Радуга любви - Маргарет Уэй

В комнате из-за дождя все окна были закрыты и стояла такая духота, что Пейдж не могла понять, как она до сих пор держится. С минуту Тай пристально смотрел на Джоэла, затем, словно что-то почувствовав, обернулся к Пейдж.

— Так, и в чем же здесь дело? — натянуто спросил он. — Любовная перебранка? Но позволь мне сказать тебе, что Кумбала у нас — прежде всего!

Джоэл пронзительно, словно в истерике, расхохотался.

— Вот он, милая! — воскликнул он. — Вот он, ответ! Таю никто не нужен! У него есть Кумбала, любимая и единственная!

Лицо его перекосилось от невыносимой боли. Он казался таким юным и таким несчастным, что у Пейдж в душе все перевернулось. Сострадание вспыхнуло в ней с новой силой, едва не удержав ее от глупостей. Она было кинулась к нему, но в последний момент Тай остановил ее.

— Сейчас или никогда, детка. Никакой игры на чувствах. Джоэл уже большой мальчик. Или ты его любишь, или нет. Довольствоваться меньшим было бы нечестно для вас обоих. Если ты его любишь, замечательно. Если нет… он это переживет. Может быть, даже повзрослеет. Тебе решать!

Ей хотелось закричать, налететь на него с кулаками, видя, что его смуглое суровое лицо не сулит никакой пощады. Она не могла отвести от него глаз, уже думая о том времени, в котором Таю не будет места. Она гнала прочь эту мысль, пока еще рука его крепко держала ее. Но что бы она сейчас ни ответила, это стало вдруг неважно, ибо в дверях появилась запыхавшаяся Соня Бенедикт.

— Тай! Тай! — Она вбежала в комнату, держась за сердце. Всем стало ясно, что у нее дурные вести. — За нами прислали самолет, — дрогнувшим голосом сказала она. — Скорее, Тай. У дедушки был удар… едва ли он оправится!

Тай поспешил за ней, неохотно отпуская Пейдж. В глубине его зеленых глаз притаилась боль.

Глава 9

Первый месяц или около того после возвращения из Кумбалы Пейдж провела словно во сне, причем сон этот больше напоминал кошмар. Всякий раз, стоя перед зеркалом, она видела в нем рядом с собой высокую фигуру Тая и его отливающие зеленью глаза. Когда первое потрясение прошло, она перестала плакать, однако горький комок стойко держался в горле.

В тягостные недели одиночества и тоски она чуралась оживленной ночной жизни, прежде доставлявшей ей столько радости: вечеринки, театр, балет потеряли свою притягательность, она избегала друзей, которые начали уже волноваться за нее и делать неутешительные выводы. Но время шло, и мало-помалу она начала принимать доброжелательные приглашения, скорее для того чтобы успокоить приятелей, чем для собственного удовольствия. В глубине души по-прежнему жила скорбь, внешнее спокойствие скрывало тревожную тоску по Таю, рядом с которым другие мужчины стали казаться ей тусклыми и незначительными. Неужели так будет всегда? Сама того не замечая, Пейдж погрузилась в полную апатию.

Ее былая живость сменилась холодной отстраненностью от всего. С ее помощью она наконец надежно защитила себя от любых чувств и эмоций и была бы довольна и спокойна, если бы не воспоминания — они без устали преследовали ее. Что бы ни приказывал разум, душа, сердце и кровь помнили его. Большой Джон Бенедикт умер. Теперь Тай стал полновластным богатейшим правителем и наверняка позабыл тунгариин, радужную птицу, что всегда улетает осенью. Как ни странно, тоска не мешала ей работать, даже, наоборот, помогала и поддерживала: Пейдж находила утешение только за рабочим столом, полностью выкладываясь. После того как она провела несколько шоу для крупных магазинов, Пейдж стала пользоваться большим спросом — ее комментарии при демонстрации моделей заметили. Сначала ее взяли лишь как замену в последнюю минуту, но здесь, как в сказке со счастливым концом, светлый ум Пейдж, ее грация и вкус покорили многих, и к ее услугам начали прибегать постоянно. Она и сама выглядела, как модель, ухоженная, очаровательная. Пейдж очень заботилась о своей внешности, словно это было вопросом жизни или смерти, а собственно, в определенном смысле так оно и было — своеобразной терапией для души, скрашивающей время. Она отрастила волосы, принялась экспериментировать со стилями одежды и макияжа и в светских кругах стала одной из признанных первых красавиц. Только вот холодна как лед, считали ее многочисленные поклонники, пытаясь, впрочем, перепрыгнуть и эту высокую планку.

Только однажды Пейдж позволила себе расслабиться. Вернувшись домой после утомительного рабочего дня, она обнаружила в ящике письмо от Сони Бенедикт с забавной припиской от Дайаны. Все они, Соня, Дайана и Трейси, в скором времени собирались в Европу, чтобы застать раннюю весну в Англии и провести там полгода или больше.

Прочитав письмо, Пейдж начала перечитывать его заново. Они все хотели узнать ее новости. Все ли? Губы ее задрожали. Джоэл взял на себя управление Мундорой, сменив Боба Хилтона, и справляется просто отлично; он подчинялся непосредственно Таю, который после смерти деда буквально был завален работой и занимался сейчас полной реорганизацией Империи Бенедиктов. Сейчас он уехал в Мельбурн, и неизвестно, сколько еще там пробудет. Они надеются повидаться с Пейдж по возвращении и обещают писать ей из Европы.

Пейдж бессильно рухнула на кровать и долгое время лежала молча, не в силах пошевелиться. Тоска и отчаяние затопили ее, и она разрыдалась так, как не позволяла себе рыдать даже в те ужасные первые недели. Затем медленно и через силу взяла себя в руки. Лицо ее распухло, а ведь завтра показ. Господи, ей-то казалось, что она распрощалась с ними… навсегда!

Зал был набит до отказа, отовсюду слышался смех и разговоры, в воздухе витало приятное возбуждение. Все ждали начала шоу «Осенние арабески», представлявшего новую зимнюю коллекцию. Гвоздем этого сезона был возврат к классике — предлагались простые, отлично скроенные платья, особое очарование которым придавали современные детали: броши, шарфики или что-нибудь подобное.

Глядя на Пейдж, восхитительную в одном из лучших платьев коллекции, никто бы не догадался, что творится у нее на душе. Письмо из Кумбалы выбило почву у нее из-под ног, разрушило тот ее бастион, который она успела выстроить. Предстоящий показ раздражал ее, как и эта ритмичная музыка, звук собственного ее голоса, грациозные, словно лани, модели, как жадные взгляды клиенток, страдающих от ожирения. Но нужно было вести показ, и она продолжала говорить, время от времени добавляя к готовому тексту свои оригинальные замечания. Она обратила внимание на одну из моделей — высокую, темноволосую, с серыми глазами; ее гибкое тело и длинные ноги подчеркивали красоту бежевого платья из легкой шерсти.