Главная роль 5 (СИ) - Смолин Павел

«Дресс-код» установила Дагмара, а я не полез — он в эти времена единственно правильный, из парадных мундиров для служивых, и гражданских строгих костюмов для прочих состоящий. Доминирующий цвет в гардеробе дам — белый, украшений велено надевать по минимуму, избегая бриллиантов, доминирующий стиль самой свадьбы — «зимний». Лошади — строго белые, на площадях и пустырях устроен полный комплекс «зимних забав», свадебный маршрут и Красная Площадь украшены ледовыми фигурами — под это дело подвели конкурс, позволивший пополнить картотеку тех, кому можно заказывать памятники, коих в ближайшие годы станет много.

Приглашенные непосредственно на территорию Кремля гости женского пола получают во временное пользование теплую одежду — шубы есть не у всех, а на улице-то мороз. Подумали и о ногах драгоценных подданных, застелив территорию Кремля коврами.

Рождество праздновали семейно, с приятным бонусом в виде Вильгельма с его женой — не могли же не приехать заранее, все на всякий случай проверить и показать, как сильно они довольны браком. Ну и о важном поговорить. Марго «бонусом» не считается — от статуса молодоженов нас отделяет маленькая, раздражающая формальность, но радоваться первому в жизни Маргариты православному Рождеству это не помешало. Радовались и Вильгельм с Августой Викторией — да, наше Рождество им отмечать нельзя, но просто посидеть рядом и поговорить-то никто не запрещал.

Японкам Рождество отмечать не только можно, но и нужно — Православие приняли еще дома, в соборе Воскресения Христова, лично Николай Японский проводил, ныне в сане архиепископа Токийского и Японского ходит, и прихожан у него сильно прибавилось — раньше многие островитяне даже при желании принять Православие боялись это делать: несовместимо с божественным происхождением Императора, а значит чревато последствиями. Теперь нормально — Муцухито, как нормальный язычник, боится обижать Бога, способного даровать своему помазаннику такие способности, которые местные Ками и потомок Аматерасу на своих землях и отключить-то не могут.

К моему удивлению, никаких проблем — дядя Леша не самоубийца, и понимает, что любые поползновения в сторону Харуки обернутся для него потерей остатков и без того невеликой поддержки со стороны Романовых. Печально — воровство, на мой взгляд, гораздо хуже небольшой дипломатической «тряски», которой обернется проигрыш «Пудов» собственной похоти, но Романовым воровство побоку — пусть у царя с цесаревичем голова за броненосцы болит, а мы будем морщить нос на неприятные разговоры и красиво тусить.

Ой, да к черту — в такой день не хочется думать о делах и тяготах политического процесса в России, хочется просто радоваться. Из-за благовоний и набившейся толпы особо важных «ВИПов» в Успенском соборе душно, некоторые от спертости воздуха подозрительно бледные — дамы в основном, им из-за корсетов вдвойне сложно. Нервов добавляет и крайне важная мысль «если из-за духоты я потеряю сознание или проиграю тошноте, меня неизбежно объявят зараженной „бесами“». Потерпите, уважаемые, немного осталось.

В подсвеченном бледным светом из окон и свечами, уютном сумраке, с Дагмарой под руку, по ковровой дорожке идем к алтарю, где нас ждут Вильгельм и Маргарита. Невеста выглядит ослепительно: на белоснежном платье серебряными нитями вышиты снежинки, с ним великолепно сочетается бриллиантово-платиновый комплект драгоценностей. Мастерам пришлось сильно постараться, но того стоило — каждый камешек покрыт «зимними» узорами, ими же усыпаны оправы. Очень тонкая работа, которая станет основой очень дорогой и редкой серии «зимних бриллиантов» — это даже не в лакшери-бутиках продавать станем, а с аукциона. Для защиты от холода к наряду невесты добавились горностаевые, столь же белоснежные, меха. На лицах более устойчивых к духоте дам хорошо читается зависть, на лицах мужчин — правильно, тоже зависть, но уже к отхватившему такую роскошную женщину мне.

