"Казарменные баллады" и "Семь морей" (книги стихов) - Редьярд Киплинг

Тебе уже скоро сорок, и тебя я успел узнать.

Харроу и Тринити Колледж! А надо бы в Океан!

Я хотел тебе дать воспитанье, но горек был мой обман.

Тому, что казалось мне нужным, ты вовсе и не был рад,

А то, что зовешь ты жизнью, я называю — разврат.

Гравюры, фарфор и книги тебя занимали зря,

Квартирой модной кокотки была квартира твоя.

Ты женился на этой костлявой, длинной, как карандаш.

От нее ты набрался спеси: но где же ребенок ваш?

Запрудила пол-Кромвель-роуда вереница ваших карет,

Но докторский кэб не виден, и наследника нет как нет.

(Итак, ты мне не дал внука, тобой окончен наш род),

А мать твоя в каждой поездке под сердцем носила плод.

Но убивал малюток, широкий морской простор,

Только ты, ты один это вынес!

Хоть мало что вынес с тех пор.

Лгун, и лентяй, и хилый: как будто себе на обед

Собирал ты корки с помоек. Мой сын не помощник мне, нет!

Для него есть триста тысяч и проценты с них каждый год,

Все это, видишь ли, Дикки, пущено мной в оборот.

Ты можешь не пачкать пальцев, а не будет у вас детей,

Все вернется обратно в дело. Но что там с женой твоей?

Она стонет, кусая платочек, в экипаже своем внизу:

«Милый папочка! Он умирает!» —

и старается выжать слезу.

Благодарен? О да, благодарен, но нельзя ли подальше ее?

Твоя мать ее не любила, а у женщин бывает чутье.

Ты услышишь, что я женился второй раз! Нет! Не совсем.

Но дай бедной Эджи сотню, не все ли равно зачем…

Она была самой славной — ты скоро встретишься с ней.

Я с матерью уплываю, а тебе поручаю друзей.

Мужчине нужна подруга; женщины скажут — пустяк, —

Конечно, есть и такие, которым не нужен очаг.

Но о той хочу говорить я, кто леди Глостер еще,

Я нынче в путь отправляюсь, чтоб повидать ее.

Стой! И звонка не трогай! Пять тысяч тебе заплачу,

Если будешь слушать спокойно и сделаешь всё, что хочу.

Скажут люди, что я безумец, ты же будь настойчив и тверд.

Кому ж я еще доверюсь? (Отчего не мужчина он, черт!)

Мы затратили деньги на мрамор, еще при Мак-Кулло, давно.

Мрамор и мавзолеи — так возноситься грешно.

Для похорон мы имеем — остовы бригов и шхун.

Не один так писал в завещанье

и и не был ни шут, ни хвастун.

У меня слишком много денег,

так я думал… но я был слеп.

В надежде на будущих внуков

я купил этот Вокингский склеп.

Откуда пришел я, туда же и возвращаюсь вновь.

Ты возьмешься за это дело,

Дик, мой сын, моя плоть и кровь!

Десять тысяч миль отсюда, с твоей матерью лечь я хочу,

Чтоб не свезли меня в Вокинг, вот за что я тебе плачу.

Как это надо сделать, я давно уж обдумал один —

Спокойно, прилично и скромно — слушай меня, мой сын.

Знаешь наши рейсы? Не знаешь…

Так в контору письмо пошли,

Что, смертью моей угнетенный, ты хочешь поплавать вдали.

Ты выберешь «Мэри Глостер» — мною приказ уже дан, —

Ее приведут в порядок, и ты выйдешь на ней в океан.

Стоило много денег ее без дела держать.

Но могу я платить за причуды, на ней умерла твоя мать.

Около Патерностера, в тихой синей воде, —

Я, кажется, говорил уже, что отметил на карте, где.

(Она промелькнула в люке — коварное море вокруг!)

Сто восемнадцать на запад и ровно три на юг.

Направленье совсем простое — три на юг, как я уж сказал.

На случай внезапной смерти Мак-Эндрю я копии дал.

Он шеф пароходства Маори, но отпуск ему дадут,

Когда ты ему напишешь, что он мне нужен тут.

Три брига для них я построил — и удачно исполнил заказ,

А Мака я знаю давненько, а Мак знал обоих нас.

Ему я передал деньги, лишь стало плохо мне.

К нему ты придёшь за ними, предав отца глубине.

Недаром ты плоть от плоти, а Мак мой старейший друг!

Его я не звал на обеды, ему не до этих штук.

Он за меня молился, старый морской шакал,

Но он не солгал бы за деньги, умер бы, но не украл.

Ему придется «Мэри», на буксир у пролива взять…

Свадебный тур совершает сэр Антони Глостер опять

В старой своей каюте, хозяин и капитан,

Под ним винтовая лопасть, вокруг голубой океан.

