Третий глаз - Владимир Фалеев

В конце дня Даша, как обычно, залетела в комнату горничной и спросила о Зоте, и толстая румяная кастелянша, оглядев воспитательницу с ног до головы, вдруг всплеснула руками. Даша глянула на свои ноги и ахнула: из босоножек торчали корявые вороньи пальцы. Она обратила внимание, что ее вороний облик приметили проходившие мимо девчата, из каждого угла на нее смотрели с удивлением и любопытством, а некоторые и с укоризной.

В коридоре Даша натолкнулась на расфуфыренную — пузырь взбитых кудряшек, — напомаженную Галину Жукову. Маленькая, как зайчик, в коротенькой юбочке и розовом свитерочке, в накинутом на плечи незастегнутом плаще, благоухала духами, и золотой зуб ее сиял слишком ярко… Кинулась к Даше с возгласом:

— Как приятно видеть тебя в натуре!

— Что ты имеешь в виду? — опешила воспитательница.

Бойкая, восторженная Галка, прищурясь, порывисто зашептала ей на ухо, что все девчата догадываются, что Даша — ворона, только в другом оперенье, а теперь, когда Даша ходит в своих перьях и не скрывает этого, — даже пикантно.

— Я спешу на парашютную станцию, а завтра улетаю в Ленинград, — объяснила Галина. — Я слышала, что ты хвастаешься дружбой с исполняющим обязанности начальника строительства товарищем Стрелецким.

Даша попятилась от Жуковой:

— Ты в своем уме, Галка?! Где я хвастаюсь?

— Преследуете его вместе с мужем, сам Павел Николаевич говорил. — Галина отвернулась к окну, в которое хлестал откуда-то взявшийся дождь, и струи, извиваясь, сбегали по стеклам, просачиваясь в щели, увеличивая лужицу на подоконнике. Покрутив перед глазами вороны часиками на запястье, утерев шершавым пальцем слезу на вороньей щеке, Галка строго сказала: — Не реви! Не поверят! Нас награждали, и мы с поварихой подвалили к Павлу Николаевичу. Он сам объявил, что ты, ворона, его преследуешь.

— Это Лука его преследует, мой муж! — задохнулась от возмущения ворона.

— Зря не каркай! — Галка крепкими, цепкими руками обняла плечи вороны. — Улетай куда-нибудь. Вон Женя-повариха беременна от Кваши, она ни от кого не скрывает левой любви, уволилась и устроилась в городское кафе. Она в своем наряде ходит, а ты в чужом. Предупреждала же я тебя, не рисуй карикатуру на Ухватова, засудят его… Теперь его арестовали, и бетонщицы будут смеяться над твоим опереньем, пока не привыкнут. Хорошо, что здесь нет Ванды… Ты забыла ее? Она в больнице. Ходили они с Дрыгиной в мехколонну, помнишь? Катерине хоть бы хны, а Селедкина простудилась, у нее воспаление легких.

«Так я все-таки ворона». Оставшись одна в коридоре, Даша принялась обчищать и общипывать перья. Конечно, никакими платьями этого не скрыть! Вышла на улицу, а тучи обложили город. Лил косой дождь. Силуэты зданий едва просматривались. Дождь долбил частыми струями комья глины на ухабистой осклизлой дороге; по уклонам, извиваясь, бежали потоки. Ворона летела по каменному коридору улицы между мокрых корпусов зданий, под нею, внизу, плелись полуреальные силуэты прохожих, затененных зонтами. Колеса машин окатывали брызгами плащи и ноги бегущих людей. Вороне это не угрожало. Но лететь было тяжело: порывы ветра меняли наклон крыла, того и гляди швырнет к земле и шмякнет об асфальт. Взмахивая крыльями чаще, регулируя полет хвостом, все-таки добрались до здания кафе. Кирпичный корпус, а сбоку стеклянная пристройка. Села на край железного ящика для мусора, посидела, вспорхнула и осторожно влетела в черный проем двери. Это был черный ход. В коридоре толкались грузчики в спецовках, они удивились, что ворона залетела к ним, спасаясь от дождя, и не стали ее прогонять. А ворона, зорко наблюдая за всеми, обнаружила дверь в кухню и, как только она растворилась, промчалась туда, там увидела Женю-повариху в белом, с темными отметинами жира халате. Та оглянулась на карканье, подбежала к вороне, бодрая, полногрудая, распаренная жарой, обдала ворону смесью запахов тушеного мяса, жареного лука, острой подливки и еще чего-то.

— Кыш! — закричал кто-то на кухне. А Женя протянула вороне руки, показала жестом, чтобы она садилась на спинку стула возле стола, потом поманила в другую комнату, где за застланным белой скатертью столиком курили две молоденькие официанточки в кружевных чепцах. Ворона села с грязными лапами прямо на белоснежную скатерть.