Дошли, выстроились, и наш семейный духовник, Иоанн Леонтьевич Янышев, взялся за дело — никому другому доверить венчание и я не хотел, и Дагмара бы не позволила. Немного все-таки влез, добавив в участники церемонии очень известного и любимого в народе, пока не канонизированного Иоанна Кронштадского.

Удивительный человек — если я свою «медийную стратегию» сознательно продумывал, интегрируя подвернувшиеся потенциально громкие события, то Иоанн, как и должно служителю Русской Православной Церкви, человек скромный и не любит, когда ему мешают заниматься созидательным трудом — в основном врачевать.

Мир не без добрых людей — ходили исцеленные телом и духом гости Иоанна по Руси, несли добрую весть о нем всем желающим. Это заметили журналисты, и к протоиерею пришла слава. Вместе со славой хлынули пожертвования, и теперь вокруг Иоанна имеется лично и с помощью волонтеров выстроенная благотворительная машина. Такое положение дел радует всех — от меня до самого протоиерея, осознающего свою большую пользу для соотечественников. Себе протоиерей не оставляет ни копеечки — может себе позволить поручить все бытовые вопросы ближайшим помощникам. Вот те — да, бухгалтерию ведут да «прайс-листы» (прости-Господи) составляют. С умом — если богатею лень ехать на поклон к Ионну самому, пусть раскошеливается на поездку по высшему разряду. Отработав заказ богача, протоиерей домой не уезжает, а остается вершить добрые дела в месте пребывания, не чураясь врачевать да утешать малоимущих и одаривая их денежкой. Я такому человеку на землях Империи рад, потому и попросил личным письмом поучаствовать в Венчании — народу понравится.

Мысли бежали в голове своим чередом, но нисколько не мешали мне смотреть в спрятанные под фатой глаза любимой, к умилению и радости всех присутствующих. Александр в своем кресле — Дагмара к нему присоединилась после «проходки» — едва сдерживает слезы, а дамы во главе с Императрицей (актуально и для не-русской части свиты с поправкой на демонстративную стойкость Вильгельма и других «главняков») плачут открыто, с улыбками, кокетливо промокая глаза платочками.

Под конец положенных речей по сценарию должна ожить камера — она снимала, как мы встречаемся у алтаря, а серединку для экономии пленки решено пропустить. Ожидание Венца над головою немного жжет совесть — он символизирует «победу над плотью», но больше года назад, на Дальнем Востоке, я плоти радостно проиграл. Успокоив себя тем, что потом я долго и трудно «постился» и совершил много благих дел, я отогнал грустные мысли и в очередной раз осенил себя крестным знамением.

Далее Иоанн Леонтьевич отправился в Алтарь, откуда вернулся с кольцами — золотым и серебряным. Золотое надел на мой палец:

— Обручается раб Божий Георгий, рабе Божией Маргарите, во имя Отца, и Сына, И Святаго Духа, аминь.

Перекрестив меня трижды, семейный духовник надел серебряное на пальчик Марго:

— Обручается раба Божия Маргарита, рабу Божию Георгию, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь.

Тройное крестное знамение, после которого свидетели (для меня это князь Оболенский, на правах хорошо себя зарекомендовавшего Рюриковича, для Марго — ее статс-дама и лучшая подруга Гертруда) поменяли нам с Марго кольца. Коллективная молитва, после которой мы с Маргаритой обменялись кольцами уже самостоятельно. Снова молитва. Далее у нас проходка из притвора на середину храма — идем за вооружившимся кадилом Иоанном Леонтьевичем, взявшись за епитрахилью и распевая 127-й стих из Псалтири, не забывая повторять запев 'Слава, слава, слава тебе Боже наш, слава тебе Боже наш, слава тебе.

Остановившись в нужном месте, мы послушали поучительное слово. Теперь время клятвы верности.

— Имеешь ли ты, Георгий, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, взять себе в жену эту Маргариту, которую здесь пред собою видишь?

Ну конечно же имею — и «произволение непринужденное», и «крепкую мысль».

— Имею, честный отче.

— Не обещался ли другой невесте?

Тут тоже чистая правда:

— Не обещался, честный отче.

Очередь Марго: