Благими намерениями - Эмиль

Мольх утратил возможность двигаться и с ужасом наблюдал, как два подсолнуха, раскрыв страшные зубастые пасти, поплыли к нему,

- Тебе конец! - перешли они на рычание.

- Нет! Не-е-ет! - истошно закричал Мольх, покрывшись мурашками, когда пасти остановились у его лица и дохнули запахом гнили. И тут всё куда-то исчезло, словно провалившись в вязкий кисель, и наступила темнота.

Лицо Мольху ошпарило холодной водой. Он разлепил глаза, снова зажмурил их от непривычки, дёрнулся, пытался двинуться и понял, что скован. Через несколько секунд он осторожно открыл их, прищурился и увидел открытую в темницу дверь и свет из коридора, который чуть не ослепил его. В проходе стояло несколько стражников и злая собака, которая надрывно лаяла, срывалась с поводка, и хозяину стоило неимоверных усилий утихомирить её.

- Время пришло! - гаркнул один из стражников, отставляя пустое ведро.

- Что? Какое время? - пытался спросить ошарашенный Мольх, но из горла вырвалось лишь сипение.

- Тебя ведут на казнь.

ГЛАВА 5

Этой ночью Блоднеку приснилась Тествера. Сон был удивительным: по бескрайнему маковому полю молодой княжич гонялся за своей невестой. Тествера мелодично смеялась, манила его изящной ручкой, но близко не подпускала, убегая с грацией и скоростью молодой серны, как только Блоднек приближался меньше чем на пять шагов. Принцесса прикрывала лицо веером, а в остальном была совершенно обнаженной. Юная девичья грудь вскакивала в такт каждому шагу, распаляя желание княжича. С каждым разом принцесса подпускала его всё ближе и ближе, но когда, явно поддавшись, дала схватить себя за руку, Блоднек проснулся.

Спалось плохо. Был ли виной тому плотный ужин, или может предрассветная духота, последовавшая за ночным ливнем, княжичу было все равно. А тут ещё такой сон. Юноша откинул покрывало и сунул ноги в замшевые сапожки. Походил по комнате. Помочился в ночную вазу, стоявшую в углу. За окном, переговариваясь вполголоса и бряцая алебардами, патрулировала улицы ночная стража. В полукруглом тагорнском зеркале отражался серп полумесяца, освещая опочивальню тускловато-серебряным светом. До рассвета было ещё далеко.

Блоднек хотел было позвать постельничьего, но передумал. Сам натянул штаны и камзол. До свадьбы должна была пройти целая седмица, а нагая Тествера и её упругая грудь никак не выходили из головы. Княжич сел на кровать: "В конце концов, князь я будущий или кто?". У Блоднека возникла смелая и даже наглая идея.

Когда-то давным-давно его старший братец хвастался, что дед Гинеус Первый показывал вход в подземелье, о котором вроде бы никто не знал. Комната Сурдана пустовала уже несколько лет, с тех самых пор, как отец прилюдно отказался от умалишенного сына и выгнал из княжества. Выгонять было за что. Сурдан болезненно увлекался музыкой, услыхав в детстве концерт проезжих органистов - загорелся идеей самому освоить этот инструмент и не просто освоить, а научиться самому делать органы, подбирая при этом самые различные материалы. Откуда в его голову закралась мысль, что самый лучший инструмент получится из человеческих костей, никто не знал. Поймали наследника престола кузнецы, поминавшие на Верузийском кладбище старого друга. Поймали с поличным, в том самый момент, когда руками разрывший заброшенную могилу Сурдан набивал костями мешок. Несмотря на высокое княжеское происхождение, он был жестоко избит, а вечером к замку пришла толпа черни с вилами и дрекольем. Чернь поддержали также и купцы с ремесленниками. Подозревали ли они в Сурдане упыря или не подозревали, но их поход на замок имел продолжение. Если Гинеус сначала хотел пригнать несколько обозов стражников в тяжёлых латах, чтобы разогнать толпу, то, подумав, испугался за собственную жизнь и послал глашатая, которому удалось всех успокоить, клятвенно пообещав, что виновный в осквернении могил будет наказан по всей строгости. Князь отказался от сына, выгнал его из столицы и запретил приближаться к ней менее, чем на сто одну версту. Поначалу требовавшая отрубить ему голову и сжечь толпа удовлетворилась и этим.

С тех пор именно Блоднек стал наследником Гинеуса, но радости не было. Если отец предал одного сына, то мог также предать и второго. При живом деде, чернь, визжа, мчалась бы по домам со своими же дрекольем в заднице. А потом мобилизованная стража вышла бы на улицы, и быдло, дерзнувшее взбунтоваться, утонуло бы в крови. Сурдан, скорее всего, тоже не остался бы безнаказанным, но простить мятеж в княжестве дед бы не смог. А отец, тьфу, да что там говорить, он до сих пор задабривает хамов из припортовых трущоб мелкими подачками. Едой, одеждой, серебро на выпивку дает. Лишь бы не взбунтовались.

Блоднек нервно сплюнул, окончательно отогнав нахлынувшие воспоминания. Подошел к двери и прислушался. В коридорах стояла тишина. Юноша снял со стены потухший факел. Опустившись на колени, нащупал огниво и трут на дне деревянного сундука. Сунул во внутренний карман кафтана бутыль с припасенным вином. Отворил дверь и, воровато оглядываясь, на цыпочках пошел в комнату брата.

Пол и стены комнаты давно покрылись толстым слоем пыли. Сюда давно никто не заходил. В углу стоял золотой орган Сурдана. Княжич ещё помнил, где находится камень, открывающий потайной ход. Рычаг был закрыт гобеленом. Блоднек подставил стул, кряхтя, взобрался на него, аккуратно снял гобелен и, бросив ткань на пол, стал водить ладонями по стене. На ощупь камни казались совершенно одинаковыми, но один едва заметно выдавался вперёд. Княжич упёрся в него руками и с усилием нажал. В стене что-то щелкнуло. Плита, закрывавшая вход в подземелье, заскрипела, задребезжала и стала медленно уезжать в сторону. В покоях запахло сыростью, гнилью и ещё чем-то противным, отчего сразу запершило в горле.

Блоднек слез со стула. Прислонил ухо к двери. Шум плиты, кажется, никого не разбудил. Длинный коридор подземелья уходил далеко вперед, извиваясь змеёй. Княжич, обладая богатым воображением, вдруг представил, что в подземелье его поджидает братец, желая предъявить претензии на престол и на Тестверу. Ему даже почудилось, что он слышит из подземелья отвратительный смех. Ещё раз прислушался, стояла тишина. Блоднек затряс головой, отгоняя видение и, немного поколебавшись, ступил в подземелье.

Факел ужасно чадил и почти не давал света, однако путь просматривался не меньше чем на тридцать шагов. Блоднек надавил на рычаг, стена с лязгом затворилась. Сердце бешено колотилось, однако он собрался с силами и стал спускаться по ступеням. Под сапогами что-то хрустело, один раз он наступил на нечто мягкое. Посветив, юноша увидел полуразложившийся, раздувшийся труп крысы, после этого он старался под ноги не смотреть. Живые крысы тоже иногда попадались, но не шарахались от путника в стороны. Наверное, люди им давно не встречались.