь? Не что-то кому-то постоянно доказывать, а жить. Ты неправ, Леша. В данном случае ты неправ.

Он в полном бессилии опустился на кровать.

— Знаешь, Леша, я думаю, тебе сейчас лучше уйти.

— Что?

Он вскочил, чувствуя, что в горле мгновенно пересохло. Это была их первая серьезная ссора. И в первый раз он ее оскорбил. Алексей поспешно стал надевать зимние ботинки. Лучше уж три километра лесом! Жена спокойно смотрела, как он заматывает шарф. Ах, так!

Алексей выскочил из номера, громко хлопнув дверью. И понесся вниз по лестнице. На этот раз он вышел из коттеджа на улицу. И решительно зашагал в сторону леса. Ему в лицо летела снежная крупа.

«Доигрался! Как это называется? Кризис жанра. Может, я какой-то не такой? Дефективный. Мама меня, должно быть, на пол роняла неоднократно головой, раз вышел такой урод. Думаю не как все, говорю не как все. Зачем мне это надо? Почему я всегда говорю то, что от меня меньше всего хотят услышать? Саша не поняла. Не поняла жена. Ну и что, я после этого меньше ее люблю, что ли? Да не за это любят! Просто потому что… Сам не знаю. Почему никто не любил Иванова? Эльза говорит, что любила. А сама поначалу захотела отмщения и передумала в течение двух часов. Любовь, называется! Бедный Валера! Валерий Валентинович. Жена открестилась, любовница предала, коллеги покрывают убийцу. Жил человек, как в душу всем плевал. А я правды для него хочу. Правды! Почему хочу? Потому что я такой хороший? Да себе-то не ври! Сашка права! Просто доказать, что прав. Ослиное упрямство. Надо взять себя в руки. И послушать жену. Я не пойду против коллектива, никого не стану сажать и ничего не буду доказывать. Я просто сегодня все выясню и им всем скажу. Просто скажу. От этого мне станет хорошо. А накажут они себя сами. Вот так».

Он почти уже дошел до леса. Вдруг сзади раздалось:

— Леха, постой! Леонидов! Леха!

Он обернулся: Серега Барышев. Запыхался. Бежал, должно быть. По собственной инициативе или послали? Может, добрая Ирина Сергеевна? Алексей невольно усмехнулся.

— Чего тебе? — резко сказал он.

— Ты куда идешь-то?

— На автобус.

— Шоссе в другой стороне.

— Да?

— За воротами, если ты успел заметить.

Тут Алексей сообразил, что и в самом деле шел в противоположную сторону. Не к воротам, а от них. Ну и куда бы он в итоге пришел? В лес, на съедение волкам. Они, конечно, только спасибо скажут.

— Ну, что ж. Пойдем к воротам.

И он развернулся. Медленно пошел обратно.

— Может, не стоит? — негромко спросил Барышев, идя рядом.

— Что не стоит делать? Уезжать?

— Ну, уехать на чем-либо тебе будет трудно. Поздно уже. Попутчиков тебе нет. Санаторий никто не собирается покидать.

— Что, не со всеми еще расправились? — усмехнулся Алексей. Барышев молча шел рядом.

— Ты зачем за мной побежал? — постепенно успокаиваясь, спросил Алексей.

— Да так, переживательно.

— По поводу?

— Подумал, что ты вешаться пошел. В лес, на елку.

— Я бы с горя лучше с балкона спрыгнул, как бедняга Иванов. Согласно теории вероятности, все, что оттуда сваливается, точнехонько попадает виском об угол стола.

— Ладно, брось.

— Слушай, я ведь, было, подумал, что ты мне друг.

— А что изменилось?

— Скажи честно: твоя работа?

— Леха, Леха, — рассмеялся Барышев. — Если бы я хотел кого-то убить… Во-первых, я бы сделал это голыми руками. Незачем казенный инвентарь ломать. А во-вторых, ты никогда бы меня на этом не поймал. Я свою работу знаю.

— Вот как? Впрочем… Верю. Значит, не ты. -Ему стало немного легче.

— Хочешь, я тебе одну правду скажу, только ты не обижайся.

— Ну, говори.

