Три розы - Юрий Бурносов

– Если никуда не девалось, то там и есть, – смущенно отвечал субкомиссар. За вереницей событий он и в самом деле запамятовал о письме, не глянув даже, кто писал его.

Как только они вошли в комнату, одноглазый Ольц зажег свечи, и Бофранк убедился, что письмо по-прежнему лежит там, где он его оставил. Сорвав восковую печать, субкомиссар извлек изнутри вчетверо сложенный лист бумаги и, выставив слугу за дверь, прочел вслух:

– «Любезный наш хире Бофранк!

Получив ваше письмо, уверились мы, что события складываются самым дурным образом. Предначертания, кои известны вам от нас, несут за собою последствия непоправимые. С тем чтобы стать подмогою в вашей многотрудной борьбе, я, Рос Патс, отправляюсь сегодня в некое место, где тщусь изыскать известного вам Бальдунга. Силы его ограничены, но никого другого поблизости не сыскать, а всякое промедление играет на руку врагам нашим.

Я же, Гаусберта Патс, останусь в поселке и займусь расшифровкою некоторых трудов, которые могут оказаться полезными для всех нас. Сие займет не час и не два, но как только все будет закончено, я прибуду в столицу и надеюсь застать вас в обычном месте проживания вашего.

Из того, что мне уже известно, сообщаю наиглавнейшее: пребываю в надеждах, что поверженный вами враг еще не скоро вернется в мир людской, но тем не менее знайте, что искать его надо в местах, где в земле – кровь.

И еще одно. Надеюсь, что подарок, оставленный мною, вы покамест не использовали. Если же использовали, знайте, что делать сие в вашем состоянии и положении можно не более трех раз. Не стану описывать, чем может обернуться злоупотребление, но прошу поверить мне на слово, ибо никогда не желала вам зла.

Напоследок о главном. Будьте осторожнее с чревоугодником! Слова его словно мед, честность его напоказ, но в мыслях его нет добра к вам!

С почтением,

Рос и Гаусберта Патс».

По Альгиусу видно было, что более всего его заинтересовал подарок, который нельзя использовать свыше трех раз, но толкователь благоразумно удержался от расспросов. Бофранк тем временем убрал письмо в конверт и спросил:

– Что бы за место могло быть, хире Альгиус, где в земле – кровь?

– Кладбище? – предположил толкователь, внимательно глядя одновременно на Бофранка и на каминную решетку.

– Вряд ли.

– Стало быть, скотобойня. Крови там предостаточно, она течет в реку по специальным стокам. Сам я там не был, но говорят, что в иные дни стоит ступить на землю – и кровь сочится наружу. Дрянное место – будь я Клааке, там бы и обретался.

– Знай я, как уничтожить это чудище, тотчас и пошел бы туда… – пробормотал Бофранк. – Простого пистолета против него недостаточно, шпага или кинжал и подавно не причинят ему особого вреда. Смертен ли он? И если – да, то как извести его?

– Нигде не описано сие. Но не будем отчаиваться, хире Бофранк!

– Меж тем настал час отчаянья!

Оба разом повернулись ко входу.

Шарден Клааке стоял там, занимая огромною фигурою своею весь дверной проем, и сжимал руками тело убиенного Ольца, с которого струились на пол потоки крови. Клааке словно выжимал труп, как делают прачки с бельем, и бедный слуга уже ничем не напоминал человека. Слышно было, как хрустят его кости и рвутся мускулы со связками.

Могло статься, что Клааке стоял здесь уже давно и слышал весь разговор или важную часть его. Впрочем, что за беда, если само чудовище теперь искать не требовалось.

– Стойте где стоите, если хотите остаться живы, – велел Клааке, отбросив в сторону мертвеца. Ольц ударился о стену и сполз на пол, оставляя на стене кровавые полосы.

– Вот и красавец наш, – произнес Альгиус, казалось, нимало не испуганный. Субкомиссар, напротив, похолодел, а недавнее желание любой ценою умертвить упыря растаяло, словно льдинка в горячей воде. Пистолет висел на поясе, на обычном месте своем, но что толку в нем? Шпага и вовсе лежала на постели, куда бросил ее Бофранк, вернувшись домой.

– Шути, шути, жалкий листатель пыльных книжонок, – с презрением произнес Клааке. Горящие свечи позволяли видеть его лицо, на сей раз не скрываемое капюшоном, и Бофранк обнаружил, что от страшной раны, нанесенной им при прошлой встрече, не осталось и следа.

– Помните ли, хире Бофранк, чем закончился разговор наш? – спросил упырь.

«Будьте осторожнее с чревоугодником! Слова его словно мед, честность его напоказ, но в мыслях его нет добра к вам!» – ожгли Бофранка только что прочитанные строки из письма.