Плывет сэр Антони Глостер —

веет флаг, наша гордость и честь

(Десять тысяч людей к услугам,

а судов на морях и не счесть!

У подножья Патерностера — ошибиться нельзя никак—

И последний пузырь не лопнет, как тебе заплатит Мак.

За рейс в шесть недель — пять тысяч —

как лучший фрахтовщик судов

И Мак передаст тебе чеки, как только я буду готов.

Потом вокруг Макассара ты возвратишься один.

Мак знает, чего хочу я… И над «Мэри» я — господин.

Твоя мать назвала б меня мотом —

есть еще тридцать шесть кораблей,

Я приеду в своей карете — пусть ждет меня у дверей.

Вся жизнь я не верил сыну; он искусство и книги любил.

И он жил на отцовские деньги,

и отцовское сердце разбил.

Итак, ты мне не дал внука, тобою кончен наш род!.

Единственный сын наш, о матерь,

единственный сын наш, вот!

Харроу и Тринити Колледж, а я день и ночь в трудах

Он думает: я — сумасшедший, а ты —

в Макассарских водах.

Плоть моей плоти родная, во веки веков, аминь.

Первый удар был предвестником — призывом морских пустынь.

Но — дешевый ремонт дешевки —

(доктора говорят, я — больной.)

Мэри, а ты не явилась? Я всегда был ласков с тобой.

Ты ведь теперь бесплотна; и женщин встречал я в пути,

Но они были только женщины,

а я — мужчина. Прости!

Мужчине нужна подруга, понять это так легко.

Но я не делил с ними жизни, я только платил широко.

И что для меня пять тысяч! Я могу заплатить за мечту,

Бросить якорь близ Патерностера,

в моем последнем порту.

Я верую в Воскресенье; и Писанье читал не раз.

Но Вокингу не доверюсь; море надежней для нас.

Пусть сердце, полно сокровищ, идет с кораблем ко дну

Довольно продажных женщин, я хочу целовать одну.

Буду пить из родного колодца, другого источника нет,

Со мною подруга юности — и чёрт подери весь свет!

Я лягу в вечной постели (Дик, позаботься о том!),

Мак балласт разместит с дифферентом

на нос — и в волны потом,

Носом вперед, все глубже, огни горят в два ряда,

О днище пустого трюма глухо плещет вода

Негодуя, смеясь и ласкаясь, пениста, зла и темна,

Врывается в нижние люки, все выше растет она.

Слышишь! Всё затопило, от носа и до кормы.

Не видывал смерти, Дикки? Вот так умираем мы.

Пер А.Оношкович Яцына

76. СЕКСТИНА ВЕЛИКОГО БРОДЯГИ

Сказать по правде, все, какие есть

Счастливые дороги на земле

Я истоптал. А их ведь тьма, дорог!

Под одеялом чем потеть весь день,

Так лучше походить да поглядеть,

Покуда смерть-собака не взяла.

Живи, покуда яма не взяла,

Бродяжничай, покамест силы есть.

Не любопытно разве поглядеть

На то, как любят люди на земле,

И радоваться жизни каждый день,

И врать себе, что нет плохих дорог?

Давать и брать — к любой из двух дорог

Привыкни, а иначе — смерть взяла!

Жизнь вытяни одним глотком, как день,

Не жалуйся — все принимай как есть!

Не спрашивай, что можно на земле.

Хватай себе — раз любо. Что глядеть?

В дороге надо только приглядеть,

Где подработать для других дорог.

Трудяге всюду место на земле,

А неумеху лучше б смерть взяла!

Но ведь не век же вкалывать да есть,

Не на одно лицо всяк Божий день!

Переработаешь хотя бы день —

И уж не хочешь на людей глядеть.

И воду пить, и хлеб противно есть,

Пока не бросишь места для дорог.

Но вот огни на доках ночь взяла,

И ветер брат мне… Сладко на земле!

Жизнь — книга, и пока ты на земле,

Читай ее без отдыха весь день.

Но чую вдруг — тоска меня взяла

И на страницу тошно мне глядеть.

Других страниц хочу, других дорог —

Листай их, брат, покуда силы есть!

Бог дал земле такое — рай глядеть!

Стань каждый день мой гимном в честь дорог —

Смерть не взяла пока и силы есть

Пер. Алла Шарапова

Казарменные баллады часть 2. (1896 год)

BARRACK-ROOM BALLADS. РART.2

77. Вступление к «казарменным балладам» в книге «Семь морей»

Гомер сломал и бросил лиру,

А песнь, что пели все края,

Он просто спёр на радость миру,

Пришёл и взял! Совсем как я!

Матросы, девки на базарах,