— Знаешь, Леха, людей нормальных на этой планете нет, это факт. Потому что у каждого свой пунктик имеется. Если не знаешь про этот пунктик, то человек вроде бы кажется нормальным, но все равно он псих. В глубине души. И пока до края не довели. Один, например, по бабам с ума сходит, меняет их без конца, и никак не может остановиться. Все кажется, что следующая будет той самой-самой. Другой на машинах помешан, вот и ходит возле своей железной голубушки: вылизывает, полирует, бабки в нее последние вкладывает. Третий марки собирает, или еще какое-нибудь дерьмо, которое другому на хрен не нужно. И каждый друг про друга думает: дурак он, что ли? А бывают помешанные на своей работе: дом для них так -перевалочный пункт. Вот намаяться где-то, чтобы конечности гудели и башка чугунная была, — это кайф! И если он этот кайф ловить не будет — ему полная хана, тогда можно катафалк заказывать. У тебя вот кайф приходит оттого, что ты до истины докапываешься. Правду ищешь. Ты хоть интересуешься иногда, что стало с людьми, которых ты посадил, или которых, наоборот, от смерти спас? Чем все закончилось, когда дело к следователю ушло? Уверен, что нет! Не интересуешься. Тебе главное — найти. Решить очередную логическую задачку. Да и решай ты их себе на здоровье, только прежде чем свои выводы обнародовать, подумай о тех, кому с этим жить. Хорошенько подумай.

— Ну, спасибо, просветил! А то я не знал! А у тебя, прости за нескромность, какой пунктик? Не поделишься или стыдно?

— Почему? Я, например, жену свою очень люблю.

— Так и я люблю. Это неинтересно.

— Любить по-разному можно. На меня собственная сила давит, поэтому все маленькое и слабое приводит в этакое щенячье состояние. Полного восторга. Я испытываю потребность защищать. А чтоб кайф сильнее был, я эту потребность не распыляю, а концентрирую на одном объекте.

— Я не знал, Барышев, что ты такой философ.

— А ты думаешь, это только тебе можно? -оскалился Серега. — Я потому и побежал за тобой: поговорить. Нельзя человеку быть одному. От одиночества люди с ума сходят. Ты, Леха, всегда на меня можешь рассчитывать.

— Ну, спасибо!

— Не стоит. Ты сейчас еще злишься, потому не в себе. А как успокоишься, так оценишь. Я кому попало дружбу свою не предлагаю. Хотя по натуре человек добрый. Так что ты дурить переставай. Пойдем в коттедж, представители власти уже убрались восвояси со своим трофеем, то есть с трупом В. В. Иванова, завтра с утра и мы двинемся. Отдохнули, нечего сказать!

— Да, все правильно, все хорошо, только жить отчего-то тошно.

— Это ты не похмелился. Ну, шучу, шучу. Чего зыркаешь? Будто я пью! Живи, Леша. А хоть бы и тошно! Ищи, ради Христа, свою истину. Может, ты и есть пророк в своем Отечестве. А? -Барышев слегка толкнул Алексея в бок. — Ну, что, мир?

— Сам не знаю. Я так сразу не могу.

— А ты попроще. Лицо попроще.

— Думаешь, народ ко мне сразу же потянется? — усмехнулся Алексей.

— Ну, не сразу. Коллектив ты против себя восстановил, факт. А коллектив, Леша, уважать надо.

— Может, хватит мне мораль читать? Сначала жена, теперь ты.

— Сашку ты зря обижаешь. Повезло тебе, а ты ее все время будто золотую монету на зуб пробуешь: настоящая или нет. Да, настоящая! Может, хватит уже?

— Все, сдаюсь! Достал ты меня, честное слово!

— Я такой, я кого хошь достану, — расхохотался Серега. — Пошли, в картишки перекинемся. Это у тебя здорово получается.

— Должен же и я какие-то таланты иметь.

— Ладно прибедняться-то. Ты как красивая девка, на комплимент, что ли, напрашиваешься?

— А ты комплименты говорить не умеешь?

— Умею. Бабам. Как-то же я Аньку закадрил.

— Ну, для этого тебе комплименты говорить не требуется. При одном взгляде на тебя женщина столбенеет.

— Ха-ха-ха! А ты, никак, завидуешь?

Его кулак отскочил от Серегиного плеча, словно горох от стенки.

— Легче? — оскалился Серега и подставил другое плечо: — На, ударь еще.

— Да иди ты…

Он уже успокоился. И в самом деле: а что изменилось? На мир во всем мире раздрай в отдельно взятой фирме отдельно взятой страны никак не повлияет. И смерть В. В. Иванова тоже. Равно как и страдания А. А. Леонидова.

«Масштабнее надо мыслить, Леша! Масштабнее!» — сказал он себе. И пошел обратно в коттедж. Где жизнь, согласно главному своему свойству налаживалась в условиях полной цивилизации: света, тепла и горячей воды из-под крана.

В холле меж тем, собирались ужинать. Запасы продуктового склада иссякли, но буфет в санатории работал исправно. Поскольку столовский ужин не вдохновил, собирались добавить. И водочки тоже. Алексей же подумал, что собираются отпраздновать. А когда же собираются делить руководящие посты? Из которых теперь вакантно оба два. Верхний и нижний. Или Серебрякова объединит, наконец, этажи? Впрочем, что здесь решает Серебрякова? Она же не Саша. Решает коллектив.