— Что с тобой? — притворно беспокоилась Женя. — Поедим, согреешься. — Она осмотрела ворону, погладила по перьям, удивляясь, какие бывают с людьми превращения.

По знаку поварихи на столе, как на сказочной самобранке, возникли тарелки с душистым мясом, чашечка кофе, мягкий хлеб. А вороне есть не хочется. Узнать бы только, как отзывался о ней вчера Павел Николаевич. Хихикая, Женя опять подмигнула официанточке — и на стол поставили стакан со сметаной.

Женя осторожно дотронулась до вороньей лапы:

— Ложечку тебе дать или будешь совать клюв в стакан? — спросила она.

Ворона обмакнула нос прямо в стакан, высоко подняла голову, проливая сметану в горло, негромко каркнула: «Хорошо!»

— А слыхала? — сотрясаясь грудью от разбиравшего ее смеха, заговорила Женя. — Зот вошел к девчатам в комнату, попросил напиться, а ему, дескать, пей в стакане на подоконнике. Он хоп — и сглотнул. А то женское молоко, для младенца сцеженное. Вот тебе и экстрасенс!

Вороне это совсем неинтересно. Ее раздражает, что она окружена черепушками, шкварками и веселым смехом. «Карр!» — сказала она строго.

Чего карр? — не поняла Женя и опять прыснула. — Послушай… — Женя не могла сдержать душившего ее смеха и, запрокинув голову, раскатисто захохотала, — Дрыгина требует с Зота алименты! — наконец выговорила, переводя дух.

— Карр, — ответила ворона.

— Истина! Клянусь тебе, истина! Она уже в народный суд заявление по почте послала. Если Зот не женится на ней, то принудит его платить на ребенка. Катю знаешь! Она не оборотень! Она такая и есть, как есть. Видела бы ты, как она на реке охмуряла его! Он девчат плавать учил, а Катя кричит: «Тону! Тону!» Зот бросился на помощь, Катя вскакивает — воды ей по пояс, а сама без купальника…

— Карр, — неодобрительно ответила ворона.

— Чего заладила: карр да карр! — Повариха утерла вороне нос бумажной салфеткой. — А я-то думала, ты из другого теста, не такая, как мы… Лапы грязные, перья мокрые…

— Не горюй, ворона! С мужиками ухо держи востро! Учись у Сонечки Бородай: через Пашку жениха в начальники провела. А Пашка-то, ха-ха! Робот! Слыхала?

Ворона мотала головой.

— Не понимаешь, что ли? Электронно-хозяйственный мозг. Говорят, очень дорогой механизм! А ты к этой машине и подкатилась, ворона! Глупая птица. Кваша у меня тоже счетно-решающее устройство, жениться не может на мне. Не положено… Мужиков стали переделывать в механизмы! Понимаешь? Они работают строго по программе, а все, что сверх программы, у них наперекосяк выходит… Для семьи эти манипуляторы совершенно непригодны! Я тайно захожу к нему в квартиру, кое-что подверну, потру тряпочкой, почищу… Где, спрашиваю, жена? А у него и жена вроде слесаря, плохо содержит механизм в рабочем состоянии. Я ей помогаю на общественных началах… А ты что же, хотела Стрелецкому жену заменить? Это ему по штату не положено!

— Карр! — возразила ворона.

— Не карр!! — топнула туфлей Женя. — Если бы я была на твоем месте, то потребовала бы от робота, чтобы он послал меня заведовать Домом культуры на лесной станции. Там вороне раздолье, никто тебя не знает и не осудит…

Дальше ворона уже не слушала. А Женя весело хвалила супермальчиков, которые скоро ввалятся в кафе, какая обалденная заиграет музыка в танцевальном зале; тут легко забыть не только о хозяйственном механизме, но и о муже…

А ворона ходила вразвалку по белой скатерти, оставляя лапами грязные отпечатки, схватила клювом из блюдца конфету в блестящей обертке, взмахнула крыльями и вылетела через открытую форточку на улицу под дождь.

Глава 15

Допрос

Нам судьба

Путей не открывает: ни наукой,

Ни хитростью ее не купишь тайн,

Сообрази же и веселись. За кубком

Хоть день, да твой, а завтра, чье-то завтра?

С мокрыми перьями и слипшимся хвостом ворона влетела в подъезд дома, огляделась, нет ли собаки или кошки: они теперь опасны для нее. Перепархивая с перил на ступеньки лестничного марша, добралась до третьего этажа. Дверь квартиры не заперта, шагнула в прихожую, и защелка замка стрельнула, как сторожок капкана. В большой комнате, кроме мужа, гость — бородатый Сергей Афанасьевич Кваша восседал на полу, на медвежьей шкуре. Он держал на коленях ее сынишку Димку, одновременно брал одной рукой с расставленных на полу тарелок перья лука, куски хлеба и попеременно толкал их в свои волосы на лице, где, кроме осколка носа, была и дырка, называемая у нормальных людей ртом.