– Несмотря на досадное наше расставание, я переговорил с грейсфрате Баффельтом, – начал субкомиссар, тщательно взвешивая каждое слово. – Грейсфрате, будучи убежден, что вы погибли, возрадовался и, кажется мне, счел свое могущество безграничным. Еще более утвердился он в этом мнении, когда взял штурмом монастырь на острове Брос-де-Эльде и велел умертвить ничтожного слугу вашего, настоятеля Фроде.

– Полагаю, в поисках Деревянного Колокола прибыл он туда? – насмешливо спросил Клааке. – Вот, можешь отдать ему, ибо теперь сия безделушка мне более ни к чему. Пусть получит свою погибель!

С этими словами упырь вынул словно из воздуха небольшой предмет, завернутый в тряпье, и швырнул Бофранку, который с превеликим трудом успел поймать его.

– Зачем ты убил возлюбленную друга моего? – спросил Бофранк. – Не ты ли клялся, что не тронешь моих близких?

– Не клялся, а всего лишь обещал. Но ты первым нарушил договор, когда выстрелил в меня! Ты разорвал договор, а я разорвал девку твоего прихвостня. Мы квиты, хире Бофранк!

– Так зачем ты явился сюда?

– Вы, хире Бофранк, – один из немногих, кто понимает, что же происходит на самом деле и что может произойти в самом близком будущем, пожелай я того. Мне нужен посланник, если хотите, мой глашатай, мой язык. Станьте им.

– Стало быть, вы нуждаетесь во мне, – уточнил субкомиссар, и слово «вы» он сказал не случайно.

– До поры, хире Бофранк, до поры… Но могу обещать, что участь ваша не будет столь жуткой, как участь некоторых других, осмелившихся противостоять мне. Я даже отпущу вас прочь из этих земель… чтобы найти позже, потому что рано или поздно не останется такого места, где не властен будет тот, кто послал…

Клааке осекся.

– Тот, кто послал тебя?! – продолжил Бофранк. – Люциус Фруде?

– Не называй этого имени, червь, – прошипел упырь. Черты его исказились, а зубы, казалось, выдвинулись вперед.

– Вот кого ты боишься, Шарден Клааке. Вот кто твой хозяин и господин. А ты всего лишь пес, жалкий упырь на посылках. Но почему хозяин твой не явился сам? Или он тоже боится?!

Это выкрикнул Альгиус, выступив из-за спины Бофранка. Длинные волосы его разметались, в руке он сжимал сверток с Деревянным Колоколом.

– Я повторю: не называй этого имени! – завопил упырь, и ужасный крик его наполнил комнату, сотрясая стены ее. Затем Клааке вспыхнул, словно фальшфейер, а когда Бофранк и Альгиус вновь открыли ослепленные глаза, в дверях уже никого не было.

– Отчего он не убил нас? – спросил ошеломленный Бофранк. – И что изгнало его?

– Люциус… Очевидно, он услыхал, как мы именуем его, и тотчас призвал своего слугу. А убивать нас то ли нет покамест резона, то ли есть нечто, что предохраняет нас от смерти. Не ваш ли подарок, хире Бофранк?

– Подарок тот совершенно иного свойства, – покачал головою субкомиссар и уставился в угол, ибо внимание его привлекло подергивание членов трупа бедняги Ольца. Еще совсем недавно казалось, что ни капли жизни не осталось в исковерканном теле, а теперь оно шевелилось. Вот чуть согнулись пальцы и заскребли половицы… вот приоткрылся рот, из коего потекла густая красная жидкость…

– Страшно, когда мертвый ходит… – медленно проговорил Альгиус. – Уйдем отсюда и запрем двери, хире Бофранк, пока он не встал. Переночуем у меня – хотя сколько ее осталось, той ночи! – а с рассветом посмотрим, что станется с одноглазым.

Излишне будет говорить, что ночлег Альгиус и Бофранк нашли в ближайшей харчевне, где и уснули в окружении пролитого вина и обглоданных каплуньих костей.

Эти полуверные, чуть только заслышат гром, сейчас же говорят:

«Вот он, наведенный ветер», и начинают его проклинать, говоря:

«Проклят язык, что его накликал! Вот бы ему отсохнуть!»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,

И ПОСЛЕДНЯЯ, в которой утро так и не наступило

Хаиме Бофранк с трудом оторвал голову свою от столешницы, и это было следствием не только тяжкого пьянства, но и того, что длинные волосы субкомиссара прилипли к засохшей винной луже. За маленьким оконцем, затянутым слюдою, подле которого они сидели, по-прежнему стояла ночь, однако Бофранк чувствовал себя так, словно проспал в неудобном положении не один час.

– Пробуждение ваше своевременно, – произнес мрачный Альгиус, сидевший рядом. – Утра нет; ночь длится и длится, хотя по всем расчетам моим давно уж пора бы взойти солнцу.